Возвышение падших (СИ)

Обернувшись на четверых детей, которых служанки спешно одевали, султанша печально вздохнула. Они покидали свой дом, бежали в неизвестность в страхе за свои жизни.

— Султанша, всё готово к отъезду, — проговорила Сира-калфа, подойдя и поклонившись. — Карета ожидает вас у дверей.

— Тяжело прощаться с этими стенами… Они столько всего помнят. Когда-то я вошла в них, будучи ещё юной девушкой, только что вышедшей замуж и боящейся новой жизни, в которую вступила. А сейчас покидаю их, уже тридцатилетняя, с двумя детьми и двумя братьями, уезжаю в неизвестность, не зная, что меня и их ждёт. Вернёмся ли?

— Дай Аллах, вернётесь.

— Ну, пора.

Выйдя через парадные двери на крыльцо, Гевхерхан Султан велела служанкам и детям садиться в карету, а сама, обернувшись, с тоской в тёмно-карих глазах оглядела свой дворец.

Лёгкий и тёплый ветер, несущий в себе запахи лета, веял на неё, трепал длинную юбку платья и платок, покрывающий голову.

Сглотнув какой-то ком в горле, Гевхерхан Султан отвернулась, и, не оглядываясь, направилась к карете, но услышала стук конских копыт и скрип колёс. Застыв, она посмотрела на дорогу, ведущую к её дворцу, и увидела приближающийся экипаж.

Сердце испуганно затрепетало в её груди. Мустафа-паша предупреждал, что кто-то может навредить им, дабы повлиять на него. Неужели этот кто-то всё-таки узнал об их отъезде и перехватил их? Что же теперь делать?

Но когда экипаж остановился возле крыльца, из него спешно вышла Хюррем Султан. Увидев сестру, стоящую в дорожном облачении возле кареты и со страхом и беспокойством во взгляде, обычно спокойном и сдержанном, она напряглась.

— Я захотела проведать тебя, — объяснила цель своего визита Хюррем Султан, и, подойдя к сестре, мягко прикоснулась к её плечу. — Что происходит? Куда вы собрались?

Гевхерхан Султан замялась. Мустафа-паша велел даже Хюррем Султан не говорить об истинной причине их отъезда, но как она могла врать родной сестре, которая искренне беспокоилась за них?

— Мы уезжаем. Не знаю, когда вернёмся и вернёмся ли вообще.

— Что?.. — ошеломлённо переспросила Хюррем Султан, и неподдельный страх вспыхнул в её тёмно-карих глазах. — Зачем?

— Так нужно, — мягко ответила Гевхерхан Султан, и, не сдержавшись, крепко обняла её за плечи. — Прости, что оставляю тебя. Альказ Бей позаботится о тебе в моё отсутствие. Всё будет хорошо. Мы ещё увидимся. Я обещаю, Хюррем.

— Ты оставляешь меня… — растерянно прошептала она, в отчаянии ещё крепче обняв сестру и не выпуская её. — Гевхерхан, я… Объясни мне! Что происходит? Хочешь, я?.. Я поеду с вами. Это не обсуждается.

— Нет, — твёрдо возразила Гевхерхан Султан, и, отстранившись, убрала с себя руки сестры и сжала их в своих руках. — Здесь твой дом, муж, да и ты ждёшь ребёнка. Твоя жизнь здесь. А нам нужно ненадолго уехать, пока в столице происходит… всё это.

— Значит, ты слышала? Повелитель этой ночью умер, а шехзаде Мехмета отравили. Карахан-хатун объявила своего сына повелителем, а себя Валиде Султан и регентом престола.

— Аллах, сохрани… — теперь уже ошеломилась Гевхерхан Султан. — Значит, она и есть та сила, о которой он говорил.

— О чём ты, Гевхерхан?

— Неважно, — отмахнулась она и, сдерживая слёзы, нежно прикоснулась ладонью к лицу сестры. — Мне пора. Мы ещё обязательно увидимся. Я сдержу обещание. Береги себя и обязательно пиши мне. Прощай, Хюррем.

Хюррем Султан, ошеломлённая и растерянная, позволила себя обнять, а после, замерев словно мраморная статуя, с тоской и болью в сердце наблюдала за тем, как Гевхерхан Султан подошла к карете, обернулась через плечо и улыбнулась сквозь слёзы, а после скрылась в ней.

Экипаж тронулся, и, смотря ему в след, Хюррем Султан чувствовала, что он увозит с собой часть её. Какую-то важную часть, которую она совсем недавно обрела и так быстро потеряла.

Дворец Гюльрух Султан.

В главном холле Касим-паша от беспокойства и волнения места себе не находил. Расхаживая перед окнами, он то и дело смотрел в одно из них, боясь, что увидит всадников, посланных Мустафой-пашой за тем, чтобы казнить его.

Вчера, поздним вечером, он получил послание от Карахан Султан, в котором она уверяла его, что не оставит его в беде. Он верил ей, и, конечно, знал, что ей удалось получить желаемое. Но сомневался, что её власть, как Валиде Султан и регента престола, признает Совет Дивана. В нём всё ещё властвовал Мустафа-паша, а он явно не собирался признавать власть Карахан Султан и её сына.

— На вас лица нет, — раздался за его спиной холодный и язвительный женский голос. — Что такое? Ах да, простите, я позабыла, что в это утро должна состояться ваша казнь.

— Султанша, — презрительно выплюнул Касим-паша, даже не обернувшись. — Конечно же, вы не могли упустить шанс в очередной раз излить на меня свой яд.

Гюльрух Султан хмыкнула, и, надменно пройдя мимо мужа, подошла к окну и выглянула в него.

— Что-то опаздывают ваши палачи, — наигранно неодобрительно произнесла она, а после обернулась через плечо на Касима-пашу и ухмыльнулась, поймав на себе его уничтожительный взгляд. — О, только не надо так смотреть на меня. Вы ждали, что я буду лить слёзы и горевать?

— Нет, но думал, что вы хотя бы сдержите себя от издевательств.

— Вот уж нет, — отрицательно покачала рыжеволосой головой Гюльрух Султан. — Где же ваша Карахан Султан, которой вы буквально поклонялись, восхваляя её ум и силу? Она использовала вас, а теперь празднует в Топкапы и о вас и думать забыла.

— Просто. Оставьте. Меня. В. Покое, — по отдельности процедив эти слова, Касим-паша опустился на тахту и запустил руки в тёмные волосы. — Угораздило же меня жениться на вас… Аллах мне свидетель, другой такой невыносимой жены во всём мире не сыскать!

— Сочту это за комплимент, — ухмыльнулась султанша, а после ахнула, будто увидев что-то удивительное. — Глядите-ка, вот и ваши палачи!

Побледнев, Касим-паша вскочил с тахты и, подбежав к окну под насмешливым взглядом Гюльрух Султан, выглянул в него.

В действительности, по дороге, ведущей ко дворцу, скакало около десятка всадников в чёрных одеждах. Личная охрана великого визиря.

— Не может быть…

— Ещё как может, — с ухмылкой возразила Гюльрух Султан, но на её красивом лице от ухмылки не осталось следа, когда Касим-паша обернулся к ней и упал на колени, сжав в руках подол её красного шёлкового платья. — Что вы делаете?

— Султанша, — спешно заговорил Касим-паша, и в его голосе слышалось неподдельное отчаяние. — Я никогда и ни о чём вас не просил. Все эти годы молча сносил ваши безразличие и холодность, издевательства и насмешки, несмотря на то, что тайком мучился от своих чувств к вам. Я умолял Аллаха избавить меня от них, пытался вырвать их из своего сердца, но они крепко пустили корни во мне. Вся моя злость, моё презрение, моё безразличие — всё это напускное, чтобы вы не думали, что в силах ранить меня и чтобы не позволить вам причинить мне ещё большую боль. И сейчас, прошу вас, хотя бы сейчас не отворачивайтесь от меня!

Гюльрух Султан, как громом поражённая, непонимающе смотрела на мужа, который, стоя перед ней на коленях, сжимал подол её платья одной рукой, а второй рукой схватил её ладонь и принялся отчаянно целовать её.

Натужно сглотнув, она вырвала ладонь и подол из его рук и хотела было развернуться и уйти, но что-то остановило её. Его взгляд. Он вмещал в себя столько неожиданных для неё чувств, что она растерялась. Отчаяние. Страх. Боль. Тоска. Любовь?

Различив последнее чувство, султанша содрогнулась. Она не могла поверить, что он действительно что-то чувствовал к ней. Ему с лёгкостью удалось убедить её, что он безразличен и испытывает к ней лишь презрение.

Тем временем всадники подъехали к крыльцу и уже спешились с коней. Касим-паша, не отрывая от неё взгляда, поднялся с колен и медленно подошёл.

Надежда, которая до этого едва заметно тлела в его взгляде, погасла. Осталась лишь безнадёжность.

— Вы мне не поможете, как бы я не просил, не так ли? — скорее утверждение, чем вопрос. — Что же, я ожидал этого. Аллах наказал меня за что-то, поселив во мне любовь к холодной, бессердечной и до того полной ядом женщине, что она смеётся над казнью собственного мужа и отца своего ребёнка.