Мужчины и любовницы (СИ)

Затекшая от долгого сидения поясница ныла, будто кто-то вонзал в позвоночник иголки и медленно, ужасно медленно, вдавливал их все глубже и глубже.

Мы уже проехали Хармонсвонт, и впереди вот-вот должен был показаться Западный Дрейтон с домами, ухоженность которых прозрачно намекает — владельцы не пашут на фабрике по заготовке сардин, мечтая умереть раньше, чем выйдут на пенсию. Островок приторной правильности, в котором нет проступка страшнее, чем вовремя не подстричь газон. В этом был весь Саутолл. Наверное, поэтому я и выбрала дом именно тут — легко казаться идеальным, почти эталонным англичанином на фоне петуний в горшках…

В машине было душно, несмотря на работающий кондиционер. Меня начинало укачивать, а боль в спине только усиливала подступающую тошноту. Чтобы хоть как-то отвлечься от кислого комка в горле, достала телефон. Во время полета он был выключен, и теперь на меня вылился поток sms о том, что «абонент Роуз К» пытался дозвониться. И ни одного от Чарльза.

— Замечательно. — От того, что смотрела вниз, на телефон, затошнило сильнее. Вот ведь. Странно, но мне даже немного обидно, что Чарли так быстро перестал меня доставать — как будто чего-то не хватает. Навязчивости и хамства. Да, Ада, здорово, это именно то, о чем стоит горевать. Можно еще пострадать и понастальгировать о временах, когда он на тебе пыхтел, а ты рассматривала потолок и думала, что все же стоило рискнуть и покрасить его в светло-серый.

Роуз я перезванивать я не стала.

Ноусли авеню встретило тишиной, увядшей изгородью и пыльными окнами: если Чарльз и ходил сюда, то светлая мысль прибраться во дворе его голову не посетила. Впрочем, чему удивляться, уже, наверное, активно утешается с Норой, и что она только нашла в этом придурке. А меня вот утешить некому, вопреки чертовым прогнозам Роуз, Марк, после того, как все рассказал отдалился окончательно, и остаток съемок прошел в миролюбивой, пресной атмосфере: общались как-то снисходительно, без желания немедленно друг друга задушить. Возможно, Марку так проще. А я решила не настаивать — однажды это должно было закончиться, а грустить нет сил, столько лет переживала наш разрыв, и вот, наконец, он случился в действительности.

Я кое-как затащила чемоданы в прихожую — от помощи водителя пришлось отказаться, не хотелось показаться совсем уж беспомощной. Хотя молодой араб чуть из штанов не выпрыгивал, как хотел помочь. Надо же у кого-то есть фетиш на женщин средних лет, страдающих от межпозвоночной грыж.

Ужасный мускусный запах с ноткой ванили и чего-то древесного, от которого мне всегда хотелось чихать, ударил в нос, едва я переступила порог. Чарльз не умел пользоваться одеколоном и устраивал настоящие химические атаки, выливая на себя сразу полфлакона.

Замерла, так и не отпустив ручку чемодана, мечтая, чтобы запах оказался галлюцинацией. Чем-то вроде фантомной боли, когда мозг продолжает думать, что отсутствующая конечность все еще на месте.

— Наконец-то. Приехала.

Чарльз явно стоял в дверях гостиной, прямо за моей спиной. Не буду оборачиваться. Ни за что.

— Что ты тут забыл?

Он рассмеялся, а потом произнес фразу, которая все же заставила обернуться:

— Я тут живу.

— Неужели? Ты должен был съехать.

— С чего это вдруг? Из-за той твоей пэмээсной истерики?

— Это была не истерика, а обдуманное решение, катись уже к черту! Сколько можно!

По прежнему чувствовал себя здесь хозяином. Хозяином надо мной. Захотелось швырнуть в него чемодан, может, тогда перестал бы злобно гримасничать. Так и остался подростком, у которого вместо мозга овсянка. Вот тебе и высшая справедливость — задумалась о том, чего не хватает — держи! И почему такое не работает с крем-брюле!

— Тише, тише! — Он вскинул руки, как будто сдавался. «Как будто» — Чарли никогда не сдается, пока не доведет меня до нервного срыва. — Не стоит усугублять. По крайней мере, пока не получу все ответы…

— Что? О чем ты? Ничего я тебе объяснять не должна, ты мне никто вообще, — попыталась пройти мимо него к лестнице, но Чарли так сильно вцепился в мое предплечье, что я вскрикнула. Осклабился, сближая лица, а я онемела, как будто все внутри превратилось в отвратительную комковатую вату. С трудом заставила себя пару раз дернуться, но выкрутиться из захвата не получилось.

— Боюсь, тебе все же придется объясниться, — потянул меня в сторону гостиной, я в последнем усилии уцепилась за косяк арки, ноготь больно подломился — тянул изо всех сил.

— Я ничего не делала! — «Раз верещишь — точно виновата!» — Так орал мой папаша от раза к разу. А я не могла перестать оправдываться, хотя и правда ни в чем не была виновата. Мне просто было страшно. Страшно до такой степени, что даже на слезы не оставалось сил.

Чарльз подтолкнул меня к дивану, заставляя сесть, и, нависнув, спросил с такой фальшивой добротой, что кожа покрылась мурашками:

— Тебе весело было в Эдинбурге? Пофотографилась рядом с памятником Адаму Смиту или времени не было? Дела-дела…

— Что ты такое несешь? Какой Адам Смит?! Кто это вообще такой?! — Попыталась встать, но он сильно надавил на плечо.

— Экономист! Заткнись и читай! — перестал притворяться и почти взвизгнул, как-то очень высоко, по-женски. — Ты и твой Руни! Две суки!

Метнулся в сторону журнального столика, схватил с него планшет и ткнул мне им прямо в лицо. Открыт был какой-то звездный таблоид, судя по сбившимся колонкам — они экономили на веб-дизайнерах. Господи, я готова обращать внимание на что угодно, на свою спину, которую свело от напряжения — боль достигла апогея, разливалась по грудной клетке и не давая нормально дышать, — на тупые комментарии под статьей: «Кругом шлюхи!». Только бы не смотреть на Чарли, который дышал сквозь зубы и наклонялся ко мне все ниже, словно пытался разглядеть выражение лица в мельчайших деталях.

— Что это?! А?! Только не заливай, что дружеская беседа! Ты с ним трахалась!

«Мужчины и любовницы». Оригинальное название, сразу видно, на выпускающем редакторе тоже сэкономили. Я на секунду оторвала взгляд от статьи и посмотрела на Чарли, стараясь придать взгляду хоть каплю уверенности. Сопел мне в лицо, ожидая когда прочту шедевр журналистского расследования. Желтая статейка за авторством некой Дейзи Хаммер была написана таким безаппеляционным тоном, будто она лично провела не одну ночь под дверью номера, в котором мы с Марком занимались страстным сексом. Никаких допущений и предположений в статье не было. Зато были дежурные слова сочувствия обманутым супругам. Завершала статью фотография: Марк держит меня за руку с таким выражением лица, будто признается в неземной любви. Надо признать, момент для снимка пойман удачно — как раз до того, как я вскочила и ушла. Но кого волнуют такие мелочи? Прочитав этот бред, боль немного отпустила, я даже села глубже, откинувшись на спинку дивана. Нашел повод.

— То есть, тебя вот это… — я отложила планшет и попыталась подобрать слово чуть литературней, чем «хуйня». — … Так возбудило? Высосанная из пальца сплетня?

— Не передергивай!

— А ты не смей со мной таким тоном разговаривать. У Марка в этот день отчим умер, мы как раз про это и говорили. И вообще — кто бы говорил про измены! Ты, Чарли, наглый, как я не знаю кто!

— Это другое! Я почти сразу все рассказал! — рявкнул, и капелька слюны попала мне на щеку. Боже, какая мерзость. Быстро стерла слюну рукой, а руку демонстративно вытерла о диван. Сожгу его потом на заднем дворе.

— А, ну да! — Я оттолкнула Чарли, грубо пихнув в плечо, и поднялась. — Ты ведь спишь со своей престарелой актрисулькой ради работы в театре, а любишь на самом деле меня. Смешно!

— Люблю? — он натужно рассмеялся, — Потаскуху?! — Не ожидал пощечины — голова мотнулась, но он как будто не заметил, продолжая все тем же мерзким фальцетом: — Обидно? Надо было мягче? Проститутка, например! — выдавил из себя с отвратительным натужным весельем. Да куда я попала, в самом деле, у меня даже ссориться с ним желания нет: он никто, не занимает больше даже клочка моей жизни, пусть зовет, как хочет, зачем этот разговор? С ним даже скандал выходит какой-то искусственный, такой же фальшивый, как и он сам. А может быть, и как я, но я хотя бы хочу все это закончить, а не длить агонию.