Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Менкауптах открыл рот, чтобы приказать ей, но промолчал. Он не хотел быть грубым и сердить ее. Просто перевернул жену на спину и, неловко взгромоздившись на нее, попытался ее поцеловать. Она не размыкала губ и не отвечала на поцелуй, но и не сопротивлялась; и впустила его руку между бедер. Он хотел, чтобы Меритамон было приятно. Кажется, ей и было приятно – но у него возникло чувство, что пока он овладевает ее телом, ее душа далеко и холодна…

Потом он спросил, не больна ли она, может, что-нибудь случилось…

Меритамон улыбнулась, быстро взглянув на него и тут же отвернувшись. – Все хорошо, - сказала она, но ее улыбка при этих словах истаяла.

========== Глава 59 ==========

Тамит не сразу поняла, что все пути к ней отрезаны – тогда, когда ветер донес до нее разговор стражников под стеной. Она попыталась подкрасться к дверям гарема изнутри, но ее грубо завернули назад, так грубо, что она растерялась и оскорбилась.

Ей уже давно не напоминали, что она только рабыня.

Она догадывалась, что в доме что-то неладно – но какое именно несчастье случилось, женщина не успела узнать. Аменемхета перестали к ней пускать, и только он приносил ей вести о своих домашних.

Хотя Тамит знала, что его сестра уехала к мужу. Соблазнить глупенькую девочку было легко, но воспользоваться этим Тамит не успела, Меритамон отослали… Неб-Амон! Он разгадал ее хитрости и предупредил ее атаку!

Тамит сходила с ума.

Может быть, ее наконец собрались убить? Она знала, с какой легкостью это можно сделать…

Тамит стала присматриваться к своей еде – ее носила все та же безмолвная служанка, что была приставлена к ней несколько лет назад. Женщина казалась ей каменной – с одинаковым лицом, с одинаковыми жестами и одинаковыми фразами, которыми она отвечала на вопросы. Тамит скоро поняла, что определить, когда еду отравят, по самим плодам, хлебу или напиткам она не сможет – Неб-Амон не настолько глуп, чтобы добавить яд, имеющий вкус или запах. Оставалось следить за подательницей. Но она, должно быть, слишком хорошо владела собой, ни разу Тамит не заметила ничего подозрительного.

Она положилась на свои чувства.

Тамит знала, что сердце может узнать об опасности, даже если ее не видят глаза, не слышат уши и нос. И как-то вечером, когда прислужница принесла ей воду, блюдо фруктов и хлеб, поднос вдруг покачнулся в ее руках. Такое могло быть и бывало и раньше. Но Тамит подняла глаза на женщину и увидела, что та упорно смотрит в землю и бледнее обычного.

Следующие несколько мгновений были мгновениями сильнейшего ужаса – ей захотелось закричать о несправедливости и жестокости, о том, что они убийцы, просто завизжать и опрокинуть посуду…

Тамит очнулась от своего порыва, когда служанка ушла. Женщина мелко дрожала, по всему телу выступили капельки пота. Разжав кулаки, Тамит увидела на ладонях глубокие красные полумесяцы, оставленные ногтями.

Потом она глубоко вздохнула и поглядела на еду.

Что из этого отравлено?

Скорее всего, вода – люди пьют быстрее, чем едят, и даже если Тамит заподозрит что-нибудь, она успеет отравиться насмерть. Сморщившись, женщина сунула нос в кубок и понюхала. Чем-то пахнет. А может, и нет. Непонятно.

Женщина еще раз поглядела на еду – и вдруг, еще сама не понимая зачем, сделала три глотка из своего кубка: ей показалось, что отдает горечью, но, может, опять только показалось. Потом легла, всхлипывая без слез от страха и возбуждения. Тамит стала ждать, что с ней будет.

Она заснула, несмотря на голод, а через какое-то время проснулась от странного недомогания, похожего на лихорадку – ее бросило в жар, стало подташнивать и начались странные фантазии. Они затмевали все вокруг, хотя женщина не спала и сознавала это.

Она стонала, металась в ужасе, но никто не приходил к ней. Она заплакала, проклиная подлых убийц и желая в агонии, чтобы они умерли такой же смертью…

Потом все кончилось. Она умерла? Нет – задремала.

Проснулась, и приступ повторился, но уже слабее. Тамит плакала от облегчения и страха, страха другого рода. Теперь она знала, что ее пытались убить и не смогли – сейчас она выживет.

Это значит, что вскорости ее попытаются убить снова – более грубым способом: кинжалом или удавкой. От такого никакая хитрость не спасет, у Неб-Амона на службе опытные и безжалостные убийцы…

У нее сводило внутренности от страха, несчастная рабыня скулила и ломала руки, мокрые от пота простыни под ней сбились в кучу. Потом на нее нашло оцепенение, и Тамит уснула, хотя, казалось, это было невозможно. Просто ее тело и душа устали бояться.

Она проснулась - живой. Кубок с ядом все еще стоял рядом, и Тамит почему-то вскочила и схватила его, будто оружие.

А потом зачем-то отставила на столик в глубине спальни, за занавеской, как тайное оружие… Какая дура… Сейчас ее заколют, а она делает такие глупости!

А потом вдруг Тамит схватила кубок и, взболтав его, вылила содержимое в пустую вазу для цветов. Пусть думают, что она выпила яд, ни о чем не догадавшись. Хотя зачем? Когда увидят, что она не умерла, все равно повторят попытку.

Чувствуя себя запуганной, глупой, беспомощной, Тамит снова бросилась на постель и заплакала, кусая подушку и молотя по ней кулаками – эти корчи должны были означать плач по остаткам ее жизни, но на самом деле Тамит уже не знала, хочет жить или умереть. Иногда этот страх, всеобщая ненависть и одиночество заставляли ее желать смерти как выздоровления после болезни…

Бей, думала она. Коли меня ножом, убийца! Прекрати все это, наконец!..

Она обессилела скорее, чем в первый раз, и соскользнула в полный кошмаров сон, в котором ее убивали. Женщина вскрикивала и просыпалась, не сознавая окружающего, и снова засыпала, и ее снова убивали…

Она проснулась, когда настало утро – измученной, больной, с жалко свалявшимися от пота волосами и застывшей на лице гримасой страха. Но живой. Почему?

Тамит не знала.

Но она, повинуясь какому-то побуждению, не вставала со своей растерзанной постели и не пыталась привести себя в порядок. Вскоре к ней вошли.

Это была та же самая служанка, и в руках у нее был поднос с едой!

Тамит вскрикнула, и женщина вздрогнула и тоже вскрикнула. Подхватила рукой покачнувшийся кубок с вином.

Не поднимая глаз, поставила завтрак на столик.

- Где посуда? – спросила она, неверным голосом.

- Здесь… Вон, - простонала Тамит. Она ничего не понимала, только понимала, что надо притворяться. – Ох… Я заболела, кажется, - пожаловалась она, держась за живот. – Меня тошнит!

- Таз! – выкрикнула она, словно не владея собой, сгибаясь пополам.

Женщина вылетела из комнаты, словно ее выбросили пинком. Тамит, повинуясь не разуму, а только чувству, схватила прядь своих смоляных волос и сунула ее в горло; и когда служанка притащила тазик, наложницу вырвало. Поморщившись, она упала в свою грязную постель и начала снова стонать.

- Живот болит. Позови ко мне врача, - плакала Тамит. – Скорее! Ох, я умираю! Умираю!

Служанка взглянула на нее – быстрый, как бросок змеи, взгляд, со сжатыми губами и блестящими глазами – потом, не обращая на жертву больше внимания, побежала собирать вчерашнюю нетронутую еду. Главное было найти кубок. Она его нашла и с облегчением поставила на поднос, потом взяла фрукты, по которым уже ползали мухи, и, забыв хлеб, убежала.

Значит, в хлебе яда не было, усмехаясь, подумала Тамит. Она немного еще постонала, но ее никто больше не слушал. Тамит замерла, размышляя.

Что все это значит?

Почему ее не добили? Что значит этот завтрак?

А вдруг это не господин приказал ее убить?..

Кто-то, думала Тамит, кто хочет сохранить ее убийство в тайне, кто покусился осторожно и не повторит своей попытки. Может быть, врач, который наверняка искусно разбирается в ядах?

Ответом на ее вопросы послужило полное безразличие к ней целый день – не являлась ни служанка, ни врач; люди как будто выжидали. Тамит тоже выжидала. Убийцы ждали ее смерти, а она – подтверждения своих догадок…