Змей (ЛП)

- Немного, - сказала Белла. – Там еды на целую армию.

Лахлан нахмурился. - Вы слишком худая. Вам нужно восстановить свои силы.

Белла напряглась. - Я знаю, что сильно изменилась, но если я буду объедаться, я все равно не стану прежней.

Черт, она принимала его заботу как критику. Лахлан поднялся, забыв, какой она была маленькой, когда он возвышался над ней. - Вы думаете, я не знаю? Я был в тюремной яме, Белла. Я знаю, что вы чувствуете. - Он просмотрел ей в лицо. - Вы по-прежнему потрясающе красивы, но я знаю, что изменения не всегда легко увидеть.

Белла широко раскрыла глаза. - Вы считаете меня красивой?

Ну не может же она быть такой дурочкой? Лахлан обхватил ее подбородок, поднимая ее лицо к своему. - Я думаю, что вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Ее глаза сияли, и Лахлан собрал все силы, которые у него были, чтобы не наклониться и не поцеловать ее. Белла стояла так близко, мягкий аромат ее чисто вымытой кожи и волос окутал его. Проник в него. Заставляя его забыть, зачем он здесь: чтобы получить работу. Находиться рядом с ней, после двух лет постоянных мыслей было даже труднее, чем он думал.

Лахлан опустил руку. – Отдохните немного, - сказал он хрипло. - У нас впереди долгий путь.

- Я не поеду сейчас в Шотландию, - сказала Белла тихо. - Я вам уже сказала. Я не уеду, пока не увижу дочь.

Кровь Христова, она всегда такая упрямая? Лахлан не хотел спорить с ней. Его рот сжался. – Я тоже вам сказал. Моя задача - доставить вас в безопасное место, и это именно то, что я намерен сделать. - Увидев ее упрямое выражение, Лахлан запустил пальцы в волосы. - Иисусе, Белла, постарайтесь успокоиться. Будьте терпеливы. Ваша дочь находится в безопасности до тех пор, как англичане считают, вы находитесь в монастыре. Они не знают, что вы сбежали, но каждая минута пребывания на английской земле ставит вас под угрозу.

Это поставит их всех под угрозу. У Лахлана было достаточно причин для беспокойства. Награда за его голову сделала его желанной целью — и у него было слишком много врагов. Несмотря на его равнодушие к Брюсу, Лахлан не собирался снова оказаться в аду.

- Я ждала в течение трех лет. Моя дочь всего в двадцати милях отсюда. Двадцать миль, - повторила Белла. Мягкая мольба в ее голосе нещадно его терзала. – Я не была к ней ближе с тех пор, как оставила ее в Балвени. Я не могу уйти, не попытавшись связаться с ней. После смерти Бьюкена она совсем одна, Лахлан. - Ее голос дрожал. - Мне просто нужно убедиться, что с ней все в порядке.

Лахлан не хотел слышать ее страх, ее отчаяние, черт побери. Он не хотел смотреть на нее, не хотел смотреть в ее огромные молящие голубые глаза. Он не хотел напоминать себе, что призрак мужа больше не стоит между ними.

Его челюсти сжались. Лахлан не мог позволить себе колебаться. Пойти без разведки, без плана – это был верный способ оказаться в другой английской тюрьме. Лучше было подождать. Сейчас Белла в безопасности, а потом, позже, можно строить планы, чтобы найти ее дочь. - Мне очень жаль. Я не могу. Это не является часть моей миссии.

Это совсем не то, что нужно было сказать.

Белла гневно набросилась на него. – Для вас это просто работа, Лахлан? Еще одна миссия? Еще один мешок серебра? - Презрение сочилось с ее языка. - Я думала, что вы могли бы измениться. После двух лет борьбы за Роберта вы могли бы понять, что есть вещи, за которые стоит бороться. Но вы точно такой же. По-прежнему главное - деньги.

Все верно, деньги - главное! Освободить Беллу. Выполнить работу. Забрать свое вознаграждение. Расплатиться с долгами. Оставить войну. Заниматься своими собственными делами. Это было все, чего он хотел.

Лахлан смотрел вниз на ее запрокинутое лицо, видел прекрасные черты так мучительно близко, и почувствовал притяжение желания слишком сильного, чтобы сопротивляться. Нет, это не все, чего он хотел. Он хотел ее. Каждой своей частицей так же сильно, как прежде.

Кулаки сжались. Самообладание было натянуто как тетива.

Это все ее вина. Белла привела его в замешательство. Он ни к кому не привязан, черт побери. Ни к Брюсу. Ни к Хайлендской гвардии. И уж точно ни к ней. Не допускать ни к кому привязанности. Нет привязанности – нет предательства.

Он был эгоистичным ублюдком. Наемником. Не намного лучше, чем пират, как она говорила о нем.

Лахлан знал три чувства за свою жизнь, когда дело доходило до женщин: разочарование, ненависть и похоть. Не много, чтобы предложить одной из самых благородных женщин в Шотландии, для того, кто хотел стать ее героем.

Будь она проклята за то, что делает с ним.

- Три года, - поправил Лахлан. Три года назад он присоединился к другим членам Хайлендской гвардии на Скае для обучения. - И конечно, речь идет о деньгах. – Рот Лахлана насмешливо дернулся. Его глаза с горячей лаской скользнули по ее фигуре в облегающей одежде. - Так что, если у вас нет способа расплатиться со мной, тогда дискуссия окончена.

Белла задохнулась, ее глаза изумленно расширились. Она размахнулась, чтобы дать ему пощечину, которую он заслужил. Но прежде чем она ударила его по лицу, Лахлан поймал ее запястье и, вывернув ей руку за спину, прижал Беллу к себе. Их тела столкнулись, Лахлан смотрел в ее разъяренное лицо — лицо, которое преследовало его в течение двух кровавых лет — и почувствовал, как ярость покинула его, когда он признал демона желания, ревущего в нем.

Лахлан был идиотом, если думал, что мог справиться с ним.

Лахлан набросился на ее губы. Горячий и голодный. Изголодавшийся за два года лишений. Два года желания женщины, которая никогда ему не принадлежала.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Лахлан застонал от соприкосновения. Белла была такой вкусной. Теплой и сладкой, с легким намеком вина, которое он оставил для нее.

Белла ахнула, то ли от удивления, то ли протестуя, Лахлан не знал. На одно мучительное биение сердца она замерла в его руках, и Лахлан подумал, что Белла его отталкивает. Но потом он почувствовал, как она смягчилась, затрепетала от дрожи желания и растаяла в его объятиях.

Прилив тепла окутал его, тело залило желанием, долго удерживаемым в узде. Лахлан углубил поцелуй. В висках стучало. Кровь набатом гудела в каждой вене его тела.

Лахлан запустил пальцы в ее мягкие влажные волосы, обхватив затылок ладонями, чтобы прижать Беллу еще ближе, выгнуть ее вдоль себя, пока он впитывал каждый ее дюйм. Ее мягкий запах плавал вокруг него в дымке хмельного аромата. Он не мог насытиться ею, казалось, ему никогда не будет достаточно. Лахлан хотел Беллу с таким отчаянием, которого никогда не знал прежде.

Когда Белла открыла рот, он чуть не сошел с ума. Кровь ударила в голову. Раздвинув ее губы языком, Лахлан поцеловал ее глубже. Он исследовал каждый дюйм этого сладкого рта и зарычал от удовольствия, когда она впервые робко коснулась своим языком его. Невинность ее ответа едва не погубила его.

Это было слишком хорошо. Лахлан мечтал об этом слишком долго.

Он никак не мог успокоить свирепые ощущения, бушующие внутри него. Он хотел ее слишком сильно; его тело слишком долго держали в узде.

Его губы целовали ее подбородок, шею, смакуя каждый дюйм нежной и бархатистой кожи. Господи, она была сладкой. Амброзия для человека, который голодал слишком долго.

Лахлан обхватил Беллу за ягодицы, плотнее прижимая ее к пульсирующему члену. Он хотел прижать ее еще теснее, хотел почувствовать ее кожей, хотел прижаться членом к ее интимному месту, хотел восхитительного трения тел, движущихся вместе. Лахлан качнулся к Белле, и чуть не выпрыгнул из своей шкуры, когда она прижалась к нему.

Белла прижалась к нему так сильно, что ее сладкий женственный холмик терся о его член, и Лахлан не знал, как долго он еще выдержит. Ему было так хорошо. Дразнящий намек на то, каково это быть внутри нее. Двигаться внутрь и наружу. Туда и обратно. Наносить удары. Найти идеальный ритм. Он мог бы сказать по тому, как она двигалась, что они невероятно подойдут друг другу. Ничего похожего он никогда еще не испытывал.