Счастье где-то рядом

Джессике как подруге было неудобно за мое поведение.

— Он себя неважно чувствовал, — сказала я.

— Это как? — недоверчиво спросила Джессика.

— Плохо видел, плохо слышал.

Джессика несколько раз раскрыла и закрыла рот, кипя от возмущения.

— А ничего нового он не мог придумать?

— Это и было новое, в прошлый раз он хорошо слышал, — сказала я.

— У меня слов нет! — сказала Джессика.

— Я вижу, — виновато сказала я.

— Ты обещала советоваться со мной, когда тебе что-то придет в голову!

— Но это пришло мне в голову в пять часов утра! — попыталась оправдаться я.

— Надо было позвонить и разбудить меня!

Я улыбнулась. Если бы Джессика увязалась со мной, в моей жизни не было бы этой утренней сказки.

— Но согласись, — не сдавалась Джессика, — это просто неприлично — сидеть на коленях у незнакомого человека!

— Ну. Мне кажется. Что мы с ним. Уже немножечко знакомы.

— Но не до такой степени, — возмущалась Джессика, — чтобы восседать у него на коленях, а потом еще вдобавок и заснуть на его плече!

— Согласна, — вздохнула я.

Джессика видела, что мне и так не по себе после всего, что происходило со мной в здании театра. Сейчас, на другой территории, когда с меня спадали чары, я и сама не могла понять, как со мной могли приключиться такие вещи, которые легко и запросто происходили в сумраке театра.

— Ну а о чем сказка-то была? — Джессика постаралась сменить тему.

Я надолго задумалась. Я не могла вспомнить.

— Ты что, правда ничего не помнишь? — безмерно удивилась Джессика.

— Но я же спала!

— Слушать надо было! Ты же сама хотела что-нибудь поподробнее узнать об этом человеке!

— Но я не привыкла в пять часов утра сказки слушать! — опять оправдывалась я.

— Невнимательная моя, — сказала Джессика, — а теперь мы с тобой даже этой сказки не знаем! И у нас, как обычно, ни одной зацепки нет!

— Ну почему же нет, — сказала я, — мое подсознание наверняка все внимательно выслушало. И когда-нибудь оно поделится с нами тем, что запомнило.

Джессика качала головой и смотрела на меня ну просто с восхищением.

А после бара я не пошла домой. Ноги сами привели меня к дому бабушки Урсулы.

И бабушка Урсула ничему не удивилась. Она усадила меня за стол, заварила чай и выложила на большое блюдо теплые пирожки.

Я осторожно взяла горячий чай и стала скрывать за его паром свои новые слезы. Бабушка Урсула терпеливо ждала моего откровенного рассказа.

И я, всласть наобжигавшись горячим чаем, начала этот рассказ.

— Три имени, — сказала я.

— Что три имени? — не поняла бабушка Урсула.

— Написать на запотевшем стекле хочется.

— Как? Сразу три?

Я кивнула.

— Да, — сказала я, — и еще одно про запас.

— Что-что? — сказала бабушка Урсула.

Ничто в нашей жизни не проходит бесследно. Все события, маленькие и большие, грустные и веселые, бередят наши души и постоянно изменяют нашу жизнь.

Даже если событие произошло много лет назад, его отпечаток навсегда остается во времени. И эхо его будет влиять на какие-то последующие события.

Причем это будет происходить даже с теми людьми, которые никак не были связаны, знакомы или близки. А уж с теми, кто что-то значил в жизни другого, эти отголоски могут сыграть какую-то совсем новую и удивительную роль.

— И какие это имена? — терпеливо спросила бабушка Урсула.

Я сделала еще пару спасительно-горячих глотков чая и ответила:

— Луи, A.M. и Рассел.

И стала терпеливо ждать, когда бабушка Урсула скажет: «Что-что?».

Но бабушка Урсула даже не удивилась. Она немного помолчала, а потом сказала:

— Так, значит, душу моей девочки смущают мальчики Лимбарди?

И надо ли говорить, что следующие несколько мгновений я провела с раскрытым от изумления ртом?

А бабушка Урсула тем временем подошла к большому шкафу и вытащила оттуда внушительный бумажный сверток. Она развязала розовую атласную ленту и развернула оберточную бумагу. И я увидела письма. Много писем.

— Больше всего, когда он все это обнаружил, твоего дедушку Альберто оскорбила именно эта лента, — сказала бабушка Урсула. Она тяжело вздохнула. — Но я не могла не писать письма этому человеку и не хранить его письма, — продолжила она, — и ты поймешь, почему я это делала.

— Какому человеку? — спросила я.

— Аарону Лимбарди, — сказала бабушка Урсула.

Я так и ахнула.

— Ты писала ему письма и хранила его письма?

— Да, — сказала бабушка Урсула, — ведь это все, что у него было от меня.

— Но почему?

— Потому, что его жизнь без меня была разбита вдребезги.

Я смотрела на свою бабушку Урсулу и не могла поверить своим ушам. Связь времен и поколений незримо тянулась издалека в наше время. И с этим никто ничего не мог поделать.

— И из-за этого ушел дедушка Альберто? — сказала я.

— Да, из-за этого и ушел дедушка Альберто, — печально сказала бабушка Урсула.

— Он обиделся на тебя?

— Нет, что ты. Он обиделся вовсе не на меня.

— А на кого?

— Он обиделся на жизнь.

Я смотрела на нее во все глаза.

— Это как? — не поняла я.

— У него было много вопросов к жизни, — сказала бабушка Урсула, — я тут была совершенно ни при чем. Он это прекрасно понимал.

— Какие вопросы?

— Почему два друга могут вдруг одновременно полюбить одну и ту же женщину. Почему жизнь другого человека должна быть разбита вдребезги, если рядом с ним никогда не будет именно этой женщины.

— А почему два друга могут полюбить одну и ту же женщину?

— Так случается, — сказала бабушка Урсула, — и никто в этом не виноват. Если два друга вместе росли, мечтали об одном и том же, имели одинаковые идеалы, то вполне возможно, что они могут встретить и в жизни один и тот же идеал. Так бывает, — задумчиво повторила бабушка Урсула.

Я слушала ее затаив дыхание. Никогда, никогда бабушка Урсула даже не пыталась мне об этом рассказывать. Но, быть может, просто еще не приходило время?

— Аарон Лимбарди встретил меня на улице, — сказала бабушка Урсула, — он просто увидел меня издалека. И его сразило молнией.

— Настоящей?

— Дитя мое, конечно, не настоящей, — сказала бабушка Урсула, — это фигуральное выражение. Когда человек перестает чувствовать свои ноги и не может сдвинуться с места. Когда человек вдруг видит, что перед ним его судьба, и ничего, ничего не может поделать.

— Потому что его сразила фигуральная молния? — продолжила я.

— Да, примерно так. Аарон Лимбарди так и остался стоять на месте. А я ушла.

— А когда вы встретились и стали переписываться? — спросила я.

Бабушка Урсула внимательно посмотрела на меня.

— Душа моя, — сказала она, — если ты проявишь хоть минимум терпения, твоя бабушка расскажет тебе всю эту историю от начала до конца. И обещаю, что к утру мы постараемся уложиться.

— Конечно, — тут же сказала я, — я проявлю максимум терпения.

Я пересела на диван и стала обкладываться подушками. Бабушка Урсула наблюдала за мной поверх очков. Когда я совсем успокоилась и затихла, она продолжила:

— Много лет назад Аарон Лимбарди и твой дедушка Альберто договорились, что, когда они встретят девушку своей мечты, они зададут ей только один вопрос — любит ли она театр.

— Почему именно этот вопрос?

Бабушка Урсула слегка развела руки в стороны.

— Полагаю, это Аарон придумал.

— А почему дедушка Альберто тоже решил задать этот вопрос?

— Наверное, потому, что жизнь каждого человека так или иначе связана с театром. В жизни каждого человека сплетаются воедино вымысел и реальность, прошлое и настоящее, сказка и правда жизни. А театр объединяет все эти составляющие человеческого счастья.

Никогда бабушка Урсула еще не разговаривала со мной так серьезно. Значит, я действительно взрослею? Если у нас руки уже и до этой истории дошли?

— А Аарон Лимбарди так и не успел задать тебе этот вопрос?