Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

- Стэм… – тихо выдохнула женщина, находясь в предобморочном состоянии.

- И не надо на меня так смотреть, – улыбка сползла с потрескавшихся губ парня. – Твоя жалость не уменьшит твоей вины. Каждую ночь, когда к стене меня прижимает очередная вонючая мразь, я представляю на своём месте тебя или твою дочурку! И знаешь, от этого мне, действительно, становится легче! – прорычал он.

- Прости меня… – прошептала гостья, шмыгая носом, – прошу тебя, прости меня! – воскликнула она, вскакивая со своего места, огибая стол и падая перед узником на колени. – Прошу тебя… прошу! Прости! Ты же понимаешь, я тогда была ослеплена гневом! Узнать, что ты изнасиловал мою дочь! Что я, по-твоему, должна была делать?!

- Что?! – Стэма передернуло, – для начала тебе стоило НЕ ВЕРИТЬ! – выкрикнув это, парень развернулся к гостье и со злостью пнул её в плечо, тем самым отталкивая от себя. – И не смей подходить ко мне, женщина, – прошипел он, походя в этот момент на дикого зверя, которого пытались вытащить из клетки, а тот был настолько напуган, что огрызался и царапался.

После такой дерзости со стороны заключенного в комнату тут же забежала охрана, но до Стэма мужчины добраться не успели. Женщина жестом попросила их остановиться. Она медленно поднялась с пола, отряхнула колени и вновь взглянула на парня:

- Стэм…

- Стэм, Стэм, Стэм! Чего заладила?! Имя мое вспомнила?! Может, тогда и нашу первую встречу вспомнишь? Наши свидания? То, как мы вечерами укутывались в длинный плед, тот самый, с оленями, и слушали музыку, то, как мы ходили на пикники, как были вместе! Вспомнишь сейчас, раз не смогла вспомнить тогда, когда меня обвинили в изнасиловании! Вспомнишь того человека, что был рядом с тобой столь длительное время, который неоднократно спасал твою жизнь и готов был вверить свою! Тот, кто НИКОГДА бы даже пальцем не тронул твою дочь, как бы отвратительно она себя ни вела! НИКОГДА, слышишь?! Именно об этом ты и должна была подумать, выслушивая тупой бред своей выблядки! «Стэм на такое не способен!» – сказала бы любящая женщина! Но ты слепо поверила в бредни малолетней шлюхи, трахающейся с мужиками, наверное, лет с тринадцати! Злобной твари, которая рушит чужие жизни из-за своих эгоистичных желаний, ничтожной суке! А кто в этом виноват? Кто её воспитал никчемной жалкой проституткой?! Ты воспитала! И я ненавижу тебя за это! И тебя, и её!!! – Стэм бы говорил и говорил, всё, что накопилось за эти три месяца, все свои разочарования, гнев, ярость, пренебрежение, страх и отчаянье, не жалея губ и не обращая внимания на струйки крови, стекающие по обе стороны от его рта. Но звонкая пощёчина заставила его замолчать.

- Прекрати истерику, – сама находясь на грани оной, дрожащими губами прошептала женщина.

- Ты же хотела правду? Так получай. Я не трогал Ёрику. Эту правду я сказал тебе ещё в первый день допроса. Смотря тебе в глаза, шепча, как люблю тебя, я говорил раз за разом эту чертову вонючую правду! «Я не трогал Ёрику, я не трогал Ёрику, я, правда, её не трогал!» – повторял, и повторял, и повторял это целую неделю, после суда. Ходил по камере взад и вперёд и не мог замолчать, боясь, что если перестану произносить это вслух, то Сам поверю в то, что я насильник! Благо, я вовремя взял себя в руки. Думаешь, меня напугали допросы? Обвинения? Или суд? Эти осуждающие взгляды якобы лучших друзей, которые с радостью поверили в бред тупоголовой малолетки вслед за тобой?! Это безвольное стадо, от которого меня воротит?! Бьюсь об заклад, времени зря они не теряли и ещё долго обсуждали сослуживца-неудачника! А, может, обсуждают до сих пор? М? Перемывают же мне косточки, не так ли?!

Гостья молчала.

- Конечно, перемывают. Перешёптываются о том, какая мерзость работала неподалёку от них, и не подозревают, что это Они мерзости! Это они тухнут в этом дерьме! Копошатся в нём, как опарыши, и счастливы этому! Я должен сказать тебе спасибо! Ты открыла мне глаза! Именно ты показала мне, каков этот мир по-настоящему, предав меня! Растоптав меня! Уничтожив меня! Я больше не верю в любовь и счастье, в друзей и ёбаное солнышко над головой, больше не грежу о семье, родных, не хочу пикников и музыки. Я хочу МЕСТИ!

Женщина его уже не слушала. Она прошла к выходу и у самых дверей тихо кинула:

- Прости меня, Стэм. Во всём виновата только я. Завтра же тебя освободят.

- Ты оглохла? – оторопело выдохнул узник.

- Я восстановлю твоё доброе имя…

- Ты понимаешь, что моё освобождение не спасет вас с Ёрикой?!

- …и ты сможешь вернуться на работу.

- На какую, чёрт побери, работу?!

- На ту, с которой я тебя сместила. В мой отдел и под моё руководство. Я верну тебе всё, что отняла, и даже больше.

- О, нет… Я под твоим руководством в среде этих беззубых акул работать не стану.

- Я устрою тебя в любое подразделение, в какое ты захочешь, – пообещала женщина, не поворачиваясь к Стэму.

- Тогда… – заключенный задумался. Мысли в голове сумбурно сменяли одна другую. Ещё час назад он отсасывал Дэгу – бывшему боксёру, – чтобы заручиться его крышей, а теперь ему говорят о свободе. О работе. О новой жизни.

«Со старыми шрамами… Шрамы… Ну да! Точно!»

- Я хочу в ГОР, – спокойно ответил Стэм.

- Прости, куда? – не поверила ушам его собеседница.

- В ГОР, – терпеливо повторил парень. – Возможно, это единственное место, где ещё остались настоящие люди.

- Как скажешь, – кивнула женщина.

- Последний вопрос, – запоздало обратился узник к гостье, когда та уже почти скрылась за дверью.

- Да? – всё-таки остановилась собеседница.

- Как ты узнала, что я не виновен? Не поверю, что в твою куриную головку всё же пришла мысль расследовать мое дело.

- Она мне всё рассказала.

- Ёрика? – вздрогнул Стэм.

- Да.

- Зачем?

- Она любит тебя. И она… и я… по-прежнему.

- Неправда. Она любит себя. Вы обе любите только самих себя. Вы ядовиты. Что одна, что другая. И я надеюсь, что рано или поздно вы отравите этим ядом друг друга!

- Прощай, Стэм, – прошептала гостья и вышла из комнаты.

- Прощай… Натали…

Настоящее…

«Шаг. Ёбтвоюмать! Второй. Чёрт бы их побрал! Третий. Мудозвоны! Дыши, Бэйн, дыши! Чтоб я ещё раз..! От правильного дыхания, возможно, зависит твоя жизнь… Грёбанная жизнь!»

- Мамочки дорогие! – вопил в правое ухо Анжело.

- Мяуэ-уэ-уэ-уэ-уэ-уэ-уэ-уэу! – горланил огромный кот в левое.

«Ещё шаг. Ёбаная маска! Разгон. Ёбаный кот! Дыши, Бэйн, не отвлекайся, только дыши… И явно не ёбаный Анжело! Вся надежда сейчас лишь на тебя! СРАНЬ!»

А ведь вечер так хорошо начинался…

- Бэйн, не надо так беспокоиться! – воскликнул Анжело, кружась у зеркала в мешке, лишь отдалённо напоминающем полицейскую форму. – Пара стежков – и меня не отличат от настоящего полицейского!

«Это где им стежки должны сделать? На мозге? Чтобы не отличили?»

- По взгляду вижу, что думаешь ты о какой-нибудь гадости, так что «Нет»! Чтобы ты ни подумал, «Нет»! – уверенно заявил журналист.

«Ох, да что ты, нашёлся читатель человеческих душ!» – мысленно фыркнул оператор, который после примерки своего костюма напрочь отказался надевать его вновь. Лишь сняв ненавистные шмотки – а этот процесс оказался долгим и мучительным, – парень, несмотря на мольбы, сопли и слюни Анжело, сжёг его в ведре и был таков. Крики о стоимости костюма, ровно как и обвинения в эгоистичности, ничего не изменили. Мартин оставался непреклонен.

«Экстрасенс хренов!»

- Ага! Опять думаешь! НЕТ! – продолжал торжествовать Анжело.

«Ты самый гениальный и потрясающий журналист на этой планете, других таких нет! Да?»

- Да, – без промедления ответил Анжело и в ответ на недоуменный взгляд оператора расплылся в ехидной улыбке, – меня не проведёшь, хуй на пули не похож! – торжествующе заявил он.

«Да-да, конечно…» – вздохнул Бэйн, помешивая крепкий кофе, который так любил Анжело. Сам оператор этот напиток не пил вовсе, предпочитая ему молоко.