Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Некоторое время сын молчал, словно собираясь с духом – как будто все еще боялся отца, который был сейчас слабее ребенка. Но этот страх ненадолго.

- Я буду полностью руководить домом, - сказал Аменемхет. – Ты согласен, отец?

Даже если бы он сказал, что не согласен, что бы это изменило?

Приняв неподвижность и молчание отца за согласие, молодой человек встал и, стараясь не шуметь, покинул спальню. За дверью ждал врач, который, как и слуга, вышел, чтобы не мешать разговору своих господ.

Аменемхет хотел пройти мимо, но вдруг остановился и спросил Уну:

- Долго ли он проживет? Как ты думаешь?

Врач посмотрел на него с таким горьким презрением, что молодой жрец почувствовал, как это презрение наполняет его самого, как вонючая болотная вода.

- Думаю, что недолго, - ответил Уну, не потрудившись прибавить к ответу слово “господин”. И, не потрудившись попрощаться, ушел.

Аменемхет закусил губу, сдерживая ярость. Ну ничего. Он уже господин здесь, хочет этого Уну или нет, а в скором времени приобретет всю полноту власти в доме. И тогда…

Аменемхет улыбнулся, и глаза его засверкали. Он представил себе все то, что получит в скором времени – вожделенную женщину, власть, богатство. Он будет совсем еще молод… как прекрасно!

Молодой человек пошел туда, куда стремился еще сидя у ложа отца. К Тамит. Порадовать ее.

Но натолкнулся на неожиданное препятствие – под стеной в саду была выставлена стража, которую он, к счастью, заметил достаточно рано, чтобы придать себе вид гуляющего или занятого другим делом. Не осквернением чужого гарема.

Отец!..

Неб-Амон, как болен ни был, еще раньше понял стремления сына.

В то время, как Аменемхет исходил яростью, Неб-Амон, сидя в постели, спокойно разговаривал со своим старшим писцом. Он уже чувствовал себя достаточно сносно, чтобы сделать то, что было совершенно необходимо.

- Второй экземпляр моего завещания лежит в Обители жизни – изыми его, - сказал он. – Эти исправления должны быть сделаны в тайне. Мой сын и его дети лишаются наследства. Моими наследниками остаются моя дочь, Меритамон, и ее дети от господина Менкауптаха.

Писец взметнул глаза на господина, его накрашенные брови дрогнули, нижняя губа тоже. Но он был слишком хорошо вышколенным и преданным слугой, чтобы задавать вопросы.

Неб-Амон сделал паузу, борясь с болью в сердце, голове и душевной мукой. Аменемхет сделал себе это сам. Это даже не наказание – мера предосторожности, чтобы вредоносное потомство злодейки, которая поработила его наследника, не завладело его богатством и не погубило окончательно кровь Неб-Амона и Ка-Нейт. Эта кровь, благородная и неоскверненная, текла сейчас только в жилах Меритамон – Аменемхет погубил себя, и уже неспособен был выбрать достойную супругу с таким состоянием ума, как сейчас. Неб-Амон перестал рассчитывать на него во всем, что касалось будущего.

- Сказать ли об этом господину Аменемхету? – спросил писец.

Он побледнел – конечно, понимал, как Аменемхет воспримет отцовскую волю.

- Нет, - помолчав, сказал Неб-Амон.

Это может подвигнуть его сына на самое мерзкое, несмываемое преступление. Неб-Амон не так боялся насильственной смерти, как боялся за душу Аменемхета, которая еще, быть может, не совсем больна.

Он прямо сейчас приказал бы умертвить причину всех несчастий – Тамит; но это тоже могло бы подвигнуть сына на отцеубийство. И Неб-Амон не был уверен, что в таком болезненном состоянии сможет заткнуть рты всем причастным и спрятать все концы. Убийство есть убийство, даже такой твари, как эта. А запятнать свой дом кровью Неб-Амону никак нельзя – это дом его детей.

- Позови сюда Иб-Вера, - приказал он писцу, когда тот приготовился уйти.

Иб-Веру верховный жрец поручил отправить вестника в дом Меритамон, он хотел немедленно видеть Менкауптаха, мужа дочери.

Необходимо, чтобы в доме Меритамон узнали волю Неб-Амона – чтобы дочь и ее семья приготовились вступить в свои права и приготовились оборонять их. А это потребуется.

Дочери Неб-Амон тоже ничего не скажет – Меритамон слишком любит брата, чтобы быть надежной; она, конечно, возмутится против того, что кажется ей бесчестным. А Менкауптах не так дружен с Аменемхетом – и предпочтет свою выгоду его выгоде, Неб-Амон уже узнал этого молодого человека. Он будет больше всех заинтересован в том, чтобы выполнить волю своего могущественного тестя, потому что это обернется к наибольшему благу именно ему…

Менкауптах был занят в храме – но доставили его так быстро, как смогли. Никакие дела не могли быть важнее призыва первого из посвященных.

Зять преклонил перед ним колени и поцеловал ему руку. Он смотрел на Неб-Амона насупившись – может быть, так пытался скрыть тревогу или жалость.

- Менкауптах, то, что я скажу тебе, не должно стать известным никому, кроме тебя, до моей смерти, - произнес Неб-Амон.

Менкауптах кивнул, вытянувшись и вытянув шею от усердия.

Неб-Амон усмехнулся, а потом поманил его пальцем к себе и тихо сказал:

- Мой сын лишается своей доли наследства. Все наследство получает моя дочь и ее потомство от тебя. Причины для тебя не важны.

Менкауптах чуть не упал на него от неожиданности; потом отпрянул и непристойно плюхнулся задом на пол, глядя на тестя с разинутым ртом.

- Все наследство получает моя жена? – переспросил он.

“Моя дочь”, - с неудовольствием подумал верховный жрец.

- Да, Меритамон. Но тебе запрещается говорить об этом ей, как и своим родственникам – кому бы то ни было. И прежде всего Аменемхету. Ты понимаешь, почему?

Менкауптах несколько мгновений моргал, глядя на него, а Неб-Амон ощутил страх. Что, если этот мальчишка действительно туп? Кому он вверяет свое потомство?..

Потом молодой человек сглотнул и кивнул.

- Да, господин. Я понимаю, я никому не скажу.

Неб-Амон вздохнул, прикрыв глаза – они опять воспалились от света.

Потом снова поманил к себе зятя и спросил, еще тише:

- Меритамон еще не беременна?

Менкауптах отпрянул и ужасно смутился. Хороший юноша. Но сейчас не время стесняться.

- Я не знаю… Кажется, нет, господин, - ответил он.

- Вы часто разделяете ложе? – спросил Неб-Амон. – Сколько раз в неделю?

Менкауптаху захотелось выскочить из комнаты. Ну уж нет. За свою награду тебе придется потерпеть, подумал Неб-Амон, хладнокровно взиравший на это.

- Два… - выговорил Менкауптах. – Кажется…

- Мало, - сказал великий ясновидец. – Она отказывает тебе?

Менкауптах мотнул головой – он был красен до самой бритой макушки.

- Нет, господин. Просто не… Я не…

- Она не хочет. Настаивай. Приказывай, - сказал Неб-Амон. – Ты ее господин, и ты должен как можно скорее дать жизнь хотя бы одному, а лучше нескольким сыновьям. Ты понял, почему я говорю с тобой об этом?

- Нет, господин, - ответил Менкауптах, и Неб-Амону захотелось ударить его.

- Потому что после моей смерти лучшим обеспечением моей воли останутся ваши дети, - тем не менее, терпеливо пояснил он. – Аменемхет может попытаться отобрать у своей сестры то, что отойдет ей – и если у Меритамон не будет детей, она окажется в большой опасности. Как и ты. Ты понял?

Теперь Менкауптах все понял и испугался.

- Господин, а почему…

- Этого тебе не следует знать. Но это очень веская причина, - ответил Неб-Амон. – Ты понял все мои слова?

Менкауптах кивнул.

- Ты понял мой приказ насчет моей дочери?

Менкауптах покраснел, но опять кивнул.

- Прекрасно. Иди. И будь нем, - приказал Неб-Амон.

Менкауптах припал к полу – от почтительности и благодарности – и вышел, пятясь.

Этим вечером Меритамон снова хотела ускользнуть от объятий мужа – она не отказывала ему прямо, но Менкауптах замечал, как она охладела в последнее время. Он не знал причины. Но помнил приказ, который получил.

- Я хочу спать, - пробормотала Меритамон, когда он осторожно тронул жену за плечо.