Возвышение падших (СИ)

========== Глава 5. Забытые чувства ==========

Утро.

Покои управительницы.

Темноволосая Султанша, расслабленно откинувшись на спинку тахты, вместе с дочерьми, сидящими по обе стороны от нее, наслаждалась горьковатым и горячим кофе после завтрака, изнемогая от летней июльской жары, проникающей в затемненные покои сквозь открытые настежь двери на террасу, залитую солнцем.

Отставив пустую чашку на низкий столик, Хюррем, сидящая на большой подушке, повернула темноволосую голову к матери, отчего-то задумчивой и слегка отстраненной.

— Валиде, я слышала, что та сеньора часто захаживает в гарем.

— Какая сеньора? — непонимающе пролепетала Айше, взглянув на старшую сестру.

Хюррем не обратила на нее внимания, будто не расслышав вопроса и в ожидании ответа смотрела на мать, которая неторопливо перевела взор темно-карих глаз к ней.

— Так часто, что мне начинает казаться, будто она уже переехала в Топ Капы.

— Не понимаю, почему Повелитель позволил ей входить в гарем… — задумчиво воскликнула Хюррем, качнув узкими плечами. — Ей здесь не место. Она — представительница Генуи, с которой мы уже долгие годы враждуем.

— О ком вы говорите? — нахмурилась Айше, уязвленная тем, что на нее не обращают внимания. — Валиде?

— Подожди, Айше, — с толикой раздражения в голосе ответила Шах. — Неужели ты не видишь, что мы с Хюррем разговариваем?

— А со мной вы говорить не желаете?

— Прекрати капризничать, — с укором проговорила Хюррем, обратив, наконец, темные глаза к сестре.

Айше, вспыхнув от недовольства и обиды розоватым румянцем, поднялась с подушки и с шумом отставила почти полную недопитым кофе чашку, которая неприятно звякнула.

— С вашего позволения, Валиде, я вернусь в свои покои.

— Ступай, — выдохнула та, поджав губы в недовольстве, вызванным поведением дочери.

Темноволосая Айше, облаченная в нежное кружевное платье любимого розового цвета, обиженно сверкнув пронзительными глазами в сторону матери, поклонившись, покинула покои под взглядами Султанш.

— Айше все еще остается ребенком, — покачала головой Хюррем.

— Порой ее наивность и инфантильность настораживают меня, — призналась Шах, держа в руках пустую чашку. — Она юна, мечтательна и ранима. Такой в ее возрасте и я была, Хюррем. Нужно быть мягче с ней… Тем более, ей сложно без моей покойной Назлыхан Султан. Мудрецы говорят, что близнецы должны расти вместе, а если они оторваны друг от друга, то им всю жизнь будет кого-то или чего-то не хватать, а отсюда и наивность, и мечтательность, и ранимость.

Хюррем с толикой грусти вздохнула, а потом оживилась, будто вспомнив о чем-то.

— А что с той наложницей, которую вы выбрали для борьбы с Гюльхан?

— Артемисия нравится мне своим спокойствием, некоторой мрачностью и загадочностью, — довольно улыбнулась Султанша. — Она уж точно не станет второй Сейхан в гареме, потому как совершенно другого нрава. Это меня и прельщает в ней. Я не совершу ошибки Михримах Султан, которая собственными руками взрастила соперницу.

— Воистину мудрое решение, Валиде, — льстиво проговорила девушка, кивнув одобрительно головой, хотя ее одобрения никто и не спрашивал. — И когда же она предстанет перед Повелителем?

— Дай Аллах, этой ночью, Хюррем.

Снова кивнув, темноволосая Хюррем замечает, что мать задумчиво рассматривает ее.

— Что?

— Как Ферхат-паша? — осторожно спросила Хюма Шах, не сводя с дочери пронзительного и проницательного взора. — Ты столь много времени проводишь подле меня, что я и позабыла, что ты замужем.

Молодая Султанша мгновенно помрачнела и, поджав, словно как мать, губы, зачем-то вязла в руки свою пустую чашку со стола, начав крутить ее между пальцев будто от волнения.

— А что с ним может быть?

— Неужели он до сих пор не смог тебе угодить?

— Валиде, я не желаю о нем разговаривать, — уклончиво ответила Хюррем, хмурясь.

— Не понимаю твоего отношения, Хюррем. Ты же не была против брака с ним. Помнится, я несколько раз разговаривала с тобой об этом и ты была согласна связать с этим мужчиной свою жизнь.

— Я думала, что он другой… Да и стать женой великого визиря казалось для меня чем-то достойным и важным.

— Ты разочаровалась в нем? — понимающе отозвалась Шах Султан.

— Не знаю, что и делать, Валиде… — устало выдохнула девушка. — Ферхат-паша одаривает меня драгоценностями, шелками. Но зачем, если я с детства в этом купалась? Да и он уже не молод…

— Ты видишь в нем лишь недостатки, — снисходительно ухмыльнулась Шах. — Попробуй увидеть достоинства.

— Как и вы, Валиде, — язвительно заметила Хюррем. — Попробуйте увидеть в Мустафе-паше не только недостатки, но и достоинства. Легко ли вам это сделать?

Хюма Шах от слов дочери помрачнела, сурово осадив ее взглядом.

Стамбул. Дом Рейны Дориа.

Самодовольно ухмыляясь, темноволосая Рейна, прищурив один глаз, умело воздела руки с луком и заправленной в него стрелой и туго натянула тетиву, которая вскоре дрогнула и стрела взлетела в воздух, а после попала точно в мишень, стоящую в отдалении.

Эдже, с горячим интересом проследив за ее полетом, перевела восхищенный взгляд к женщине, которая передала лук стоящему рядом с ней Деметрию в черно-красном плаще.

— Как ты этому научилась?

— Что? — непонимающе усмехнулась Рейна. — Просто захотела научиться и научилась. В Генуе все по-другому, Эдже. Там женщины имеют право говорить и думать, а если уж женщина происходит из благородного и богатого дома, то она и вовсе вольна делать то, что пожелает. Для меня все женское было чуждо, потому как я рано лишилась матери и воспитывалась отцом, который часто брал меня вместе с моим старшим братом Джованни на свой корабль, где учил военному мастерству. Признаюсь не без гордости, что у меня получалось лучше, чем у брата.

— Тебе повезло родиться в Генуе… — с завистью вздохнула Султанша, опустив зеленые глаза к своим рукам, сложенным на животе. — Здесь я хоть и Султанша, но все, кроме драгоценностей и вышивания, для меня непозволительно.

— Это не так, — мягко возразила Рейна, подойдя к племяннице и нежно приподняв ее лицо прикосновением к подбородку. — Вспомни свою мать. Ингрид думала так же, как и ты, но когда я показала ей, на что она способна, то твой отец позволил ей не только заявляться в мужское крыло, в библиотеку, но и учиться со мной военному мастерству. Прямо под стенами Топ Капы. Видела бы ты лица пашей и женщин гарема!

— Отец любил ее, поэтому позволил, — тоскливо подметила Эдже. — Будь он жив и мне бы позволил. Но сейчас правит Орхан, а значит, ничего мне не добиться…

— Раз единственный путь к власти и величию лежит через ложе султана, то… — развязно усмехнулась темноволосая сеньора, игриво взглянув на Султаншу.

Эдже, насупившись, покраснела от настигшего смущения, что не было ей свойственно, а после покосилась на Деметрия, который умело делал вид, что его и вовсе здесь нет.

— Что ты такое говоришь..?

— Ты ведь не родная его сестра, — невозмутимо пожала плечами Рейна, беря из протянутых рук своего рыцаря длинный и искрящийся на июльском жарком солнце меч с рукоятью из стали, украшенной черными агатами и кровавыми рубинами. — Помнится, Ингрид рассказывала мне о том, что Шехзаде Баязид, брат твоего отца, женился на своей двоюродной сестре. Чем ты хуже нее?

— Рейна, давай прекратим этот разговор, — сухо проговорила Эдже, смущаясь еще больше от подобных слов и мыслей, ими вызванных.

— Нет! — горячо возразила Рейна, сверкнув зелеными глазами в сторону племянницы, отчего та вздрогнула. — Твое имя Эдже, что означает «царица», а мое Рейна в значении «королева». Мы рождены править! Я в Генуе, в Европе, а ты в Османской империи, на Востоке. Не вышло у твоей матери, так выйдет у тебя. Отомсти за нее, Эдже! Пусть вся империя этих варваров прогнется под тобой во имя твоей матери.

Амасья.

Медленно бредя по внутреннему двору мечети султана Баязида II, светловолосая Севен, облаченная в темное траурное платье, с содроганием покрывается мурашками, едва ее голубые глаза находят чуть впереди две свежие могилы.