Сорок второй день (СИ)

========== Уныние ==========

— Понимаете, я хочу, чтобы он был особенный. Чтобы его интересовало не мое тело, или мои деньги, или мои связи… а интересовала моя ДУША!

— Вы понимаете, что хотите дьявола???

Это был сорок второй день. Джон не отсчитывал специально дни от похорон, но это был именно сорок второй день и четвёртое посещение психоаналитика. День, в общем-то, ничем не примечательный. Разве что, на улице было пасмурно, да порывами дул холодный ветер. На прошлой неделе, не считая погоды, было почти то же самое, если бы Джон утруждал себя запоминанием отдельных его моментов, каких-то незначительных событий, вроде похода в супермаркет и встречи со старым знакомым, о котором он забыл через пару минут, после того как они разошлись.

Джону казалось, что не было этих недель, не было сорока двух дней от этой чёртовой точки отсчёта. Всё было вчера. Только вчера он был на могиле Шерлока, просил его холодное гладкое надгробие о такой малости, бесконечно огромном желании, которое не выполнит даже Санта-Клаус на Рождество.

Сорок два дня назад было вчера, а сегодня Джон снова сидел в кабинете психоаналитика, и ему казалось, что это всё уже было, что он уже это рассказывал, что снова не может сказать этих двух слов.

— Мой друг… он… Он…

Проклятое «умер» всё никак не хотело слетать с языка, точно, если он это сделает, то уже точно — всё. Ничего уже не будет. Чуда не произойдёт. Но намного хуже был страх, что ничего и не изменится. Бесплотная вероятность, магия веры, что этот ритуал не должен быть нарушен.

Сегодня был сорок второй день, и это было важно, потому что сегодня Джон взял с собой пистолет. Нужно было поддержать статистку среди военных и полицейских ещё одной цифрой. Только вот последний барьер всё ещё не был пройден. Джон ворочал языком, а проклятые слова о смерти точно застряли в фильтре восприятия, точно их не пропускала строгая уотсонова цензура. Он потёр пересохшие глаза и, глядя в серое марево за окном, снова попытался произнести эту очевидно абсурдную вещь:

— Он… Он… он…

— Он — умер!!! Чёрт бы тебя побрал!!!

Джон вздрогнул и, оторвавшись от вглядывания в заоконные виды, посмотрел на своего психоаналитика, чтобы убедиться, что ему это не послышалось, ведь не может его подсознание сыграть с ним настолько мерзкую шутку.

Женщина сидела в своём кресле, только брови её были нахмурены и глаза слишком пристально смотрели на него. Джон никогда обычно и не разглядывал своих докторов так пристально. Было проще думать, что кроме него в комнате больше никого нет. Это было почти правдой, потому что на приёме говорил в основном только он. Не так уж и много, но…

— Что вы сказали?

В подтверждение того, что Джон не ослышался, лицо женщины исказила гримаса отвращения, даже ненависти, и она так же зло прокричала:

— Он умер! Сдох! Сгинул! Скончался! Испустил дух! Почил навеки! Отбросил коньки! Приказал долго жить! Отправился к праотцам! Принял ислам! Сыграл в ящик! И теперь кормит червей своим гениальным мозгом!

Джон в ужасе смотрел на эту женщину, которую считал самым терпеливым и тактичным профессионалом в своём деле, которая никогда бы не позволила себе так разговаривать с пациентом, но только что она это сказала. Всё это. Джон сглотнул.

— Это должно вызывать умиление, что ты так долго его оплакиваешь, но лично я испытываю лишь раздражение! — продолжила психоаналитик. — Сколько можно? Я тебя спрашиваю, сколько? Я поражаюсь безграничному терпению этой женщины. Целыми днями выслушивать нытьё унылого депрессирующего болвана. Не удивительно, что сегодня её замучила мигрень, и она взяла больничный.

До Джона начинало доходить, что здесь происходит что-то странное, и это странное вовсе не связано с его сознанием. Он прекрасно знал свои кошмары и то, что он наблюдал сейчас, не могло быть галлюцинацией. Это происходило на самом деле, а значит, в этом можно было разобраться.

— Кто вы? — наконец спросил Джон.

— Не узнаёшь? — она вздёрнула бровь. — А если так?

Лицо темнокожей женщины поплыло, вместе с очками и одеждой, превращаясь в чёрное и глянцевое, как дёготь, месиво. Уже через минуту вместо психоаналитика в кресле сидел ни кто иной, как Джим Мориарти.

— Приве-ет, — лениво улыбнулся тот и помахал рукой. — Спорим, ты такого ну никак не ожидал. Я сам от себя такого не ожидал. Думал, мне хватит терпения продержаться до конца сеанса, но ты сегодня был просто в ударе! Это твоё «Он-он» просто на вершине хит-парада радио «Разбитые сердца». Я бы прослезился, если бы…

Мориарти продолжал говорить, рассыпаясь в издевательском восхищении, а Джон думал о том, что сегодня ему очень повезло. Сегодня замечательный день, и не важно, что за окном пасмурно и дует холодный промозглый ветер, ведь именно сегодня он взял с собой пистолет.

Рука привычно нырнула за пазуху и с похвальной охотой в неё легла промасленная рукоять. Твёрдо держа свою мишень на прицеле, он трижды выстрелил Морирти в лицо. Одна пуля попала в лоб, оставив почти аккуратное отверстие. Другие были не настолько вежливы, вторая разворотила глазницу, а третья снесла пол челюсти, забрызгав кровью и осколками костей дорогой костюм. С какой лёгкостью он мог бы это делать каждый день вместо унылой терапии.

Две бесконечно долгие минуты, продолжая держать пистолет на вытянутой руке, которая даже не подрагивала, он смотрел на Мориарти. Тот не двигался, откинув изуродованную голову на спинку кресла.

Джон ждал.

Раны на лице стали чернеть, набухать той же чёрной дрянью и затягиваться.

— Как тебе не стыдно, — заговорил Джим, когда его челюсть встала на место. — А если бы я был плодом твоей воспалённой фантазии? Ты бы убил ни в чём не повинную женщину, дружок. Тебя бы упекли в психушку. Да-да.

— Ты не фантазия, — уверенно сказал Джон, убирая пистолет обратно за пазуху.

Он подозревал, что это существо так просто не прикончить, но желание всадить в эту тварь пару пуль, подавить в себе просто не мог.

— Убедился, значит. Тогда ты здорово упрощаешь мне задачу. Не надо ничего доказывать…

— Ты не ответил. Кто ты?

— Ну, хотелось бы сказать, что я часть той силы, что вечно жаждет зла и вечно совершает благо, но не смею посягать на чужой хлеб. Меня интересуют плотские утехи, знаешь ли. Люблю потрахаться… — Джим совершенно пошло подмигнул. — Но тебе ведь не только это интересно. Тебе интересно, зачем я здесь?

— Боже, неужели, чтобы совратить меня?

— Бинго! Ты просто гений. Неужели Шерлок всю свою дедукцию завещал тебе?

— У тебя всё равно ничего не выйдет. Я тебя — ненавижу.

— А разве я что-то говорил о любви? Я не херувим, я — демон, и мои возможности несколько шире, — Мориарти ещё более нагло развалился в кресле, хотя, казалось бы, куда ещё.

— Ты так самоуверен, — Джон всё ещё пребывал в том странном состоянии, когда убил человека и должен испытывать угрызения совести, а их не было, поэтому эмоциональная часть доктора Уостона сильно тормозила.

— Не более остальных.

— Тогда, почему я? — наконец спросил Джон.

— Почему-почему, — поскучнел Джим. — Шерлок-то умер.

— Ты сам способствовал этому.

— Косвенно, ты, конечно, прав. Но цель моя была совершенно иной. И разве я виноват, что он оказался непробиваемо асексуальным. Видит дьявол, я старался ему понравиться. Просто из кожи вон лез! Даже когда я взял облик умной, сексуальной женщины, добавил загадку и приправил всё коварством. Идеальное сочетание для него…

— Ирен Адлер тоже ты? — равнодушно уточнил Джон.

— Почему бы и нет? — Джим тут же перетёк в тело обнажённой домины, как при первой их встрече. — Нравится? Вот! И тебе понравилось. А этот болван считал пульс. Да он ненормальный даже по меркам ада. На девушек он смотрит как на пустое место, я прикинулся парнем — тоже тупик. А у него на работу оказывается стойка. Я взял личину криминального гения, но и тут… В общем, трахались мы только мозгами.

— Так ты здесь только потому, что он не повёлся на твои уловки. Ты просто бесишься из-за неудачи.