Саймон Холодное Сердце (Испытание любовью) (др. перевод)

– Пусть забудет, пусть будет холодна, но сердце это навсегда с ней, страдающее от ее холодности и насмешек и смиренно ожидающее, пока, наконец, она не станет добрее.

– Трусливое, жалкое сердце, оно впустую проживает свою жизнь.

– Нет, нет, как ни смиренно это сердце, оно тайно и пристально наблюдает за этой леди, и пусть возлюбленная пренебрегает и смеется над этим сердцем, пусть! Оно посвятит всего себя охране благоденствия и счастья возлюбленной.

– О, тогда, должно быть, это достойное сердце, потому что оно, несомненно, уже давно посвятило себя этому.

– Не очень давно, Жанна, потому что раньше оно было погружено в сон.

– О, так, значит, это его первая любовь?

– Да, и единственная, ведь прежде оно не знало, что на свете есть эта маленькая леди с большими синими глазами и прелестными ямочками на щеках, француженка по имени Жанна, у которой каштановые кудри и такой насмешливый, злой язычок.

– В самом деле, пылкое сердце!

– Только возлюбленная его упряма и своенравна.

– И француженка, – мечтательно произнесла Жанна. – В самом деле, мне жаль это сердце.

Джеффри теснее прижал Жанну к себе.

– Оно счастливо – это сердце, Жанна. Но что с того для его обладателя? Он потерял его ради женщины – и что ждет его теперь?

– Оно было такое маленькое, что он, наверное, и не заметит его отсутствия, – сказала Жанна.

– Но он заметил. И хотя ему уже не вернуть своего сердца, он очень хотел бы завоевать сердце своей возлюбленной.

– О, оно было бы слишком холодно.

– Он мог бы согреть его, дорогая.

– Нет, потому что он англичанин и враг этой женщины. И, может быть, сердце этой женщины уже принадлежит кому‑то другому.

Джеффри встал.

– Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее – со своим сердцем.

– А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? – тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. – Я… я имею в виду – сердце этой женщины…

Джеффри опять сел на перила.

– И его можно покорить, Жанна? – спросил он.

Она склонилась еще ниже над пяльцами, и тень ее длинных ресниц прикрыла ее глаза.

– И кто же покорит ее сердце? Враг, англичанин?

– Нет, англичанин – возлюбленный.

Жанна отложила свою иглу, задумчиво глядя на него.

– Нет, это сердце нельзя покорить.

– Никогда?

– Никогда. Вы сами видите, сэр, это было холодное, жестокое сердце. Оно отвергало всех поклонников. Это было робкое, но верное сердце… Но однажды… леди встретила чужеземца, и ее сердце затрепетало. Она и сама впервые не догадывалась, что сердце ее потеряно, и… и теперь оно в кармане мужчины. А когда эта леди попыталась вернуть его себе, оно не захотело возвращаться и так и осталось там. Но… это было такое пугливое, маленькие сердце, что мужчина – а он был большой глупый англичанин – так никогда и не узнал, что оно уже принадлежит ему, и просил эту леди отдать ему свое сердце. Он был совсем слепой, этот английский завоеватель.

– Английский раб, – сказал Джеффри и снова опустился на колено, заключив Жанну в свои объятия. – Жалкий проситель у ног маленькой леди.

– Но он был очень сильный и настойчивый, – пролепетала Жанна, роняя пяльцы. – И… и он был одет в темно‑красный бархат и знал, что это ему очень к лицу. Он был тщеславный щеголь, сэр.

Джеффри крепко прижал Жанну к своей груди.

– Нет, потому что он снял свою повседневную одежду и нарядился в темно‑красный бархат только затем, чтобы понравиться своей леди.

– Павлин, прихорашивающийся, чтобы поразить воображение курицы, – возразила Жанна, разглаживая и поправляя свое скромное красновато‑коричневое платье.

– Она была такая прелестная курочка, что он наряжался в бархат, чтобы не показаться серым, скучным малым рядом с такой очаровательной особой.

– О, она не ожидала, что он был серый и невзрачный, – проворковала Жанна на ухо Джеффри. – В своем стальном панцире, с черным султаном на шлеме и в черном плаще, развевавшемся за его плечами, с большим мечом в руке – он был прекрасен!

– Когда ты видела меня таким, Жанна?

– Из окна башни, сэр. Я ненавидела вас тогда. Вас и вашего предводителя, этого ледяного лорда Бьювэллета.

– И Алана?

– Алана? Нет. Он был пленником моей госпожи, а беспомощного человека ненавидеть нельзя… И… и… он так мил с женщинами, – украдкой улыбнулась Жанна.

– Мил? – спросил Джеффри, беря ее за подбородок и заглядывая ей в глаза. – Придется потолковать с мистером Аланом. Что же, его ухаживания приятней, чем мои? – с этими словами Джеффри поцеловал Жанну в губы.

– Ммм‑ммм… мм… гораздо приятнее, – ответила Жанна, как только ей представилась такая возможность. – Потому что он не стискивал меня так грубо и не злоупотреблял моим уединением.

– Потому что он только наполовину мужчина, – сказал Джеффри и поцеловал Жанну снова.

Грудь Жанны часто вздымалась, сначала она отвечала на поцелуи Джеффри, а потом попыталась освободиться из его крепких объятий. Ее шея и щеки раскраснелись.

– Мы предатели – оба! – воскликнула она и уперлась в грудь Джеффри руками, пытаясь оттолкнуть его.

– Предатели, дорогая? Почему?

– Потому что ты предаешь лорда Бьювэллета, а я – мадам Маргарет. Пока между нами существует вражда, я должна оставаться верна ей, а ты – ему.

– Мадам Маргарет должна покориться, – сказал Джеффри.

– Ах, ты не знаешь ее! Маргарет ни за что не поставить на колени. Я вместе с нею с самого детства и знаю, какая у нее сильная воля.

– А я пятнадцать лет знаю Саймона, – ответил Джеффри, – и видел, на что он способен.

– Но теперь он враждует с женщиной и тем хуже для него. Какое оружие он использует против нее? Я говорила тебе, Джеффри, – с тех пор как умер отец Маргарет, она стала здесь хозяйкой. Она никогда не покорится – во всяком случае, англичанину.

– Воистину – Амазонка эта твоя графиня Mapraрет де Бельреми, – спокойно сказал Джеффри. – Не по душе мне такие женщины‑тигрицы.

– Это неправда, – горячо вступилась Жанна за свою госпожу. – Она очень добрая, она для меня лучше всех на свете. Это для вас она тигрица, потому что вы хотите покорить ее!

– Я не пытаюсь, – поморщился Джеффри. – Мне поневоле пришлось перебежать ей дорогу.

– Она отважна и горда! Но со своими людьми она так справедлива и добра!

– Не уговаривай меня, я рад, что не отношусь к числу ее людей.

– Сэр, – холодно сказала Жанна, – оставьте меня. Слышите?

Джеффри поцеловал ее в щечку, хоть она и пыталась увернуться.

– Нет, я вовсе не хотел тебя рассердить, моя дорогая. Думай о леди Маргарет все, что хочешь. Мне все равно. Для меня все женщины ничто, кроме одной.

Жанна оттолкнула его:

– Джеффри, оставьте меня. Сюда идет милорд. Ну встань же ты, глупый чурбан!

Вдоль террасы шел, приближаясь к ним, Саймон. Жанна перевела взгляд с его лица на лицо Джеффри.

– Вы и правда очень похожи, – сказала она. – Только и разницы, что один «Бью», а другой «Мэл».

– Я уже говорил тебе, мы единокровные братья, – сказал ей Джеффри и, повернувшись к Саймону, приветствовал его.

– Не по мою ли ты душу, братец? – спросил он.

Саймон немного неуклюже поклонился мадемуазель Жанне.

– Нет, – ответил он Джеффри, – я думал, Алан здесь. Прошу прощения, что помешал вам.

Жанна разглядела затаившийся в глубине странных глазах Саймона блеск. Смутившись, она с еще большим рвением, чем прежде, схватилась за свое рукоделие.

– Я не видел Алана, – сказал Джеффри. – А в чем дело?

– Он, между прочим, начальник моей конницы, – ответил Саймон не без сарказма. – Я собирался напомнить ему об этом.

– Мне кажется, – немного застенчиво вступила в разговор Жанна, – сэр Алан в западном зале, милорд.

Джеффри хмыкнул: именно там частенько сиживали фрейлины графини Маргарет.

– И кто эта чаровница, милая моя Жанна? – спросил он.

Жанна укоризненно взглянула на Джеффри: