Возвышение падших (СИ)

— Персея! — в отчаянии позвала её Карахан Султан, когда девушка направилась к дверям, всё ещё плача и сотрясаясь от пережитого страха.

Проигнорировав зов старшей сестры, Эмине-хатун вышла из султанских покоев.

Карахан Султан натужно сглотнула, и, осознав, что проиграла, горько усмехнулась.

— Можете убить меня, но моего сына не троньте, — прозвучало не как просьба, а как приказ.

— Даже в таком положении вы считаете, что можете отдавать приказы? — насмешливо осведомился шехзаде Баязид.

Исступлённо прикрыв веки, Карахан Султан, очевидно, с тяжелейшим усилием проглотив гордость, медленно опустилась на колени. Длинная и пышная юбка её роскошного красного платья распласталась на ковре.

— Тогда я прошу вас, — дрожащим голосом произнесла она, смотря прямо на хмурого и слегка растерянного подобным её поведением шехзаде Баязида. — Стоя на коленях, умоляю. Не трогайте моего сына! Убейте меня. Только не его.

— Ни к чему ваши мольбы, — с презрением процедил мужчина, отчего Карахан Султан вздрогнула в ужасе, не ожидавшая отказа. — Я — не вы. Невинную кровь не стану проливать. Тем более, собственного брата.

Развернувшись, шехзаде Баязид вышел из султанских покоев, на ходу отдав приказ посадить Карахан Султан в темницу до вынесения решения о её судьбе.

Спустя несколько дней…

Вечер.

Дворец Хюррем Султан.

После отъезда сестры Хюррем Султан, успевшая сильно привязаться к ней, братьям, которых она воспитывала, и её детям, затосковала.

Ей не хватало спокойствия, мудрости и теплоты, которыми её одаривала Гевхерхан Султан.

Альказ Бей уделял ей много внимания и любви, но всё же семья была для него на втором месте после государственной службы. Он без устали и рьяно исполнял свои обязанности хранителя султанских покоев, порою оставаясь ночевать в Топкапы.

К тому же, султан Баязид в благодарность за верность, ведь именно Альказ Бей открыл ворота Топкапы для него и его войска, вопреки приказу Карахан Султан, получил предложение вступить в Совет Дивана.

Мустафа-паша, великий визирь, поддержал это решение повелителя, и Альказ Бей стал Альказом-пашой. Теперь он был занят ещё больше, до вечера находясь в Топкапы в своём кабинете и помогая в реорганизации государственного аппарата в угоду новому султану, у которого, оказалось, в уме было множество реформ.

В этот вечер всё было по-прежнему. Солнце давно скрылось за линией горизонта, и луна всходила, и зажигались звёзды, но Альказ-паша так и не вернулся с государственной службы.

Не дождавшись его к вечерней трапезе, Хюррем Султан скудно поела, и, затосковав от скуки и одиночества, вышла на террасу.

Лето приближалось к концу, и воздух был свеж и прохладен, отчего султанша обхватила себя руками, чтобы согреться.

— Султанша, в вашем положении нельзя мёрзнуть, — обеспокоилась Саасхан-калфа, выйдя на террасу. — Вернитесь в покои.

Улыбнувшись, Хюррем Султан положила ладонь на свой живот, уже немного выпирающий, и послушно вернулась в покои, где изумлённо ахнула.

Усталый, Альказ-паша сидел на тахте и расстёгивал пуговицы своего тёмно-синего кафтана с меховым воротником.

— Ты вернулся, — засияла от счастья Хюррем Султан и, поспешно подойдя к нему, села на тахту и обняла, сомкнув руки на его шее. — Наконец-то… Отчего так долго?

Альказ-паша тепло и хрипло рассмеялся, и, повернувшись, поцеловал её в лоб.

— Аллах, дай мне сил, — устало выдохнул он, приобняв одной рукой прильнувшую к нему счастливую жену. — Повелитель покоя ни мне, ни всему Совету Дивана не даёт. С каждым днём новые приказы поверх ещё невыполненных. Никак не уймётся. Мустафа-паша смеётся. Говорит, молод ещё и горяч, наслаждается властью и вроде бы хочет всё по-хорошему сделать, а сам не знает как.

Хюррем Султан улыбнулась и умиротворённо вздохнула.

— Хвала Аллаху, эти тёмные дни закончились.

Дворец Хюмашах Султан.

В темноте вечера экипаж остановился возле двухэтажного просторного дворца.

Из кареты выпорхнула служанка, которая подала руку невысокой и стройной девушке с длинными русыми волосами и серыми глазами, холодными и колкими. Та, в свою очередь, подала руку престарелой женщине с седыми волосами, которая с трудом выбралась из кареты и оперлась о неё.

Обе были в чёрных траурных одеждах, и на их похожих лицах застыло печальное выражение.

— Вот мы и дома, валиде, — устало вздохнула Хафса Султан, медленно ведя мать к парадным дверям.

Хюмашах Султан промолчала, с тоской оглядевшись. Когда-то, в этом дворце, она была счастлива. Она была молода и полна жизни. Был жив её муж и отец её детей. Были живы её дети. А сейчас…

Она всё потеряла. Отца, мать и брата. Двух мужей. Двух сыновей и дочь. Сколько ещё смертей она должна претерпеть, пока доживает свой век?

Они возвращались из небольшого приграничного санджака, в котором когда-то правил её сын, султаназде Мустафа Бей, а сейчас лежал в могиле, сгоревший в болезни.

Боль утрат, горе и болезни съедали её, и Хюмашах Султан чувствовала, что ей осталось недолго. Только её дочь, Хафса Султан, была её утешением.

Будучи натурой мягкой, излишне чувствительной и ранимой, Хюмашах Султан удивлялась тому, что дочь, которую она воспитала, была столь не похожа на неё. Возможно, Хафса Султан пошла в отца, Ахмеда-пашу, бывшего жёстким и властным человеком, а может, в её мать Михримах Султан или в кого-то ещё…

Конечно, с ней, больной и старой матерью, Хафса Султан была мягка и заботлива, но Хюмашах Султан замечала, как от её холодного колкого взгляда вздрагивают слуги.

Несмотря на свой юный возраст, Хафса Султан заправляла делами в их дворце и, в связи с недееспособностью матери, взвалила на себя тяжесть управления благотворительными фондами Хюррем Султан, Рустема-паши и Михримах Султан, которыми в своё время управляла Хюмашах Султан, получившая их в наследство. И, к слову, она неплохо справлялась с этим.

Хюмашах Султан была рада, что её дочь была умной и расчётливой, но порою она пугалась той жесткости, бесчувственности и даже коварству, которые проглядывались в Хафсе Султан. Сейчас, пока она юна, эти качества не так заметны, но с возрастом, Хюмашах Султан знала это, они раскроются полностью, и кем станет её дочь? Похоже, ей этого не суждено узнать.

Добравшись до своей кровати с помощью дочери и слуг, Хюмашах Султан устало упала на подушки, дыша надрывно и хрипло.

Дальняя поездка и неожиданная смерть сына лишили её последних жизненных сил. Она чувствовала, что конец близок, оттого заснула в страхе, что не проснётся.

Старый дворец.

— Султанша, — сияя от радости, в небольшие покои, бедные и плохо обустроенные, едва ли не вбежала Бирсен-хатун, но тут же отдёрнула себя, когда увидела свою госпожу.

Эсен Султан до сих пор не оправилась от пережитого и не произнесла ни слова с той ночи, в которой потеряла мужа и сына.

В Старый дворец они перебрались ещё в то утро, когда султанша пришла в себя, и жили здесь вот уже несколько дней в простоте и одиночестве.

Эсен Султан не поднималась с кровати, ничего не ела, исключая редкие глотки воды, и, казалось, обезумела.

Бирсен-хатун пыталась привести её в чувство, напоминала о том, что Нилюфер Султан и Михримах Султан переживают за неё и нуждаются в ней, но, видимо, ей нужно было время, чтобы оправиться.

Без надзора матери маленькие султанши ругались ещё чаще, и Бирсен-хатун не знала, что с ними делать. Они даже пару раз дрались, чего не было прежде, и с каждым днём напряжение между ними росло.

И сегодня, поздним вечером, получив письмо из самого Топкапы от самого султана Баязида, Бирсен-хатун обрадовалась, что, наконец-то, их недолгое заточение в Старом дворце закончилось.

Только вот Эсен Султан снова лежала в кровати с пустым взглядом, ужасно исхудавшая, бледная и бесчувственная.

— Султанша? — осторожно спросила Бирсен-хатун, подойдя к кровати и мягко коснувшись её плеча. — Вы меня слышите? Повелитель прислал письмо. Я прочла. Простите. Он выражает свои соболезнования и предлагает, если вы желаете, вернуться в Топкапы. На правах Хасеки Султан умершего султана. Он вернул вам всё имущество и золото, отнятое у вас Карахан Султан, и назначил вам жалованье.