Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Пока они не общались, Аменемхету состригли локон юности, и теперь он еще больше напоминал того, кем должен был стать – жреца. Теперь он еще больше чувствовал, что в этом его призвание.

- Ты очень похож на отца, - горько прошептал Хепри, давно заметивший эту перемену.

Аменемхет кивнул.

- Отец не злодей, - прошептал он в ответ. – Прошу тебя, поверь. Законы – установления Маат, и Неб-Амон только слуга…

Хепри кивнул; его рот скривился, но он ничего не сказал. А Аменемхета это выражение боли и подавленного гнева успокоило. Он раньше подумывал, что Хепри может попытаться отомстить, хотя это было и не свойственно ему – так действовать. Хепри был добр и искренен.

Но горе и гнев могут изменить любого.

Аменемхет был рад, что с его другом такого не произошло. Он был просто счастлив, что не лишился своего товарища – ведь он нуждался в нем куда больше, чем показывал и даже себе признавался.

Ночью они снова долго шептались – как бывало когда-то, а потом оба заплакали и обнялись. Аменемхет попросил прощения, хотя ему не за что было извиняться. Но он чувствовал, что это нужно.

Хепри не сказал, принимает ли его извинения – вообще ничего не сказал; Аменемхет не сердился. Он все понимал. Его друг страдал всю жизнь, гораздо больше самого Аменемхета, хотя был его младше.

Аменемхет заметил, что за этот месяц плечи друга снова сгорбились, и первым предложил возобновить упражнения, которые они делали раньше вместе. Хепри смутился и быстро отказался, напомнив, что теперь это нельзя, ведь его отцу все известно…

Об отце Аменемхета оба избегали говорить, и это напоминание вызвало острую, как зубная, боль. Но Аменемхет мог утешить друга – он сам был теперь достаточно искусен, чтобы учить Хепри без помощи и даже ведома учителей.

И Хепри с радостью и благодарностью согласился.

Они снова стали близки, и с удовольствием отмечали, как растут и умнеют – на глазах. Когда прошел год с Опета Амона, девятилетний Хепри отважился навестить свою мать, сам, один.

Аменемхета несколько встревожило это – и он тут же пристыдил себя за подозрения. Ведь ни Тамит, ни Хепри не преступники и не злодеи. За Хепри он мог поручиться – он знал его сердце как свое собственное. И уж никогда он не пойдет на предательство!

Скорее на предательство способны те высокомерные мальчишки, дети знатных отцов, которые при всей своей заносчивости с гораздо большей легкостью, чем Хепри, предлагают себя в друзья. Аменемхет уже понимал, сколько зла могут таить сердца богатых. Они изменят так же легко, как подружатся, а их сердца не открываются никому…

***

- Мать, тебе очень тяжело жить? – хмуро спросил Хепри.

Он сидел и смотрел на эту женщину, которая когда-то казалась ему самой красивой на свете. Той женщине он никогда бы не задал такого вопроса. А этой…

Тамит присела перед ним на корточки, и мальчик отчетливо увидел ее сухую кожу, ее морщинки. Она все еще была красива, но уже не была молода. О мать. Кто обрек тебя на это?

- Ты знаешь все сам, - внимательно глядя ему в глаза, ответила Тамит и погладила его по щекам – теперь он чувствовал, какие грубые у нее пальцы. Подержав и поцеловав руку госпожи Ка-Нейт…

- Что произошло между тобой и маленьким царевичем? – спросила Тамит, положив руки ему на колени.

Хепри улыбнулся.

- Я знаю все, матушка. Это Неб-Амон судил и казнил моего отца. Это он лишил меня отца, а тебя – мужа, дома и молодости…

Тамит крепко обняла его.

- Ты так вырос, так поумнел… ты такой смелый!

Они долго не выпускали друг друга из объятий, а потом Тамит взглянула ему в глаза.

- Ты все еще живешь рядом с Аменемхетом?

Сострадание вдруг исчезло из глаз Хепри, и он быстро отступил.

- Матушка, он мой друг, - глухо сказал мальчик. – Ты понимаешь? Не говори слов, которые я тебе не прощу.

Тамит вскочила на ноги.

- Это ты ничего не понял, ничего! – шепотом воскликнула она. – Раб! Ты рожден быть рабом и целовать ноги таким убийцам!..

Хепри шагнул к ней, и на один миг напомнил ей другого Хепри – того, который очень любил ее, но ударил по лицу и мог убить…

- Он совершенен как бог, - процедил ее сын. – Он красив, умен, добр и смел. Он щедр, мама… и великодушен. Он снова… снова стал дружить со мной после того, как я все узнал…

- Простил? – спросила Тамит. Она отвернулась, и рот ее дернулся. – Тебе не противно от самого себя?

Хепри промолчал, опустив голову. Он не хотел будоражить в своем сердце то, что уже давно загасил.

- Мне противно, - сказал мальчик, когда она думала, что сын уже не ответит. – Конечно, быть нищим и униженным противно, мама. Но предателем быть противней… Я люблю моего друга, он достоин этого как никто…

- У тебя никогда не болит живот от его сладости? – спросила Тамит. – Тебе не кажется, что боги несправедливы… или ты просто такой трус, что не смеешь об этом думать?

- Трус? – воскликнул Хепри. – Чем я стану, если буду завидовать всем, кто лучше меня? Да, он лучше меня, и хорошо!..

- Ты раб, - сказала Тамит.

Хепри пожал плечами и покраснел.

- Пусть так.

И тут мать вдруг приблизилась к нему и прошептала в ухо, сжав его плечи будто когтями:

- Хочешь, я предскажу тебе твою судьбу? Ты закончишь школу – думаешь, будешь жить хорошо? Кто сказал тебе, что школа вознесет тебя?

“Симут, четвертый хему нечер”.

Но Хепри давно уже сомневался в его словах.

- Это ложь, - шепнула Тамит. – Таким же ученым был твой отец – и он лежал на животе перед всеми старшими в храме, питался ячменными лепешками и водой… Это повторишь и ты. Со всей своей ученостью ты будешь жить в хижине, пока не состаришься…

Хепри вздрогнул, а мать шипяще-вкрадчиво продолжала:

- Может быть, однажды тебе повезет… К тебе придет тот, кого ты так любишь и кто называл тебя другом и братом – Аменемхет. Ты падешь перед ним ниц и поцелуешь ему ноги, а если он позволит поцеловать себе руку, ты будешь плакать от счастья – не правда ли? Он расспросит тебя, как ты живешь, милостиво улыбаясь, а ты поклянешься, что всем доволен, и пожелаешь ему долгих лет жизни, радости и процветания. У него все это будет, - шептала женщина, - а у тебя – никогда.

Хепри бледнел и краснел, слушая это, а Тамит не замолкала.

- Может быть, великий пророк Амона – уже великий, хотя он твоих лет – подарит тебе золотой браслет или перстень. Это будет верхом твоих мечтаний, скромный жрец…

- Он этого достоин, - прошептал Хепри.

Мать разжала руки и, вздернув брови, взглянула ему в глаза, в искреннем изумлении:

- Да? Он достоин этого больше тебя?

- Да! – приглушенно выкрикнул Хепри – вовремя вспомнил о страже Амона под окном. – Он достоин этого больше меня! Ты бы поняла это, если бы знала его!

Тамит отступила, а потом вдруг лицо ее исказилось, и она плюнула сыну под ноги.

- Раб.

- Да – раб бога! – ответил ей Хепри. – А ты хищная птица, клюющая внутренности! Ты стареешь, мать, и становишься хуже!..

Тамит улыбнулась, точно ее и не оскорбляли.

- Предпочитаю быть старой хищной птицей, чем тобой, - шепотом ответила она. – Убирайся вон – пади к ногам своего господина. Я не желаю больше тебя видеть.

Хепри вернулся в школу молчаливый и такой мрачный, что напомнил Аменемхету своим видом дни их вражды. Мальчик сел на тюфяк и застыл, уставившись на свои руки. Разглядывая их, он думал о руках матери, так похожих на его собственные – с обломанными ногтями, с мозолями, покрытых загаром. У него были губы матери, ее руки… он весь когда-то принадлежал ей, она была причиной его жизни.

Почему же у них тогда такие разные сердца?

Мать заговорила с ним о предательстве, а потом прогнала, когда он отказал. И он чувствовал себя виноватым перед ней.

Неб-Амон сгубил всю ее жизнь – и это не изменилось оттого, что Аменемхет и Хепри стали лучшими друзьями.

Хепри услышал, как подошел Аменемхет, садясь с ним рядом. Хепри повернул голову и словно по-новому его увидел – красивые черные глаза, сильные мускулы, а руки нежней и светлей его собственных. Скудная одежда послушника была даже преимуществом – она ничего не скрывала, никаких телесных изъянов.