Play (СИ)

Наутро Лена вела себя как ни в чем ни бывало. Смеялась, швыряясь в Ксюшу полотенцем и приглашая пойти умыться. Плескалась водой из кранов, протянутых прямо на улице, и снова смеялась.

-Это лето будет получше, правда? – Спросила, когда они уже шли на завтрак, и Ксюша вынуждена была согласиться.

На горных лугах уже вовсю цвел клевер. Они расстилали на нем покрывало, запускали руки в россыпи зелени, и лежали так, наслаждаясь солнцем на горячей коже.

-Расскажи мне, как ты поняла? – Спросила в один из таких дней Лена.

-Что поняла? – Удивилась Ксюша, и сразу же поняла, ЧТО.

-Это было сложно, - ответила, - я все детство убеждала себя в том, что все не так, что я в порядке, что я выйду замуж и все такое. Потом случилась Ира, чувства к которой напугали меня до полусмерти. А потом – Лека. Наверное, тогда я и начала понимать.

-Расскажи, - попросила Лена, устраиваясь подбородком на Ксюшиной груди и заглядывая ей в глаза.

-Знаешь, для меня самым большим открытием стало, что дело здесь не в сексе. До Леки у меня был парень, и с ним тоже был секс, и это было ничуть не хуже, а местами и лучше, наверное. И я успокаивала себя тем, что если у него получается меня возбудить – значит, со мной, опять же, все в порядке. А потом он ушел – и я практически ничего не почувствовала.

-Так уж и ничего? – Не поверила Лена.

-Да. Я злилась, бесилась, и было больно. Но потом я поняла, что все эти чувства – не из-за того, что он ушел, а из-за того, КАК он это сделал.

Ксюша поймала удивленный взгляд и объяснила:

-Он встречался одновременно со мной и с моей соседкой по комнате. Кроме того, я слишком многое вложила в эти отношения. Наверное, от этого и было больно.

-А дальше?

-А дальше появилась Лека, и я в ту же секунду забыла про Виталика. Тогда и поняла, что дело вовсе не в сексе. Дело в том, что происходит вот тут.

Она показала пальцем на межреберье.

-Ты была в нее влюблена?

Да черт его знает. Наверное, была. Во всяком случае, когда она ушла – мне было очень, очень больно.

BACK. BACK. PLAY.

-Нам надо поговорить, - Лека поймала ее в коридоре, и утащила в пустую в ночной час умывалку. Достала сигареты. Замолчала.

Ксюша почувствовала, как от коленок и ниже разливается страх.

-Я хочу предупредить, - сказала Лека, - чтобы для тебя это сюрпризом не было. Я влюбилась.

Пам-пам. В Ксюшиной голове потоками разлилась боль, смешанная с какой-то бравурной музыкой. История повторялась. Неужели все в мире обречено на повторение? Сейчас она скажет, что это несерьезно, и что вернется, и что все будет как раньше…

И вдруг что-то хрустнуло внутри. Ксюша физически ощутила, как ломается с треском какая-то важная деталь в ее груди, и втыкается в сердце обломками. Она ничего не говорила, просто смотрела на Леку, но лицо ее – она чувствовала, знала – менялось на глазах.

«Ну, хватит, - сказал чей-то голос в ее голове, - достаточно. Это не сработало, так? Ты попыталась, и это просто не сработало. Потому что это – не ты. ТЕБЕ она не посмела бы так сказать. С ТОБОЙ она не посмела бы так поступить. Достаточно».

Сузились зрачки, оттопырилась в оскале нижняя губа. Ксюша молчала, и видела, как слой за слоем спадает с нее та обертка, которую она так старательно на себя натягивала.

-В кого? – Спросила с равнодушием, которое не обмануло бы ни одного из дворовых мальчишек. Это было то равнодушие, за которым следует удар в морду.

-Ну какая разница, Ксюх? – Лека отвела глаза, и закурила еще одну сигарету. – Все равно это было несерьезно. Поигрались – и хватит.

Уголок Ксюхиной губы поднялся вверх. А потом второй. Она сделала шаг, и оказалась вплотную к Леке. И – порадовалась ее испугу.

-Мелкое, мерзкое дерьмо, - по-прежнему улыбаясь, сказала Ксюха, не отрывая от Леки взгляда. – Усекла? Еще раз появишься рядом со мной – дам по роже. Учти на будущее.

Сжала губы в узкую полоску, и вышла из умывалки.

Коридор, коридор, выкрашенный голубой масляной краской коридор. Двери, двери – разномастные, где белые, а где и темные. Мир сужается, давит на плечи, мешает дышать.

И одежда давит – все эти аккуратные спортивные брючки, эти закрытые футболки с длинным рукавом, эти чертовы домашние тапочки, будто снятые с престарелой домохозяйки.

«Это – не я».

Выход из общаги. Вахтерша удивленно смотрит, сонная, но не делает попыток остановить. Подошвы тапочек стираются об асфальт – да пусть они хоть в аду сгорят, эти подошвы!

Каменная лестница. Ступенька, еще одна, пятидесятая, двухсотая. Тапочки остались где-то лежать, сброшенные, и босые ноги касаются холодного песка. Перед ней – море. Ладно, не море, залив, всего лишь залив, но кому какое до этого дело?

-Ну что? – Спрашивает она у моря. – Чудно все вышло, правда?

Да. Действительно чудно. Или чуднО – тут уж кому как больше нравится. Хорошая девочка, говоришь? Топчите, бейте, унижайте – все стерпит? Нет. Это вряд ли.

Перед глазами – Лекины глаза, которые то синевеют, то почему-то превращаются в карие, то снова становятся синими.

-Я – не хорошая девочка, - говорит Ксюха тихо, сквозь зубы, - я – это не она.

И плачет, и бьет кулаками о землю, упав на колени, и снова, снова плачет.

-Я – не хорошая девочка.

И эхом приходит вопрос. Вопрос, на который она пока не готова ответить.

-А кто ты тогда?

И нет ответа, нет понимания, и все растворяется в боли очередной ошибки, и становится так больно, как, наверное, не было еще никогда.

FORWARD. PLAY.

-Давай не будем об этом, ладно? – Попросила Ксюша, так и не ответив на Ленин вопрос. – Это то, о чем я не готова разговаривать.

-Конечно, - тут же согласилась Лена. Она – Ксюша давно заметила – вообще никогда не лезла туда, куда ее не готовы были пустить. Не обижалась, не расстраивалась – просто отступала.

Но Ксюша неожиданно продолжила сама.

-Вообще для меня тогда все как-то резко встало на свои места. Есть физика, и этой физикой можно заниматься с кем угодно. И есть эмоции, которые я способна испытывать только к женщинам. Я не делала далеко идущих выводов, решила пока остановиться на этом. Так что можно считать, что именно тогда я и поняла.

-У тебя их много было? – Спросила Лена.

-Женщин? – Ксюша хмыкнула и пожала плечами. – Смотря с чем сравнивать.

-Ну сколько? Примерно?

-Тех, с кем были отношения – двое. А всех прочих я не считала.

-Ого, - Лена с интересом подвинулась повыше, нависая над Ксюшей, - а все прочие были?

Еще как были. После окончания института, после окончательного разрыва с Иркой, после того, как в ее голове в очередной раз все перевернулось с ног на голову – именно тогда пружина разжалась совсем, бесповоротно.

BACK. PLAY.

Пятый курс. Последний год. Он закончится – и нужно будет что-то решать. А решать не хотелось.

Они жили теперь у Женьки в квартире – она, Женька, Кристина и Лека. Ксюха только посмеивалась, глядя, как Женя пытается Леку одомашнить и привязать к себе. Понимала: скоро это закончится. Вопрос только был, когда.

На самом деле, только этот вопрос и был теперь важен. В него все упиралось, вокруг него все крутилось. «Когда».

-Когда ты переедешь ко мне? – То и дело спрашивала Ира, когда Ксюха оставалась у нее ночевать.

-Когда ты начнешь искать работу? – Доставали по телефону родители.

-Когда ты уже успокоишься? – Хохотал Джоник.

Вернуться в Краснодар? А кому она там нужна? Анастасия Павловна, наверное, снова вышла замуж, да и мысли о ней уже не вызывали такой боли, как раньше.