Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Хепри несколько мгновений постоял, побледневший и на глазах похудевший от огорчения, потом повернулся и с достоинством ушел. Но на полдороге вдруг остановился и вернулся.

- Моя мать здорова? – робко спросил он.

Его гордость тут же разбилась о беспокойство за мать – он очень ее любил.

- Да, - бросил Аменемхет и, отвернувшись, резко лег и накрыл голову руками.

Они не разговаривали недолго – несколько дней; Аменемхет не перестал чувствовать стыд, но ощутил, что не выдержит больше такого одиночества – в темнице своих грехов. Конечно, рассказать Хепри по-прежнему было ничего нельзя, но тот хотя бы поможет ему забыться…

- Моя мать обидела тебя? – спросил Хепри, все-таки попытавшись дознаться о причине такого состояния друга. Он понимал, что причина очень серьезная… и ему трудно о ней говорить.

Аменемхет усмехнулся. Малыш.

Он вдруг почувствовал себя старше Хепри не на два года, а на двадцать лет.

- Обидела, - сказал он.

- Постарайся не сердиться на нее, - попросил Хепри. – Ей очень трудно…

Аменемхет стиснул кулаки.

- Брат, прошу тебя – не заговаривай со мною больше о своей матери, - едва слышно сказал он, чувствуя, что вот-вот не выдержит и обидит Хепри снова. – Я не могу…

- Хорошо, - согласился Хепри. Он был встревожен не на шутку, но сумел удержаться от дальнейших расспросов.

О мать – что ты творишь?

Дорогая, любимая преступница…

Несмотря ни на что, Хепри по-прежнему любил мать больше всего на свете – может, из-за ее грехов еще сильнее… Бедная мать…

Мальчик помолился, чтобы матери стало легче и Аменемхету тоже – чтобы его друг простил ей, что бы она ему ни сделала.

***

Тамит недолго сомневалась; через две недели после посещения Аменемхетом ее дома подозрения женщины блистательно подтвердились.

Она была так потрясена и счастлива, что испугалась за сохранность своего здоровья и рассудка – теперь они нужны ей как никогда. Женщина продолжила ждать, еще не позволяя себе радоваться в полную силу, а подозрениям превратиться в уверенность.

Прошла еще неделя, потом другая: ничего. Но Тамит еще сомневалась. Она даже жалела сейчас, что ей досталось такое крепкое здоровье и она не может распознавать свое состояние, кроме как по самым очевидным признакам – ни тошноты нет, ни вялости, ни болей в спине…

Но прошло еще две недели, и тогда Тамит уверилась совершенно.

В ту ночь она почти не спала – потушив все лампы, закутала голову покрывалом и долго смеялась и плакала от счастья.

А наутро взяла остаток папируса и чернил, подаренных Аменемхетом – она сберегла их, вот на такой случай – и, вспомнив уроки своего знатного друга, написала письмо. Потом подошла к стражнику, который знал про посещения Аменемхета, и попросила передать ему эту записку.

Она ничуть не боялась, что пострадает из-за этого письма – стражник не умел читать. А даже если бы и умел: Тамит просто просила господина Аменемхета навестить ее. Конечно, воин никогда не допустил бы, чтобы такое письмо попало в чужие руки, а тем паче, чтобы узнали, кто его отправительница.

Как удивительно людей сплачивает общий грех – куда лучше общего блага…

Стражник, знавший о дружбе своей подопечной с Аменемхетом, но не стоявший на карауле в тот вечер, когда Тамит согрешила с ним, почти без опасения отправился разыскивать сына Неб-Амона – он был уверен, что женщина, которой посчастливилось подружиться со столь знатной особой, просит покровительства…

Не так и ошибался.

Воин нашел Аменемхета в храмовом дворе – юноша разговаривал с каким-то жрецом. Стражник осторожно и почтительно отозвал его в сторону. Аменемхет даже не сразу заподозрил, в чем дело: думал, что это какое-то поручение отца…

- Что случилось? – спросил юноша, постаравшись говорить приветливо и ровно. Получилось не слишком хорошо.

Стражник поклонился.

- Господин, тебе письмо – от той женщины, которую я стерегу, - прошептал он. Оглядевшись, выхватил из-за пояса папирус и протянул юноше; но Аменемхет, которого всегда отличала скорость и сообразительность, чуть не выдал их обоих. Юноша несколько мгновений стоял, точно оглушенный.

Потом вырвал письмо у воина и зажал в руке.

- Я понял, иди, - резко приказал он. Стражник, почти оскорбленный, поклонился и ушел. Ведь из-за этой женщины и этого юноши он нарушил свой долг, а они!..

Но Аменемхет уже не думал о посланном, пробираясь по двору и оглядываясь в поисках уединенного места, где мог бы прочитать письмо.

Остановившись в тени обелиска, юноша развернул папирус.

“Приди ко мне, мой господин – это очень важное дело, - медленно, нахмурившись, прочитал он. – Если ты не придешь, в скором времени прегорько раскаешься”.

- Ах ты, блудница, - пробормотал юноша, комкая письмо. – Хочешь еще? Я приду к тебе только тогда, когда Хапи обратится вспять!..

Но вдруг он подумал, что дело может быть и другое – эта бесстыжая женщина могла обдумывать козни, о которых он должен знать… Может быть, потребуется откупиться от нее… Ах, тварь!..

- Хорошо, я приду, - пробормотал он, глядя перед собой сверкающими глазами. – И ты сама прегорько раскаешься, что просила меня об этом!

Он отправился к женщине в тот же день. По дороге в его воображении проносились все способы, какими он мог бы наказать ее… ах, как она пожалеет, что связалась с ним!..

Аменемхет вошел, даже не взглянув на сегодняшнюю стражу, и направился прямо в дом, откинув голову и широко шагая. Юноша казался – и был – божьим бичом, который готовился поразить преступницу.

Аменемхет вошел в дом и направился в ее спальню. Может быть, женщина действительно была столь глупа, что надеялась на удовлетворение – сейчас он ее удовлетворит. Так, что похотливые мысли оставят ее навсегда.

Женщина сидела у столика, как в тот день, и на нем стояла новая лампа, взамен сломанной Аменемхетом. А может, и столик тоже был новый. Мягко, однако, с ней обходятся.

- Что тебе надо? – вместо приветствия грубо спросил сын верховного жреца.

- Сядь, - попросила Тамит; сегодня она была одета прескромно, даже голова окутана покрывалом. Женщина чуть улыбнулась, робко, словно извиняясь. Аменемхет усмехнулся и сел – нет, воссел в кресло.

- Говори, что тебе надо, - приказал он, откинувшись на спинку. – Быстро!

Тамит снова грустно улыбнулась и прикрыла обеими руками живот.

- Я тебя огорчу, господин, - сказала она. – Амон пожелал, чтобы наше свидание принесло плоды.

- Что? – выдохнул юноша, приподнимаясь; глаза его широко раскрылись. Почему-то он ожидал чего угодно, кроме этого – неужели и вправду считал Тамит старухой? Да, она была немолода, но не настолько же…

- Я беременна, - с такой же грустью сообщила Тамит.

Ему захотелось сжать руки на ее горле, и юноша стиснул их в кулаки.

- Ты лжешь, - прошептал Аменемхет, но уже знал, что Тамит не лжет.

Она покачала головой.

- Увы, нет, - сказала женщина. – Я говорю правду перед тобой, как перед самим Амоном… Что ты теперь будешь делать?

“Убью тебя”, - закрыв глаза, подумал Аменемхет; Тамит испуганно вздохнула и откинулась назад, видя, как меняется и бледнеет его лицо, а руки стискивают подлокотники.

Наконец юноша глубоко-преглубоко вздохнул и открыл глаза. Аменемхет встал; сейчас он казался совершенно спокойным.

- Ты говорила об этом кому-нибудь еще? – спросил он.

Тамит встала, потом опустилась на колени перед ним.

- Нет, - прошептала она, сложив руки. – Нет, мой добрый господин…

На мгновение его охватила жалость к ней – при свете дня он видел на ее лице признаки возраста, но Тамит была все еще достаточно красива, чтобы вызывать сострадание.

Аменемхет хватил ладонью по подлокотнику кресла, ужасно досадуя на себя.

- Встань, - холодно сказал он. – Тебе вредно сейчас стоять на коленях.

Она встрепенулась, словно хотела сказать, какой он заботливый, потом встала и быстро села снова. Она следила за ним взглядом, точно он и вправду мог несколькими словами разрешить все ее трудности…