Око за око (СИ)

Она нервничала. Прошло не так много времени с их последней встречи, но если прощалась Санса с другом, то встретиться должна была с врагом. Внутри все клокотало. Желание мести накатывало волнами. Учащенно пульсировало сердце, и волчица чувствовала непривычную ясность ума – словно хищник на охоте, думалось ей. Нужно было доиграть свою роль до конца, и, заклиная себя, девушка пыталась принять самый простодушный вид.

Спешилась. Глубоко вздохнула и, выдохнув облачко пара, кивнула головой своим провожатым.

Первую пьем за господ,

Защитят нас от невзгод!

Сжатая ржавыми скобами дверь скрипнула, впуская в свою утробу путников, и на них ворохом налетели запахи и звуки.

А вторую за богов,

Дух таверн и хмель голов…

«Ласточки хвост» встретил их просторной залой со вторым светом. Среди выложенных из камня столбов стояли многочисленные столы. От их блестевших жиром столешниц доносился неприятный кислый аромат впитавшихся напитков. Под потолком висели подвешенные на балясинах цепные люстры-канделябры, и в приглушенном свете свечей мерцали лица посетителей. Кто-то из них оживленно разговаривал; кто-то скрывался в тени, желая остаться неузнанным; кто-то подзывал к себе девчушку, разливавшую из кувшина заветный нектар, и после звона монет пьянящий яд вновь разливался по чашам.

В этой праздной суете Санса Старк искала взглядом нужного ей человека, и ей в ответ в самой глубине зала сверкнула брошь птички Пересмешника. К ней обратились знакомые темные глаза, знакомая теплая улыбка, мешавшаяся соль с перцем в волосах. Едва побледнев, рыжеволосая дева направилась к Петиру Бейлишу.

Третью выпьем за меня,

Следом, сразу за тебя.

За красавицу-девицу,

На которой сладко спится.

Едва поджав кончики губ, Санса села на приготовленное ей место. Подозванный человек принес тарелки с едой и прочую утварь. Молча все расставил и также тихо ушел. Мужчина и девушка остались наедине среди толпы неизвестных им людей.

Переглянулись. Молчали.

Излишне теплых приветствий не было. Слишком много недомолвок было между этими двумя, чтобы распыляться на подобные условности, и они еще долгое время так и сидели, изредка поглядывая друг на друга, словно им нечего было сказать. Словно виделись еще вчера или же знали друг-друга бессовестно долго, оттого слова не шли.

Лорд-протектор Долины опустил глаза, украдкой глянув на свою гостью. Какая странная метаморфоза происходила с ней. Некогда он видел ее превращение из угловатой девочки в цветущую девушку, а теперь подле него сидела красивая молодая женщина, сверкая на свету медными намокшими от снега волосами, лежавшими на пышном посеребренном мехе лисицы. На Кейтлин она походила все больше и одновременно все меньше – в отличие от матери на лице ее дочери был заметен отпечаток вкусившего горечь жизни, и это придавало ей определенную пикантность.

Санса заметила, что за ней наблюдают, и застуканный на месте преступления Мизинец отвернулся, так вдруг заинтересовавшись музыкантами. Возле стола и чуть поодаль стоял десяток вооруженных людей, и девушка сама сделала вид, что вслушивается в повторявшийся рефрен кабацкой песенки, ехидно заметив про себя, что со времени их встречи в Кротовом Городке лорд Бейлиш стал более осторожным… С ней.

За отважного бойца,

За дельца и за глупца,

За жену и за любовь,

Выпьем за родную кровь.

– После столь тяжелой битвы за Винтерфелл, – начал мужчина, – не ожидал услышать, что вы отправитесь в Дредфорт.

– Нужно было решить некие дела, да и… – Санса положила руку на стол. От беспокойства девушка нашла единственное лекарство, начав выводить на столешнице круговые узоры. – Не думаю, что кто-то осмелится оспаривать мое право на замок Болтонов, – улыбнулась она.

– Никто не решился бы оспаривать ваше право и на ваш родовой замок. – Дернул за нужную ниточку кукловод.

– Лорды Севера выразили преданность моему брату. Вы сами это видели… Петир.

– Хм, – левый кончик губ взмыл кверху, прячась в растительности на лице, и мужчина ненадолго замолчал.

Мизинец, как обычно, был одет скромно, но с иголочки. Владельца нескольких замков выдавали лишь посеребренные пуговицы, украшенные богатым орнаментом, еле заметная вышивка на плечах черного костюма, да чистота рук.

– Как показывает практика, правление бастардов не бывает долгим.

– Возможно… – поддерживала беседу Санса. – Но если рядом будут преданные люди, оно может затянуться.

– Преданность самых преданных очень часто предана деньгам, любовь моя, и, поверьте, стоит не так уж много, – отпил он из своей деревянной чашки.

– Вы рассуждаете как Ланнистер.

– Нет, – мужчина разогнулся, подняв голову, и его рука тихо накрыла девичью ладонь. Чуть не поморщившись, Санса руки не убрала, и Мизинец, поджав губы, горько улыбнулся – этот ребенок имел над ним странную власть, заставляя лишний раз задуматься о столь ненужном ему противостоянии личной выгоды и личного счастья. – Я рассуждаю как человек, знающий цену вещам.

– Вы смогли купить в этой жизни все, что хотели? – Клацнув зубами, волчонок тут же прикусил язык.

Петир в лице не поменялся, однако ее попытку насыпать ему соли на рану оценил. Кейтлин ему не далась, да и Санса показала себя не столь доступной твердыней, несмотря на все его заслуги перед ней.

За живых, за мертвых тоже,

Кто в пути, а кто на ложе.

За богатых, бедняков

Наливай мне до краев!

– Вы прибыли на корабле? – пыталась подсластить горькую пилюлю леди Старк.

– Вы как всегда наблюдательны, миледи.

– Когда долго сидишь взаперти, ничего другого не остается.

– Читая ваше письмо, не скажешь, что оно написано пленником. – вел к интересующей его теме Мизинец. – Неужели вы все еще тоскуете о прошлом?

– Стараюсь… О нем не думать. – Санса не смотрела на мужчину. Высвободив, убрала свою руку, якобы для того, чтобы поправить волосы, а назад так и не вернула. – Быт затягивает.

– Эта клетка вам тесновата.

– Клетки для птиц, – перебросились они незамысловатыми фразами.

Мы в таверне веселимся,

Как напьемся – похмелимся.

Пьем мы ночью, пьем мы днем.

Радость, горе – нипочем!

Трижды ударил барабан, и монотонная песня наконец-то закончилась. За соседним столом выпивавшие мужчины весело ухнули, подняв свои кружки, и со стукнувшихся чаш, брызгая пеной, потек эль. На их столе лежал молочный поросенок. От него отрывали окорочок, и, глядя на розовую разрывавшуюся плоть, девушка скривилась в лице, прикрыв рукой рот. Благо, в этот раз мутило ее недолго.

– Вы плохо себя чувствуете?

– Н-нет. Просто дорога. И эта… Музыка…

– Вульгарна? – улыбнулся мужчина, подозревавший о вкусах маленькой девочки-принцессы.

– Д-да.

Петир достал пару монет. Метал блеснул в свете неяркого освещения, и прежде, чем отдать их своему прислужнику, мужчина показал девушке пару медяков.

– Цена утонченности, – добавил он.

Прислуживавшаяся Мизинцу тень, откланявшись, уверенно двинулась в сторону музыкантов. Разминавшийся певец, только что откричавший нескончаемый список пьющих, жадно пил из кожаного мешка-бутылки, и его щеки раздувались, как у лягушонка. Оторвавшись от горла, он принял плату от посланника. Внимательно послушал говорившего с ним слугу, а после обернулся к старому скрипачу, сидевшему бездвижно словно статуя. Они о чем-то переговаривались, и наблюдавшая за ними Санса не поверила своим глазам.

– Он слеп! – еле слышно сказала девушка.

Старик, повертя смычком в руках, прищурился. Его белесые невидящие глаза будто прозрели на мгновение. Тяжелые веки снова сомкнулись, и, приоткрыв рот, улегшись щекой на свой потертый инструмент, скрипач уверенно взмыл смычком кверху. Со струн слетели первые плачущие звуки. Барабанщик вдарил по мембране, призывая к вниманию пьяневших слушателей. В зале стало значительно тише, и старик, покончив с мелодией, отложил скрипку на колено, вдохнул воздуха и начал свою песнь.