Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Она металась в жару в своей комнатке, и с ней сидел врач вместе с испуганной Ити, первой ее жертвой. Девушка произносила страшные проклятия, а иногда у нее вырывались и имена… Ити различала имя Мерит-Хатхор, имена господина и госпожи… и все это перемежалось такими ругательствами, что у нее холодела кровь.

- Что это такое? – боязливо спросила она невозмутимого врача. – Может быть, Тамит мучают демоны?

- Нет, - спокойно ответил врач, наблюдавший в своей жизни всякое. – Это болезнь от раны, только и всего. Душа страдает, как и тело.

В обед к Тамит зашла госпожа дома – очень грустная, бледная и осунувшаяся. Врач подумал, что ей самой нужна помощь – от таких огорчений легко можно заболеть.

- Как она? – спросила Ка-Нейт. – Плохо?

- Плохо, - правдиво ответил врач. – Я сделал для нее что мог, но ее болезнь не в моих руках – в руках богов.

Ка-Нейт подошла к больной и с нежностью погладила ее по мокрым от пота волосам.

- Она вся горит, - сказала хозяйка. – Отчего это?

- Так бывает при тяжелых болезнях, госпожа, - ответил врач. – Жар – это хорошо, когда он сменяется охлаждением и испариной, но иногда это предвестник…

- Я поняла, - дрогнувшим голосом оборвала его Ка-Нейт. – Бедняжка Тамит. Какой злодей мог так ранить ее…

Тут она побледнела еще больше, точно подумала о чем-то еще страшнее болезни Тамит.

- Ты не мог бы пойти со мной к Мерит-Хатхор? Ненадолго, - сказала Ка-Нейт. – Я лечу ее как ты сказал, но я могу ошибиться…

- Пойдем, - поднимаясь, сказал врач. Несколько минут ничего не решат – вообще его присутствие сейчас почти бесполезно.

- Смотри за ней, - велел он Ити, и вышел вместе с госпожой.

Ити подсела к своей соседке ближе, со страхом и жалостью глядя на красивое лицо, то и дело искажавшееся мукой, на орошенный потом лоб.

- Ка-Нейт, - вдруг четко сказала Тамит. – Проклятая! Убить!

Ити с ужасом зажала рот рукой. Конечно, ее душа мучается, но такие слова…

А вдруг они что-нибудь значат?

Девушка помотала головой, отгоняя такие страшные и небывалые мысли. Чтобы Тамит замыслила…

Ити непроизвольно взялась за шею, вспоминая тот день, когда Тамит напала на нее саму, разозленная только словами. Но ведь Ити – не госпожа, и Тамит не причинила ей большого зла, и попросила потом прощения… Нет, нет, то, что она подумала – невозможно.

Вернулся врач.

Ити непроизвольно открыла рот, чтобы сказать ему, о чем бредила Тамит, но опомнилась и замолчала. Это может повредить Тамит, ее могут обвинить… ведь ее и так подозревали – до нападения, от которого Тамит так тяжко пострадала.

- Как госпожа Мерит-Хатхор? – спросила девушка.

- Страдает, как все раненые, - сказал врач. – Но жара нет, и она, несомненно, поправится.

- Я слышала, что госпожа Мерит-Хатхор заслонила собой госпожу, - с восхищением сказала Ити. – Какая храбрость! Госпожа Мерит-Хатхор так любит нашу госпожу, и она так умна, сильна и отважна!

- Да, - скупо согласился врач, которого неприятно задело, что девушка называет прислужницу хозяйки “госпожой”. Здесь только одна госпожа и один господин над всеми.

- Таков долг преданных слуг, - сказал он. – Защищать и беречь господ.

Ити с восхищением вздохнула.

Сама она не отважилась бы поступить так – хотя любила юную госпожу. Госпожа Мерит-Хатхор была настоящая героиня, и вполне заслуживала звания старшей в доме после господ. Ити еще раньше готова была повиноваться ей, а теперь…

- Госпожа должна наградить ее, - сказала Ити. – И господин.

- Не твое дело рассуждать, что должен твой господин, - резко заметил врач, раздраженный такой дерзостью. – Он награждает кого решает сам и когда считает нужным.

Ити поняла, что далеко зашла, и замолчала.

Но великий ясновидец решил наградить Мерит-Хатхор – он умел отличать и поощрять людей. Ка-Нейт, пытаясь улыбаться – она все еще страдала из-за казненного – сообщила своей наперснице, что господин жалует ей пять превосходных платьев, каждое из которых не уступало нарядам ее госпожи, и драгоценные украшения, которыми можно было заполнить небольшой ларец. Мерит-Хатхор не любила носить украшения, привлекавшие внимание к ее слишком мужественному для женщины лицу и фигуре, но теперь должна будет это делать, поскольку это заслуженная честь.

Однако это откладывалось на неизвестный срок – Мерит-Хатхор не разрешали вставать. Не разрешала госпожа, больше, чем врач.

- Твое здоровье очень дорого мне, - сказала Ка-Нейт. – И еще дороже теперь, ты мне как мать…

- Не говори так, - ответила Мерит-Хатхор. – Не обижай свою мать. Я довольна тем, что я твоя любимая служанка и опора.

Она помолчала, как будто готовясь сказать что-то, на что до сих пор не хватало сил – сил сказать это разумно.

- Тамит, - сказала Мерит-Хатхор. – Госпожа, здоровье этого дома можно сохранить, только удалив ее, как яд из раны. Это она устроила нападение на тебя.

- Я не верю, - без колебаний ответила Ка-Нейт. – Ты не видела, как больна Тамит – она, возможно, умрет. Она очень страдает. И как…

Она сдвинула брови.

- Ты говоришь, что она могла сделать это сама?

- Не говорю, - сказала Мерит-Хатхор, изумленная этой мыслью, правоту которой тотчас же осознала – несомненно, все было именно так. – Но я скажу сейчас, что ты верно угадала, госпожа. Тамит наняла убийцу, и Тамит ударила себя кинжалом, чтобы ее не заподозрили.

- Она могла себя убить – она почти умирает, - сказала Ка-Нейт, качая головой. – Она могла попасться на краже драгоценностей, которыми заплатила за это – ведь у нее нет таких дорогих вещей. Она могла погибнуть от руки человека, с которым сговаривалась. Она могла ужасно… ужасно погибнуть, если бы ее замысел разгадали. Нужна твердость вдвое больше, чем у мужчин, чтобы сделать все это.

- И, однако же, она сделала все это, - ответила Мерит-Хатхор.

Почему-то с перечислением всех преград, которые преодолела Тамит, уверенность в ее виновности только увеличилась.

- Ты проверяла свои драгоценности? – вдруг спросила Мерит-Хатхор.

Ка-Нейт покраснела.

- Ларец с моими драгоценностями в угловом шкафу спальни, - сказала она. – Я каждый день открываю его, чтобы нарядиться для моего супруга, и драгоценности не меняют своего положения. Кроме того, Тамит выслали из моих покоев еще четыре дня назад.

- И с тех пор она не имела возможности попасть сюда? Никакой? – спокойно спросила Мерит-Хатхор.

Ка-Нейт замолчала; лицо ее омрачилось, брови сдвинулись.

- Она хитра, как шакал, и ядовита, как скорпион, - сказала Мерит-Хатхор. – А сердце у нее из камня. Будь в твои покои сколь угодно узкий лаз, она проникнет сюда. Проверь свои драгоценности сейчас и убедись в моей правоте.

Ка-Нейт сжала губы, но выполнила просьбу. Она достала из шкафа тяжелый драгоценный ларец черного дерева и, сев и поставив его себе на колени, стала перебирать украшения.

И вдруг ее пальчики замерли, и она подняла на наперсницу встревоженный взгляд.

- Мерит-Хатхор, я не помню всех этих вещей! Их так много, что я даже не перебрала их все – ведь я в доме моего супруга всего неделю!

Мерит-Хатхор мрачно и значительно улыбнулась.

- Следовало составить их опись, - сказала она. – Но теперь поздно.

- И все равно я не верю, - сказала Ка-Нейт.

- Почему? – спросила Мерит-Хатхор. – Почему ты не веришь теперь, когда имеешь все доказательства?

И вдруг хозяйка подошла к ней и нависла над раненой, почти грозно.

- Я не имею никаких доказательств, - дрожащим от гнева голосом сказала она. – Я имею только твои домыслы и подозрения. Ты бы не говорила так, если бы знала, чему подвергается человек за преступление, в котором ты обвиняешь ее…

- Я знаю, - сказала Мерит-Хатхор. – Я дочь писца, прежде дома твоего отца служившего при храме Птаха в Мен-Нефер. Я знаю все способы, какими казнят за преступления, а также то, что часто казненные осуждаются посмертно.

- Посмертно? – вздрогнув, спросила Ка-Нейт. – В самом деле? Это возможно?