Утро нового века (СИ)

Страшнее этого крика, крика, которого никто не слышит, ничего нет. Внутри него всё кричало. Каждая клеточка тела, каждый нерв. По венам струилась не кровь, а крик.

Неслышно, страшно, больно и одиноко кричит душа.

Ночь. Тёмная шаль из миллиардов звёзд, окутала землю, заставляя всё погружаться в далёкий от мира сон.

Арсений приподнялся на локте и посмотрел в окно.

На улицах Петербурга, как в пустыне, никого нет. Всюду тихо. Всё замерло в манящей глубине ночи. Цветы в саду: розы, лилии, георгины, спали под пушистым снежным покрывалом до следующей весны. Вместо деревьев — тени с шелестом голых ветвей. Лёгкий ветерок, крутя позёмкой, разгуливал за окном, что-то шепча спящей земле. Весь мир молчал.

Он сел и подперев голову руками, прошептал:

— Сумасшедший. Арсений Рунич, ты — сумасшедший.

С этими словами опять повалился на кровать и накрылся с головой одеялом.

Он понимал, что безумно любит эту женщину. И эта любовь затягивает его, в чёрный водоворот, медленно убивая.

========== Глава 4 ==========

Утром, во время завтрака, за столом висела тишина. Только мирное тиканье больших напольных часов и звяканье посуды нарушало его.

Даша не поднимала глаз от своей тарелки. Андрей, сосредоточенно читал «Биржевой Вестник».

Сжимая горячую чашку в руке, Арсений не спеша пил чёрный, крепкий кофе. Его любимые сливки, которые он обычно добавлял в кофе, остались нетронутыми.

Елена, украдкой посматривая в его сторону, отметила про себя, что, не смотря на внешнее спокойствие, он крайне вымотан случившимся этой ночью. Бледное лицо, в глазах — лихорадочный блеск. Она почувствовала, он весь, как натянутая струна.

Допив кофе, Арсений поставил чашку, громко звякнув о блюдце и, встал из-за стола.

— Благодарю, — нехотя буркнул он, решительно направляясь к дверям. — Я покидаю вас.

— Куда идёшь? — не отрываясь от чтения, поинтересовался Андрей Михайлович.

Последовал немедленный ответ:

— Прогуляюсь.

— Хорошо. — Рунич выглянул из-за газеты. — Ступай, проветрись.

Елена насторожилась и поджала губы. Ей не понравилось как, уходя, Арсений посмотрел в сторону отца и Дарьи.

Покинув столовую, он остановился в коридоре. Через минуту, ноги, словно сами, повели его в прихожую, где накинув на плечи пальто, он вышел за порог «Дюссо».

Хмурый и угрюмый, побрёл, сам не зная куда.

***

Адель возвращалась от портнихи домой и думала о том, что вовсе будет неплохо пообедать в трактире «Столбы».

С самого утра она ничего не ела. Утром, выпив чашку крепкого кофе с печеньем, весь день ездила по лавкам, и, делая покупки, даже посетила Пассаж.

Она проезжала мимо небольшого храма. На золочёном куполе, тянувшейся вверх, к небу, колокольни, сверкали лучи заходящего солнца. Над окрестностями слышался колокольный звон, а солнечные лучи растекались по небу золотой пеленой. Всего пять часов вечера, и скоро наступят зимние сумерки.

Пролётка остановилась возле трактира. Расплатившись с извозчиком, француженка направилась в заведение.

Трактир «Столбы» был весьма приличным заведением.

Не кабак, или дешёвый трактир на окраине столицы, в котором находиться было не комфортно и не безопасно. В таких местах околачивались подозрительные, тёмные личности, пьяные извозчики, фабричные рабочие. Тут были нередки драки и убийства.

Куда как спокойно скоротать время в приличном трактире, каковым и являлись «Столбы». Тут бывали солидные люди, мещане, купеческое сословие. И даже дворяне не гнушались отведать жареной поросятины, супа из раков и наивкуснейшего рыбного пирога. Здесь столовые приборы сверкали чистотой, накрахмаленные белые скатерти, расторопные и опрятные половые, а из кухни доносится чудесный аромат аппетитных и вкусных закусок. Причём водка была настоящая, а не «балованная». И если за обед в ресторане нужно было заплатить два рубля, то здесь всего пятьдесят копеек.

Многие приходили сюда не только выпить и закусить, но и совершить сделку, встретиться с нужными людьми и провести переговоры. Для этого имелись несколько отдельных кабинетов.

И самое важное, что привлекало к этому месту француженку. Это был едва ли не единственный трактир, где не устраивались, любимые в иных питейных заведениях, тараканьи бега.

Войдя в залу, Адель тот час увидела знакомое лицо. Недалеко от входа, за столом, сидел Арсений Рунич.

— Видимо и правда ты — моя судьба! — всплеснув руками, насмешливо воскликнула она. — Наши пути постоянно пересекаются.

— Рад тебя видеть. — Арсений кивнул на стул. — Садись, союзница.

— Да, похоже, что из любовников, мы стали союзниками.

— Любезный!

Арсений подозвал полового. В белой косоворотке и таком же переднике, с белоснежным полотенцем, перекинутом через руку, тот подскочил к паре.

— Что прикажете-с, сударь?

— Чем угоститься у вас можно?

— Балычок, икра осетровая паюсная, телятина жареная, лососинка, котлетки

«Грилье».

— Балык, телятина, салат.

— Слушаюс. Что барышне пожелаете заказать?

— Апельсинов и лимонаду. Мне «белоголовой» водки, а даме бокал красного вина «Мюскадель».

Спустя несколько минут половой принёс поднос с едой.

Арсений положил на тарелку тонкий ломтик балыка, налил в рюмку водку.

Адель внимательно присмотрелась к нему и почувствовала, что с ним что-то не так.

— У тебя всё хорошо?

— Да, — Арсений откинулся на спинку стула. — Всё замечательно. — Он выпил рюмку водки и, не закусывая, закурил сигарету.

Но Адель невозможно было обмануть.

В лице Арсения не было света. Оно осунулось. И горечь. Горечь в глазах, в изгибе губ, в повороте головы. Даже в том, как он улыбался. И этот нежданный вопрос.

— Скажи, ты ненавидишь меня?

— Я просто стараюсь забыть тебя, — призналась девушка. — Хотя воспоминания о прошлом болезненны для меня.

— Я никогда и ничего не обещал тебе.

— Не обещал, не говорил, — вздохнула она. — Боже мой! Чего вы, мужчины, только не говорите, когда вам надо залезть в постель. И ты не исключение. Ты даже не понимал, что я чувствовала в такие минуты.

— Теперь понимаю. — Он наполнил свою рюмку и предложил. — Давай, как в старые добрые времена, выпьем.

— Твоё здоровье, Арсений, — она подняла бокал.

— И твоё здоровье, Адель.

Разговор не клеился. Адель, молча, ела, а Арсений допил водку и, оставив под пустым графином деньги за обед, встал из-за стола.

— Спасибо, что разделила со мной компанию. Я пойду.

Девушка печально смотрела на него.

— До встречи.

Небрежно набросив на плечи пальто, он пошёл к выходу из трактира.

По миловидному лицу Адель, медленно, потекли слёзы.

«Он не видит меня. Не видит… не любимую».

***

Солнце село за горизонт, и, Петербург окутывала ночь.

Фонарщики зажигали фонари, тусклый свет которых слабо пронизывал туманную темноту. Минувший день, по-весеннему, тёплым. Оттаявшие лужицы, в которых, днём, отражалось клонившееся к весне, солнце, теперь покрылись тонким ледком. Не смотря на сгущающиеся, мглистые сумерки, улицы столицы были оживлены.

В расстёгнутом пальто, засунув руки в карманы, Арсений брёл наугад. Нужно было возвращаться домой, а ему этого не хотелось.

Возле Мариинского театра в ряд стояли экипажи и пролётки. Слуги и извозчики поджидали господ, в это время наслаждающихся театральным представлением.

На площади перед театром, горело несколько костров, возле которых согревался и курил, рабочий люд. Иногда к ним подходил городовой, который нёс службу в этом районе. При его появлении все умолкали, но как только он уходил, рассказы и анекдоты возобновлялись, сопровождаясь оглушительным хохотом, стаканчиком красноголовой и душистым табачком.

Голуби, воркуя, бегали кругами возле людей, ожидая крошек хлеба или горсти подсолнечных семечек.

Три кота, выгнув в угрожающих позах спины, надрывными, утробными голосами, временно переходящими в фальцет, выясняли, между собой, территориальные отношения. Один из мужиков шикнул на них. Двое лохмачей моментально исчезли за ближайшим забором и только один, крупный, облезлый и чёрный, запрыгнул на заборный столб и, оттуда зелёным, подбитым, светящимся глазом бандюги, зло сверкал в сторону людей.