Пока смерть не разлучит нас (ЛП)

Он по-прежнему был полураздетым, и легкое трение о мягкие простыни снова возбудило его.

Ублажая самого себя, он перевернулся и обнял одеяла, пахнущие мужчиной. Он думал о нем, лежа среди его запаха, потираясь бедрами и досадуя на новую эрекцию, но отказываясь использовать руки для облегчения.

Он хотел дождаться его возвращения, его рук и ощущения его достоинства глубоко внутри…

Цинь Цзин вздохнул с покрасневшим от смущения лицом и нырнул назад под одеяло. Он действительно становился бесстыдным, и ничто не могло ему помочь.

Возможно, уже пошел обратный отсчет, так как внизу стало очень шумно от поздравительных возгласов и криков, которые почему-то казались чужими и далекими.

Цинь Цзин высунулся и посмотрел в окно. Это было словно картина в рамке за мерзлым стеклом: одна из тихих ночей, с тусклыми звездами и убывающей луной.

И тогда, среди одиноких небесных тел расцвели цветы: вероятно, кто-то зажег фейерверки в саду. Некоторые взорвались высоко у окна, освещая ночь.

Огненные цветы распустились, цветя и увядая в течение нескольких секунд существования, в ночи и его глазах. Позже, когда он возвращался к этой сцене, она казалась такой же короткой, как все, что было между ними, и такой же длинной, как остаток их жизни.

Однако в этот момент он мог думать только о том, что Шэнь Ляншэн сказал ранее: «Увидимся в следующем году».

Почему-то его глаза заболели, и ему захотелось плакать, но в конце на его лице появилась улыбка.

Улыбнувшись, он вспомнил классическую поэму.

Древние давно умерли, но их поэзия наращивала новое кольцо с каждым прочтением. Каждая буква и каждое слово, казалось, в совершенстве подходили.

В особенности:

Находясь с ним месяц за месяцем, год за годом

Долгая ночь кажется даже еще дольше*.

Примечания

Кэкэ - употребляется при обращении к старшему брату.

О поэме*: Это строка из поэмы У Жуня (469 - 520). Вся поэма повествует о мертвом дереве утун, из которого была сделана изысканная пипа (кит. лютня). Инструмент был найден императором. С этих пор пипа, осыпанная великолепием рядом с ним, забывает о своем происхождении. Это - политическая сатира на аристократию, которая выглядит величественно и элегантно, но на деле является мертвым деревом. Строка, которую цитирует Цинь Цзин, может быть воспринята, как утверждение о любви, но в оригинальном контексте «с ним» относится к императору.

========== Глава 14 ==========

Хотя Республика ввела Грегорианский календарь с момента образования и установила первое января как День Нового Года, для людей год не заканчивался, пока не миновала традиционная дата. Только тогда новый «Вон Лик»* сменял старый.

Шэнь Ляншэн собирался провести канун Нового Года у своего отца - воссоединяющий ужин конца года. У Цинь Цзина тоже были свои планы: с тех

пор, как его родители скончались, он проводил последний день года у Лю, и этот год не был исключением. Поэтому двое встретились в двадцать седьмой день*, перед тем как отправиться каждый по своим делам.

В канун Нового Года Шэнь Ляншэн приехал в особняк отца после полудня. Как только он вошел, слуга, взяв его пальто и шляпу, известил: «Хозяин у алтаря. Он просит Вас встретиться там».

Шэнь Ляншэн кивнул и направился к алтарю. Он постучал и вошел, получив разрешение Шэнь Кечжэня. В тот же миг он был атакован густым и слегка жгучим запахом благовоний.

Возможно, Шэнь Кечжэнь осознал давние прегрешения и начал ценить свою жизнь в последние годы. Он знал способности младшего сына и видел в нем наследника своего достояния, поэтому постепенно отпускал бразды правления. Он занял позицию преданного буддиста, дабы избежать плохой кармы и прожить еще несколько лет.

Нет нужды говорить, что Шэнь Ляншэн не верил в вещи такого рода, но, чтобы угодить отцу, он с большим уважением поприветствовал его и уселся для разговора, только преподнеся благовония Будде.

Шэнь Кечжэню было далеко за шестьдесят, но он не набрал много веса, как большинство в его возрасте, и прибывал в хорошем настроении, так как следил за своим телом. Сначала, он не был высокого мнения о Шэнь Ляншэне, по большей части из-за родословной: иметь любовницу и воспитывать сына - это две разные вещи - и позволил жене изгнать мальчика очень далеко ради хорошего образования. Теперь, однако, этот мальчик был единственной надеждой продолжения дела Шэнь, поэтому он должен был отбросить свои «пуританские» убеждения и играть любящего отца, независимо от того, что было уже немного поздно.

К счастью, европейская кровь Шэнь Ляншэна не была так очевидна. Он преимущественно унаследовал цвет лица матери, но в нем определенно присутствовала схожесть с Шэнь Кечжэнем. Это удовлетворило старика и, вместе с намерением исправить собственные ошибки, сделало доброту, которую он показывал последние несколько лет, искренней.

Отец и сын сначала поговорили о сегодняшней политике и бизнесе, начиная от их собственной текстильной фабрики, до недавних действий японцев в Тяньцзиньской Торговой Палате. Они перечислили все компании, которые установили отношения с так называемой «Синчжун компани» и японскими дзайбацу, во главе с Восточной Разрабатывающей Компанией. Затем, они проанализировали положение дел на грядущий год, и только потом Шэнь Кечжэнь неловко начал: «Так, из того, что я вижу…»

Но так и не закончил предложение. А думал Шэнь Кечжэнь о том, что работа с японцами - неизбежна, если они хотят сохранить приток денег. Он хотел подкинуть сыну пару советов, но был осторожен в выборе слов. Его смелость с возрастом поубавилась, а так как он обратился к буддизму, и бодхисатва, в конце концов, смотрел с алтаря, он боялся, что такое вероломство выйдет ему боком.

«Будь уверен, - Шэнь Ляншэн знал все, о чем думал мужчина, и взял инициативу на себя, - я посмотрю и буду действовать по обстоятельствам».

Шэнь Кечжэнь был рад, что его сын так наблюдателен, и кивнул с одобрением: «Я никогда не волнуюсь, если речь идет о тебе». Потом внимание перешло на личные дела Шэнь Ляншэна: «Это напомнило мне, я слышал, ты проводишь время с дочкой Вана».

«Мисс Ван - занимательная персона», - хотя эти двое были так далеки от романа, как только возможно, Шэнь Ляншэн не прояснил этого, а только бегло ответил.

«Я видел эту девочку. Симпатичная девушка, надо сказать, - Шэнь Кечжэнь, улыбаясь, пил свой чай. - И очень оживленная. Восполняет то, чего тебе не хватает».

«Мхм».

«Тебе исполнится двадцать семь в этом году. Самое время остепениться… - Шэнь Кечжэнь опустил чашку и взглянул на сына. - Но опять же, я был таким же в твоем возрасте. Я просто хочу сказать: игры - это только игры. Лучше не позволять им мешать более важным делам».

Собственная прислуга Шэнь Ляншэна никак не была связана с отцовской, но между резиденциями происходили доставки туда-обратно, и какой-нибудь любитель посплетничать сболтнул лишнего. Его отец, более или менее, был осведомлен о новом «друге» и думал, что это был кто-то из оперного театра. Он не обращал на это большого внимания, даже не утруждаясь спросить имя этого «друга». Когда-то он тоже был плейбоем и забавлялся с актерами и так далее. Он просто хотел предупредить сына: ему было наплевать на его игры, но те не должны были мешать его жизни.

И Шэнь Ляншэн все понимал, но он также знал, что его отец не так уж переживал об этом. Иначе, пожилой мужчина не коснулся бы этой темы так неосторожно. Так что, он просто кивнул и напустил беспечный вид.

«В любом случае, я полностью тебе доверяю, - еще раз подчеркнул отец, прежде чем выдохнуть. - В отличие от твоего брата…»

Затем он погрузился в молчание, думая, что это - карма. Этот кусок дерьма - старший сын - был послан кармой, чтобы отомстить ему.

Шэнь Ляншэн нехотя успокоил своего отца, когда раздался слабый стук в дверь. Слуга объявил о прибытии старшего сына Шэнь Кечжэня с женой.