Навечно преданный (СИ)

«Ты убьёшь Джона!»

Тонкие пальцы, сильные и ненавистные, вцепились в искажённое отчаянием лицо, почти раздирая кожу. Обжигая горло сквозь так и не разомкнувшиеся зубы вылетел глухой стон, утонув в прижатых к губам ладонях.

Боль слегка отрезвила, но не помогла. Думай! Думай, чёрт тебя побери! Взгляд упал на серебряную дрянь, воплощением кошмара стоящую на столе. Он потянулся к цилиндрической ёмкости и медленно отвинтил крышку. С волосяной кисти не капало, зеленоватая субстанция на ней выглядела плотной, но почти невесомой.

И впрямь, самое простое решение. Почти желанное. Почти единственное. Зачем-то же она здесь оказалась? Моргнув, Шерлок, превозмогая сопротивление собственного тела и зарождающуюся, давно нечаянную боль, охватывающую голову стальными тисками, поднёс пропитанную ядом кисточку к обнажённой коже запястья. Остановился в каком-то дюйме. Нет. Слишком просто. Слишком для него. Но самое главное — не решит настоящей проблемы.

Он вернул отраву на место, плотно закупорив бутылёк, и опустил его на дно освобождённой от бумаг сумки.

Наблюдая завораживающую пляску огня, расслабляясь в предчувствии неземных наслаждений в собственном эдемском саду, позволив себе окунуться в воспоминания о вчерашних, насыщенных блаженством мгновениях с посланным ему провидением личным ангелом, Его Величество, захваченный чудесными грёзами, потерял чувство времени и реальности. Ощущение счастья в них выглядело таким полным, что готово было выплеснуться через край. Но когда, подобно явившейся Моисею Славе Господней, эта переполняющая радость стала практически невыносимой, пронзившая вдруг сердце тревога заставила Джона вскочить, словно ужаленного аспидом: Шерлок! Чёрт, да почему так долго?

Часы на каминной полке подтвердили монаршие подозрения — он провёл в ожидании уже не менее сорока минут. За это время не только Шерлок, но и самая капризная дама могла бы подготовить себя для сгорающего от нетерпения любовника.

Недобрые предчувствия, так легкомысленно отметённые совсем недавно, наполнили сердце пугающим холодом. Что-то явно было не так, и с каждой секундой осознание этого «не так» разрасталось в геометрической прогрессии, приобретая немыслимые размеры, награждая всё более отчетливыми представлениями и образами и побуждая к немедленному действию.

Стражники у королевских покоев на секунду замерли в растерянности, когда мимо них с нечитаемым выражением на непривычно бледном лице и совершенно неподобающей венценосной особе скоростью проследовал правитель всея Шотландии, но тотчас вспомнив о возложенной на них ответственности, метнулись за своим государем, на всякий случай обнажив оружие.

Без стука ворвавшись в апартаменты своего секретаря и в мучительной тоске заранее предвидя то, что теперь предстало его взору с безжалостной очевидностью, Джон Ватсон, неожиданно обретя какую-то иезуитскую педантичность, осмотрел комнату Преданного, едва освещённую пламенем догорающего камина да одинокой свечой на скромном рабочем столе. Её мерцающий свет выхватывал из темноты лежащий рядом деревянный скрипичный футляр с белеющим на нём листом бумаги, сложенным вчетверо и придавленным сверху сапфировым перстнем и незатейливым деревянным амулетом.

Из приоткрытого окна потянуло сквозняком, и жёлтый язычок свечки испуганно задрожал, рискуя погаснуть.

Подцепив непослушными пальцами краешек бумажного прямоугольника, Джон развернул записку, чувствуя, как рот наполняется кисловато-горькой слюной. Прыгающие перед глазами, почти невидимые в полутьме буквы некоторое время никак не хотели собираться в слова, и королю пришлось несколько раз крепко зажмуриться, чтобы прочесть прихотливую вязь быстрых аккуратных строк.

«Мой король!

Однажды Вы предоставили мне свободу выбора, и сейчас я мог бы воспользоваться ею, как и должно поступать настоящему человеку. Но проблема в том, что я не настоящий человек, как бы Ваше Величество ни старались убедить в обратном и себя, и меня. Вы очень ошибались на мой счёт. Для таких, как я, выбор невозможен.

Это было ложью с самого начала. И должно было увенчаться грандиозным предательством. Но всё пошло не так, как задумывалось, и требует завершения, пока не стало непоправимым. Заботиться об интересах истинного Хозяина — первое правило для Преданного. Именно ему я собираюсь последовать, отправляясь к тому, кто послал меня к Вам. Так будет правильно.

Я не рассчитываю ни на Ваше понимание, государь, ни на прощение: Вы и так дали мне намного больше, чем любой раб мог бы надеяться получить от своего господина. Тем более, что по-настоящему ВАШИМ я никогда не был. Я — подделка, фальшивка, и мне пришло время вернуться туда, где моё настоящее место… Не ищите меня и не пытайтесь вернуть: Вы прекрасно знаете, чем грозит Идеальному Слуге насильственная разлука с Хозяином. Не станете же Вы мстить рабу?

Спектакль отыгран. Занавес опущен. Простите, что не задержусь на поклон.

Прощайте! Ш.»

Смысл изящно начертанных на безупречно-белом листе слов с трудом проникал в сознание, медленным огнём выжигая всё на своём пути. Выскользнув из безвольной руки, записка неспешно спланировала на пол, сопровождаемая полным отчаяния взглядом. Никогда ещё Джон не чувствовал себя таким опустошённым.

Солнечные блики, щедро раздаваемые безоблачной погодой наконец-то погожих мартовских дней, весело подмигивали, отражаясь от металлических поручней и начищенных кирас охраны.

Разрешение вернуться в Эдинбург пришло, и трудно сказать, кто обрадовался ему больше: истосковавшаяся по столичной жизни заметно раздобревшая королева или ещё больше поседевший от переживаний за государя капитан Лестрейд. Что же касается доктора Андерсона, то его возвращение ко двору особо не вдохновляло — последнее время он чувствовал себя намного спокойней вдали от Его Величества. Но долг личного медика государыни не оставлял особого выбора, и поэтому, поудобнее устраивая свою венценосную пациентку в карете, доктор снова и снова донимал её назойливыми вопросами о самочувствии.

— Я чувствую себя прекрасно, доктор! — раздражалась Её Величество в ответ на навязчивую опеку. — Вы же чуть ли не круглые сутки находитесь рядом со мной и сами прекрасно знаете, что беременность протекает без малейших осложнений. Беспокоиться не о чем.

— Вы полагаете? — позволил себе саркастичную гримасу господин Андерсон, под влиянием нахлынувшей тревоги позабыв даже о положенной учтивости. — А меня вот весьма беспокоит вопрос: как можно выдать абсолютно здорового ребёнка за настолько недоношенного?

Мэри повела укутанными в меха плечами:

— Не тревожьтесь так, доктор, этот ребёнок слишком дорог Его Величеству, чтобы он рискнул подвергнуть сомнению его законнорожденность.

— Вам виднее, государыня. Вам виднее, — многозначительно вздохнул лейб-медик, намекая то ли на гуляющие при дворе слухи о том, что король «облагодетельствовал» будущую супругу ещё до её предсвадебного визита к родственникам, то ли на иные известные Её Величеству обстоятельства, о которых осторожный господин Андерсон предпочитал вообще ничего не знать.

Комментарий к Глава 33 *Св. Эгидий – покровитель Эдинбурга.

====== Глава 34 ======

Князь Эплдора расслаблено возлежал в огромном, обитом кожей кресле, пребывая в отнюдь не благостном настроении, несмотря на то, что, казалось, утерянный для него Преданный стоял сейчас перед своим прежним Хозяином. Маленькие глазки Господина зло щурились из-под посверкивающих в мерцании свечей линз, а зажатый в хищных пальцах хлыст мерно постукивал по затянутой в плотно облегающий сапог голени, словно хвост разъярённого тигра.

Шерлок говорил, распрямив плечи и гордо подняв голову, но уже понимая — где-то допущена ошибка. Само его появление в этом доме — большая ошибка, за которую придётся расплачиваться гораздо дороже, чем он себе представлял. Однако, Преданный по-прежнему не видел другого выхода из создавшегося положения. Он должен оградить Джона от беды. Должен хотя бы попытаться.

Во всяком случае, покинув Шотландию, он больше не нёс прямой угрозы тому, кто давно перестал быть для него просто господином.