Лабиринт памяти (СИ)

Она на какое-то время замолчала, ещё больше нахмурившись. Казалось, к ней вновь вернулись все мрачные воспоминания, которые со временем выцвели, хоть и оставили неизгладимый след в душе.

— И мы вернулись в Хогвартс, — наконец, открыла она глаза и задумчиво уставилась вдаль. — Я и ты, а из знакомых только Малфой и… Забини. Нам невольно приходилось общаться всем вместе, четверым единственным семикурсникам, когда мы восстанавливали залы Хогвартса, когда делали совместные задания, когда обедали за одним столом, потому что число вернувшихся в школу учеников было до того ничтожным, что разделение на факультеты стало бессмысленным.

Гермиона внимательно слушала слова Джинни, но внезапно осознала, что плохо помнит все то, о чем говорит подруга, хотя, честнее будет сказать, не помнит вообще.

— Стой, разве мы общались с ними, разве?.. — нахмурившись, медленно спросила она, силясь вспомнить хоть что-то, но память лишь подсовывала ей расплывчатые образы, которые никак не хотели вырисовываться в четкую картину. Гермиона понимала, что Джинни говорит правду, но видимо для неё весь учебный год тогда прошел в каком-то дурмане после пережитого стресса.

Подруга перевела на неё усталый взгляд.

— Да. Конечно, не сразу, прошло пару месяцев, прежде чем нам удалось действительно худо-бедно наладить контакт, — Джинни вздохнула и вновь отвела взгляд. — Я не удивлена, что ты не помнишь. Ты весь учебный год была сама не своя, полностью погрузилась в учебу, замкнулась в себе, и ещё, к тому же, то неудачное заклятие, которое по ошибке угодило в тебя на уроке Флитвика прямо перед выпускными экзаменами…

— Какое заклятие? — ещё сильнее нахмурилась Гермиона. Она узнавала все новые и новые факты о том времени последнего курса школы, и ей они не нравились.

— Парень с шестого курса, не помню его имени, неправильно произнес заклинание восстановления памяти, и оно срикошетило в тебя, оказав совершенно противоположный эффект. Помнишь, ты пару дней лежала в своей комнате и не ходила на занятия? Как раз в тот момент шел процесс восстановления памяти, хотя мадам Помфри предупредила, что ты будешь смутно помнить события последних шести месяцев.

Гермиона и впрямь что-то припоминала, но не могла с точностью сказать, что так оно и было. Прошло три года с момента окончания школы, и столько всего произошло за это время, что её воспоминания о последнем курсе учебы в Хогвартсе, казалось, полностью стерлись из памяти. Наконец, бросив попытки докопаться до истины, она молча кивнула, дав Джинни понять, что та может продолжать.

— Поначалу мы не ладили, цапались по мелочам, а потом как-то неожиданно разговорились, и я узнала, что во время войны мать Блейза скрывалась от Пожирателей. Однажды, они едва не убили её за то, что она, будучи чистокровной волшебницей с идеальной родословной, отказалась вступать в их ряды. Они пытали её круцио, хотели подчинить империо и силой заставить принять метку, но она сбежала. И была в бегах вплоть до того момента, как… — Джинни бросила на неё тяжелый взгляд, — Ты знаешь. А потом нам с Блейзом поручили совместную работу по зельям, и все произошло так стремительно, что я сама и не заметила, как мы стали общаться больше, перестали звать друг друга по фамилии и постепенно полностью рассказали друг другу все, что наболело. Неожиданно для себя, я поняла, что это общение, каким бы оно ни казалось неправильным, невозможным, абсурдным, постепенно возвращает меня к жизни. Блейз умел слушать, умел хранить тайны, но лучше всего ему удавалось отвлечь меня от жутких воспоминаний. И если боль не могла исчезнуть, то лишь общаясь с ним, я получала хотя бы временное обезболивание. С ним на какое-то время я забывала обо всем.

Джинни замолчала, горько улыбнувшись. Гермиона, затаив дыхание ждала, когда она продолжит.

— Однажды мы поругались с ним. Поспорили из-за того, что я утверждала — если бы не война, мы бы никогда не нашли общий язык, а он говорил, что просто не складывалось подходящих обстоятельств, чтобы мы узнали друг друга лучше. И в тот момент, когда я собиралась уйти, он неожиданно схватил меня за руку, развернул лицом к себе и… Поцеловал. — На секунду окунувшись в воспоминания, она замерла, но тут же перевела тяжелый взгляд на Гермиону. — Я прошу, пожалуйста, не осуждай меня. Никто не знает о том, что происходило между мной и Забини, и мне жаль, что я обременила тебя этой правдой.

— Значит, после того, как он… — находясь в состоянии глубокого потрясения, начала Гермиона, словно не услышав последние слова Джинни. — Вы начали встречаться?

Джинни мрачно усмехнулась.

— О нет, не думаю, что эти отношения можно было так назвать. Мы не гуляли с ним за ручку под луной, и он не водил меня в кафе по выходным. Мы не целовались при встрече и не говорили друг другу трогательных слов. Просто на тот момент… Нуждались друг в друге. — Она ненадолго замолчала, кусая губу. — Мы оба понимали, что все это не может долго продолжаться, что рано или поздно все равно придется это прекратить.

— Из-за Гарри? — тихо спросила Гермиона.

Джинни глубоко вздохнула.

— Из-за Гарри тоже.

На пару секунд повисло молчание.

— Ты его любила?

Услышав вопрос Гермионы, Джинни метнула в неё быстрый, полный боли взгляд, после чего вновь уставилась куда-то впереди себя со странным выражением лица. Немного помолчав, она горько произнесла:

— Мне было с ним хорошо, по-настоящему легко. Я не понимала, что люблю его, пока мы были вместе. Но лишь когда я уехала после окончания школы домой, когда вернулась к семье, к друзьям, к Гарри, то поняла, что… Да, я любила его, Гермиона.

Это признание ошеломило её, выбило почву из-под ног.

— Но как же… Гарри? — почти возмутилась Гермиона, почувствовав, что воздуха стало мучительно не хватать. — Только не говори, что ты не любишь его, что всё это время…

— Я люблю его, Гермиона, даже не думай сомневаться в этом! — твердо произнесла Джинни, чуть повысив голос, и посмотрела на неё таким взглядом, что та моментально замолчала. — Люблю. Но это совсем другое чувство. Любить Гарри проще, легче, потому что он родной, близкий, такой по-настоящему мой, понимаешь?

Гермиона, хоть и полностью понимала то, о чем говорит подруга, все же отрицательно закачала головой, и Джинни выпрямилась, облокотившись предплечьями о стол.

— А Блейз… С ним я никогда не чувствовала того, что сейчас чувствую с Гарри. В наших отношениях не было уверенности в завтрашнем дне, не было надежды на хоть какое-то совместное будущее, и мы даже не пытались загадывать дальше, чем на день вперед. Блейз всегда акцентировал внимание на том, что к жизни нужно относиться легче, как и к отношениям в частности. Я была уверена, что для него, как и для меня, всё то, что между нами происходило, было лишь временным утешением, способом отвлечься от болезненных воспоминаний, не более.

Внезапно она замолчала, словно подавив желание сказать что-то ещё. Гермиона, уловив это, тихо спросила:

— Но ведь ты ошибалась, так?

Джинни вздохнула.

— Мы оба ошибались, но поняли это лишь после того, как окончили школу и вернулись домой. Он писал мне, Гермиона. Святой Мерлин, ты не представляешь, какие письма он писал! Он предлагал бросить все, уехать вместе, говорил, что скучает, тоскует, места себе не находит, одним словом, обрушил на меня всю ту отчаянную нежность, которую ни разу не проявил, пока мы были вместе. Но главные слова так и не сказал. Я читала письма, плакала, злилась на него, на себя, на нас, и невероятным усилием воли заставила себя не писать и строчки в ответ. Я струсила, когда поняла, что всё ещё нуждаюсь в нем не меньше, чем он во мне. А потом… — На секунду она замерла, упершись взглядом в столешницу. — Все вернулось на круги своя. Блейз перестал присылать письма, Гарри вновь принялся за мной ухаживать, и постепенно стало казаться нереальным то, что ещё совсем недавно я едва не поддалась соблазну сделать самый эгоистичный и сумасшедший поступок в своей жизни: послать всё к черту и поддаться на уговоры Забини.