Возвышение падших (СИ)

Эсен Султан слегка нахмурилась, и служанка облегчённо выдохнула. За несколько дней хоть какая-то реакция на происходящее.

— Что скажете, султанша? Нам собираться?

Эсен Султан, к ошеломлению служанки, несколько раз моргнула, словно приходя в себя, и медленно села в кровати. Она огляделась в покоях, будто только что оказалась здесь и не понимала, почему это произошло.

— Где мы? — хрипло спросила она, и Бирсен-хатун просияла от радости. Её госпожа наконец-то пришла в себя.

— В Старом дворце, но, хвала Аллаху, поутру вернёмся в Топкапы. Повелитель так добр…

— Нет, — отрицательно покачала темноволосой головой Эсен Султан, и её серо-голубые глаза обратились к дочерям, которые в столь позднее время уже спали в своих постелях у другой стены. — Я не вернусь туда. И своих детей не повезу туда. Там одна лишь смерть…

— Что вы такое говорите, султанша? — поникла Бирсен-хатун.

— Нет. Нет. Нет.

Она твердила слово “нет” безостановочно всю ночь до тех пор, пока не заснула, и Бирсен-хатун, ошеломлённо, а после обречённо наблюдающая за ней, пришла к неутешительному выводу, что её госпожа не пришла в себя.

Она обезумела. И, похоже, никогда не сможет оправиться.

Утро следующего дня.

Топкапы. Покои Валиде Султан.

— Валиде.

Султан Баязид, просияв, вошёл в просторные и роскошно обставленные покои и раскинул руки в стороны, приглашая просиявшую ему в ответ мать в объятия.

Дэфне Султан в дорожном одеянии с нежностью и заметным облегчением обняла его и тщетно пыталась сдержать слёзы.

— Наконец-то, — выдохнула она, отстранилась и обхватила бледными руками смуглое лицо сына, который терпеливо сносил материнские ласки, по обыкновению смущающие взрослых мужчин. — Жив и здоров. Мы с ума сходили от беспокойства в дни разлуки с тобой.

— Отчего так долго добирались?

— Прежде поприветствуй жену и детей, а после утолю твои любопытство и беспокойство. Они тоже по тебе тосковали.

Дэфне Султан отступила в сторону, открыв его взгляду взволнованную Филиз Султан, обнимающую дочь и положившую руку на плечо сына.

— Мурад, — подойдя, султан Баязид крепко обнял сына и хлопнул его по плечу, отчего тот слегка пошатнулся. — Эсма, — нежно поцеловал дочь в лоб. — Филиз, — та потянулась к его губам, но повелитель поцеловал её также сдержанно и целомудренно в лоб, как и дочь до этого. — Рад, что вы здесь.

Дэфне Султан предупреждающе посмотрела на расстроившуюся и поникшую Филиз Султан, в глазах которой снова заблестели слёзы, и та под её взглядом отвернулась.

— Что с этой коварной женщиной, Карахан-хатун, кажется? — спешно привлекла Дэфне Султан внимание сына к себе. — Аллах сохрани, как только узнала о её грехах из твоего письма, так едва чувств не лишилась. Безвинные люди… И Орхан…

Вспомнив о покойном султане Орхане, Дэфне Султан ощутила уже ставшую привычной за несколько дней душевную боль и ноющую боль в области ключицы, что говорило о том, что болезнь просыпается под гнётом её переживаний и волнений.

— Она всё ещё в темнице, — помрачнел повелитель. — Я хотел её казнить, но потом подумал, что Махмуд, лишённый отца, лишиться матери не может. В этой династии и без него много детей выросло без матерей и ни к чему хорошему это не привело. Я решил отправить Махмуда с матерью в Эрзурум, пока он не подрастёт. А после он займёт достойную моего брата и шехзаде должность санджак-бея.

— Ты уверен? — осторожно спросила Дэфне Султан, но, увидев утвердительный кивок сына, решила больше не вмешиваться. Раз так решил, то так тому и быть. — Что же, я рада, что всё разрешилось благополучно.

— У меня для вас радостная весть, — султан Баязид снова улыбался, отчего Дэфне Султан, наблюдавшая это, чувствовала, что её боль, душевная и физическая, отступает.

Она хотела заинтересованно переглянуться с Филиз Султан, но невестка всё ещё была расстроена прохладной встречей с мужем и не посмотрела на неё в ответ.

— Эмине-хатун беременна. Дай Аллах, у вас, дети, появится брат. Я долгие годы ждал этого…

Если новость о беременности Эмине-хатун чуть не сбила с ног и без того расстроенную Филиз Султан, то его последние слова этому поспособствовали.

Она и так переживала из-за того, что не могла родить ещё детей мужу, который этого, оказывается, долгие годы ждал, а теперь соперница, молодая, красивая и, главное, здоровая сделает это за неё, окончательно вытеснив её из его сердца.

Перед её глазами всё почернело, и Филиз Султан без чувств распласталась на ковре.

Генуя. Дворец Альберго.

С течением времени королева Эдже свыклась со своей новой жизнью, иногда всё ещё томилась в ней, но присутствие Артаферна всё делало легче и проще.

В целом, она была счастлива. Она свободна и живёт роскошной жизнью в качестве королевы подле любимого мужчины, который во всём её поддерживает и всячески помогает.

Сёстры Серпиенто оказались очень приятными и интересными собеседницами, и королева Эдже взахлёб слушала их истории об Италии или о родословной Дориа, Гримальди или Серпиенто. Они даже стали её советницами и присутствовали на заседаниях королевского совета, помогая юной племяннице принимать решения, которые она затруднялась вынести самостоятельно.

В один из дней, когда по обыкновению после завтрака королева Эдже явилась в зал королевского совета и разместилась во главе длинного стола, адмирал Артаферн, напряжённый и встревоженный, пресёк обсуждение своим визитом.

Следом за ним в зал вошли слуги, несущие какой-то большой деревянный короб. Они поставили его на стол перед изумлённой королевой, которая по просьбе адмирала Артаферна поднялась на ноги и отошла в сторону вместе с ним.

— Что происходит, Артаферн? — напряжённо спросила Эдже. — Что в ящике?

— Как известно, наши отношения с Венецией обострились, и я, получив позволение Её Величества, взялся за обустройство нашего флота, доверенного мне. В настоящее время генуэзский флот насчитывает две тысячи военных кораблей, готовых к боевым действиям, которые, похоже, начнутся совсем скоро. Вскройте ящик.

Под десятками напряжённых взглядов слуги открыли крышку деревянного ящика, и его стенки, до этого сдерживаемые ею, упали на стол, явив содержимое.

— Дож Венеции прислал для вас подарок, Ваше Величество, — мрачно произнёс адмирал Артаферн, незаметно сжав её запястье в знак поддержки.

Чучело мёртвого орла без крыльев, которые ему грубо отрезали, истончало зловоние гниющей плоти.

— Как это понимать?.. — растерялась королева Эдже, посмотрев сначала на Артаферна, мрачного и напряжённого, а после на сестёр Серпиенто.

— Война, — ответила Валенсия Серпиенто, сверкнув голубыми глазами совсем как Рейна Дориа, обожавшая это слово и это действо. — Орёл — символ рода Дориа, и венецианский дож намерен подрезать ему крылья и низвергнуть его с небес, в которые он взлетел, на землю.

В воцарившейся суматохе и спорах Валенсия и Каролина самодовольно переглянулись и ухмыльнулись.

Топкапы. Темницы.

Темно. Сыро. Холодно.

Карахан Султан в грязном изорвавшемся когда-то роскошном красном платье сидела на грязном полу темницы, бессильно прислонив грязную голову к решётке.

В первый день заточения она рвалась и металась, приказывая выпустить её.

После сдалась. Ничего не ела. Просто сидела и думала о том, что сделала не так. В чём её ошибка? Где она просчиталась?

Ей казалось, что она сходит с ума в этой темноте и тишине. Только мысль о сыне держала её, и она гадала, жив он или мёртв, ждёт ли её в этом мире или уже в ином.

По её подсчётам шёл уже четвёртый день её заточения, и за это время три раза в день в одно и то же время к ней заходил охранник, дабы дать еду и воду.

И каково было её удивление, когда поздним вечером раздались приближающиеся шаги, которых быть не должно. Охранник никогда не приходил четвёртый раз, и его шаги были тяжелее.

Заинтересовавшись, Карахан Султан медленно повернула голову и лениво усмехнулась, увидев Зеррин Султан, всё ещё облачённую в чёрные траурные одежды.