Мужчины и любовницы (СИ)

— Почему нет? — Марк дернул плечом, ничуть не смутившись, но зачем-то облизнул сухие губы. — Если, конечно, твой замечательный портье меня не опередил. Считай, что это в знак благодарности за подарок. Мне понравилось. Я даже принес тебе ответный презент, — он полез в карман пиджака. Наблюдая это, скривилась, как будто грузная мадам, что есть силы наступила на мои только что купленные туфли своими похабными балетками с открытым мысом. Я почти упала на угол кровати, еще сильнее кутаясь в халат.

— Не стоит, Марк… Я просто хотела…

Но тут появилось оно. Оно — это фарфоровое… Нечто. Такса медового цвета вытянулась по стойке смирно, явно рассчитывая на вкусный кусочек из рук сердобольной хозяйки. Одна проблема, лап у таксы было не четыре, а восемь.

Пока смотрела на чудо авторского сюрреализма, брови поднялись так высоко, что мышцам стало больно.

— Это Дебра Броз, — Перевела глаза на лицо Марка, он был так серьезен и произнес фразу так значительно, словно все должны знать, кто такая Броз и заходиться от этого в корчах восторга. — Тебе в коллекцию.

Я истерично хохотнула. В прошлый раз Марк подарил мне кольцо — поистине ужасающе неуместный подарок, от которого в горле стоял полынный ком еще неделю. До сих пор помню, как открыла коробочку и оттуда на меня смотрело кольцо, которое просто никак нельзя представить себе обручальным — Saggi, красивое, забавное, НЕобручальное кольцо с секретом. Если нажать на скрытый замочек, то оно распахивалось, как шкатулка, открывая золотой башмачок. Это не могло быть обручальным кольцом. Но я целую вечность смотрела на Марка в ожидании чуда. Ну и что, что я уже была замужем, ну и что, что где-то там был Чарли — я просто ждала. И получила лишь широкую улыбку. Этот идиот так и не понял. Зато в сравнении с теми минутами собственного ничтожества — дикая фарфоровая статуэтка отменный презент.

— Спасибо, — взяла из его рук теплую таксу. Она смотрела на меня глазами с нарисованными завитыми ресницами и если бы не восемь лап, выглядела бы очень мило. — Назову ее Вафелькой.

— Ну, что? Может, все же выпьем кофе? — судя по натянутой улыбке, он боялся отказа. Или, наоборот, хотел его. Я никак не могла понять, зачем Марк пришел. Я никогда не могла вообще его понять. Если бы хоть раз удосужился выразить хоть что-то помимо претензий — они были иного толка, чем те, которыми любил разбрасываться Чарли, Марк никогда не говорил ничего именно обо мне, нет, у него был другой уровень, чуть более здравый — он говорил о моих поступках, наполняя их болезненным искаженным смыслом, будто я специально ему что-то демонстрировала, но вот что именно — этого добиться так и не смогла.

Он смотрел на меня и молчал, сжимая зубы так, что проявлялись желваки. Чего хотел? Чего ждал? Понятия не имею, наверное, надеялся, что прочту его мысли. Вот только ни разу не вышло.

Наверное, он чем-то подавлен, иначе зачем пил накануне? Может, женушка не позвонила и не пожелала спокойной ночки своему сладкому котику.

— У меня были планы, Марк. — Поспать, поесть, помыться и может быть даже подпилить ногти, — так себе планы, но во время съемок и они — шик… Но тут Марк сделал то, что я никогда не могла перенести — погас. Опустил глаза в пол, сложил руки в замок и поджал губы. Это все манипуляции, чертовы дешевые уловки, но они так цепляли, что я готова была согласиться на что угодно, лишь бы не видеть живую мировую скорбь, которая мучала и тревожила меня куда больше отказа от себя. — Черт с тобой, пойдем.

Возможно, у меня и что-то вроде стокгольмского синдрома или я умственно отсталая. Или все вместе. Но кофе точно не будет лишним. Возможно, он даже не встанет поперек горла.

— Но я сама за себя заплачу.

***

— Это просто ужасно…

— Любишь ты поворчать, да?

Можно подумать, для этого нет повода. В конце концов мне пришлось послать подальше планы на несколько свободных часов! Да, по своей воле, но я же не думала, что окажусь в эпицентре урагана из шумных теток с пакетами из «Теско» и невыносимых детей. Что они тут вообще делают в девятом часу утра? Пусть все исчезнут. Моя голова не выдерживала такого наплыва человеческих страстей, и виски начало нещадно ломить, пока, правда, не до такой степени, чтобы выворачивать сумку в поисках аспирина.

Пара девушек с тенями умопомрачительного синего цвета — без цианометра даже не решусь определить оттенок — опознали в Марке того-самого-из-того-самого-сериала и даже затрапезный вид кумира их не смущал. Как, впрочем, и Марка — его ужасный канареечный свитер, наверное, потрясающе будет смотреться на фото в сочетании с густыми тенями цвета Северного моря. Лично я, если бы и подошла к нему, то скорее уж предложить пару фунтов на опохмел, чем за фотографиями.

— Можно было взять столик внутри! — буркнула ему в спину, но Марк уже во всю позировал. Как у него лицо не болит столько улыбаться? Я с завистью скользнула языком по своему чуть кривоватому клыку.

Кофе успел остыть, а завтрак превратился в неаппетитное месиво; я уже прикончила от скуки свои сигареты, и теперь уничтожала те, что оставил Марк на столике.

От количества выкуренного начинало подташнивать, когда сквозь гул толпы до меня донеслась неуместно веселая мелодия, стоявшая у Марка на звонке. Наверняка Джилл. Она уже успела заколебать всю съемочную группу, названивая Марку по сто раз на дню и интересуясь, как идут дела. В Пентонвилле и то надзора меньше.

Гримеры посмеивались, что женушка заперла яйца Руни в одном из ящиков туалетного столика, а ключ смыла в унитаз. Иных причин, почему он заделался таким подкаблучником, никому на ум не приходило. Краем уха слышала, что ради нее Марк даже решил продать квартиру. Якобы его драгоценной Джилл захотелось домик поближе к побережью. Вот сука. Надеюсь, статуэтку он прикупил не с денег от продажи.

— Миссис Бренан, вы скоро позеленеете! — Марк проворно вытащил из моих пальцев тлеющую сигарету, сминая ее в щетинившейся окурками пепельнице. — Что? Что не так?

Я было открыла рот… Рассказывать ему, что чувствую себя идиоткой из-за фамилии Чарли? Что это лишнее напоминание о том, как хотела потерять целый кусок своей жизни, а получила тоже самое только под другим соусом? Вместо кумберленда бефстроганов обед оказался приправлен кетчупом. Вот так поворот! Пришлось сдержаться и ворчливо буркнуть, что Марк неблагодарная свинья и совершенно не ценит моих стараний:

— Я, может, не щадя себя, спасаю тебя от медленной и мучительной смерти, а ты… Джилл звонила? Хотела узнать, что кушал на завтрак ее пупсик?

— «Пупсик»? — Марк поморщился. — Не знаю, не отвечаю на звонки…

— Да ты бунтарь! Лучше бы перезвонил. А то, чего доброго, прилетит ближайшим рейсом проверять, не решил ли ты тряхнуть стариной и приударить за какой-нибудь шлюшкой.

— За тобой что ли? — он довольно хохотнул от своей шутки. Слишком довольно.

— Не думал напроситься в «QI»?

— Слишком мелко для такого таланта как я, Ада, не находишь? Хотя, конечно, еще одна Bafta в коллекции мне бы не помешала… Как думаешь, дадут еще одну?

— Ну, когда на Bafta начнут номинировать за великолепную игру правой руки, то несомненно. Она в кадре всегда получается изумительно. Не отличишь от настоящей.

— Как грубо, — Марк скривился, отпивая остывший чай. Вот он-то похож на настоящего англичанина — льет в чай пол молочника, цитирует Китса наизусть и изо всех сил сдерживает ярость, правда, чаще всего неудачно. Мне вообще кажется, что внутри у него запаян туман восточного Лондона, оттого иногда смотрит с таким холодом, не забывая растягивать губы в мнимо приятной улыбке. Как говорит моя знакомая оператор: «Главное — держать лицо на людях, а дома есть жена, которую можно отделать «Большими надеждами» Диккенса». Понятия не имею, занимался ли Марк чем-то подобным — меня он не трогал, но самое ужасное, что ловлю себя на мысли — а почему бы и нет? Почему бы ему не залепить той же Джилл пару пощечин? Раньше сама мечтала как-нибудь разукрасить его очередную жену — хотя какая их вина — остались не у дел, как и я, но у них был шанс, краткий промежуток времени, когда Марк был их. Хотя, если вспомнить сплетни и желтые газетенки, то ему лет пять назад вынесли предписание не приближаться к предшественнице Джилл. Но вроде как дело было в пьяных звонках с угрозами. Жалко, у моего отца такого предписания не было, до сих пор отвечаю на ночные звонки трясущимися руками и с сердцем в горле. — А если вдруг мне дадут Оскар, я непременно его тебе одолжу. Должен же у тебя в доме быть хоть один мужик в конце-то концов.