Play (СИ)

-Ксюшка, господи, ну зачем? – Прорыдала она, и слова вдруг пришли сами собой.

-Потому я люблю вас, - сказала Ксюша просто, и Анастасия Павловна вдруг отпрянула от нее, словно отпрыгнула. Но это было уже все равно.

-Потому что я люблю вас больше, чем саму себя, - повторила она, поднимаясь на ноги. – Вот почему.

Она шла, шатаясь, будто пьяная, и поддерживала норовящие упасть к ногам ребра. Кровь из носа заливала футболку, делая ее грязно-коричневой.

Откуда-то вдруг рядом появилась Лена. Схватила Ксюшу за плечи, и повела с собой. Ксюша не понимала, куда. Теперь, когда звуки вернулись, и стали вдруг очень громкими, почему-то стала пропадать картинка. Она не видела, куда идет, не видела, куда ступает ставшими непослушными ногами.

Но слышала она очень хорошо.

-Лена, там Вадик за тобой приехал. Может, он вас в больницу отвезет? Ленка, ты слышишь? Там твой муж с машиной.

Она почувствовала, как сжалась ладонь на ее плече, и тут же исчезла – будто ее и не было. Значит, муж. Ладно.

Звуки снова пропали.

Don't you cry tonight

I still love you baby

Don't you cry tonight

Ступенька. Еще одна. Еще. Ничего не видно, кровь как будто заливает глаза, и уши.

«Не плачь сегодня. Я все еще люблю тебя, детка. Не плачь сегодня».

Don't you cry tonight

There's a heaven above you baby

And don't you cry tonight

Улица дышит весной. И Ксюша дышит вместе с ней. По ровной дороге шаги даются легче, быстрее. Никого нет кругом – ни единого человека. Только небо над головой, и серый асфальт под ногами.

«Не плачь сегодня. Небесные крылья распускаются над тобой. Не плачь сегодня».

Это так правильно и так тепло. Даже продолжающая литься кровь, даже отрывающиеся ребра. Не плачь сегодня. Потому что все было правильно, и каждый получает то, что заслуживает.

И Ксюшино сердце спокойно, потому что она знает: все правильно. Все верно. Все так, как и должно быть.

Не плачь сегодня.

Потому что.

Все, что я делаю – я делаю для тебя.

Stop. Play.

-Детка? Детка! Черт, да что же это такое? Детка, ты слышишь меня? Открой глаза! Да вызовите кто-нибудь скорую наконец!

Stop. Play.

-Она здесь? Просто скажите – она здесь?

-Справки даем только родственникам.

-Да просто скажите, здесь ли она, черт бы вас побрал совсем!

Stop. Play.

-Иди, пожалуйста! Пожалуйста, я умоляю тебя, только на сегодняшний день, не трогай меня!

Stop. Noise. Play.

Она провела в больнице почти месяц. Сначала была операция на легком – его задел осколок сломанного ребра. Потом лечили искривление носовой перегородки. Потом надели на корпус бандаж, выдали коробку анальгина, и отправили домой.

Но домой она не пошла.

В гостинице им дали тот же номер, в котором два года назад они останавливались с Ирой – чем не насмешка? Джон помог ей разуться, улечься на кровать, и присел рядом.

-Хочешь, я схожу и заберу твои вещи? – Спросил он, держа ее за руку.

-Нет.

Он кивнул, соглашаясь. Все эти двадцать с лишним дней он провел с ней рядом – никого другого пускать в палату она не разрешила. Даже когда пришли родители – не разрешила тоже.

-Тебе нужно позвонить отцу, - сказал он, опуская ладонь на ее лоб в попытке определить, есть ли температура.

-Знаю.

-Давай я схожу и попрошу кого-нибудь забрать твои вещи? А ты позвонишь ему?

-Нет.

Они говорили так же, как все эти три недели: он пытался спросить, предложить, заставить – она отделывалась короткими словами в ответ. Смотрела в потолок – днем и ночью. Прислушивалась к чему-то – как будто к еле слышной музыке где-то в глубине.

Была послушной: спокойно ела все, что ей приносили. Спокойно принимала лекарства. Спокойно ходила на перевязки. А потом ложилась, и снова смотрела в потолок.

-Детка, - тихо сказал Джон, укладываясь рядом с ней на кровать. – Ох, детка…

Stop. Play.

Мир вокруг был таким теплым и таким ясным. Ксюша понимала: впервые за долгие годы она вдруг позволила себе выдохнуть. Лежала молча на кровати, перемалывая в голове ненужные мысли, улыбалась про себя, и снова лежала.

Впервые за долгое время она не искала смысла, не задумывалась о причинах, и не размышляла о будущем. Словно давала себе передышку, время прийти в себя.

И это время пришло. На пятый день жизни в отеле она проснулась, открыла глаза и поняла, что отдых закончился. И снова началась жизнь.

-Да неужели, - хмыкнул сидящий на подоконнике и курящий какую-то немыслимо-длинную сигарету Джоник. – Решила вернуться?

-Похоже, что так.

Она с трудом сползла с кровати, держась рукой за грудь, и охнула от боли.

-Разве таким травматикам как я не положены наркотики? – Спросила, отбирая у него сигарету, и глубоко затягиваясь.

-Думаю, таким идиоткам как ты точно не стоит курить, пока ребра не срастутся, - улыбнулся Джон.

-Да, точно не стоит.

Она смотрела в окно, и раз за разом втягивала в себя горький дым. Все было так похоже и непохоже одновременно. Когда из этого номера уезжала Ирка, было синее небо, и яркое солнце. А сейчас – только тучи и мелко накрапывающий дождь.

-Что будет дальше, детка? – Спросил Джон, и она пожала плечами.

-Я еще не решила. Нужно решить сейчас?

-Нет. Наверное, нет.

О том, что произошло, они смогли поговорить еще через неделю, когда боль в ребрах стала не такой яростной, а синяки на лице окончательно сошли на нет.

Вышли на улицу, брели под руку к Кубани, вдыхали запах весенних цветов, и разговаривали.

-Все было правильно, - сказала Ксюша, отвечая на незаданный вопрос. – Самое смешное, что я абсолютно в этом уверена. Каждый получил то, что заслужил, только и всего.

-И ты?

-И я. Я не должна была лезть в ее жизнь. Не должна была вмешиваться. Но вмешалась, и это был мой выбор. Так что все честно. Она выбирает себе этого мужика, и получает побои. Я заступаюсь за нее без спроса, и получаю то же.

-Звучит как-то фатально, - заметил Джон.

-Нет.

Ксюха остановилась резко, и заглянула в его лицо.

-Не фатально, Джоник. Совсем нет. Я поняла теперь, что она пыталась мне объяснить. Есть просто выбор, и есть последствия этого выбора. И за свою жизнь каждый отвечает сам.

Это прозвучало резко и горько – Джон даже поежился.

-Что ты хочешь этим сказать?

-Я хочу сказать, что у меня теперь развязаны руки. Я пыталась поступать так, как считала нужным, как считала правильным. Пыталась заботиться о чужих чувствах. И это было глупо, потому что в нашем мире это просто не работает. Всем плевать на самом деле, вот что я знаю теперь совершенно точно. Каждый просто живет так, как он хочет, и все. А уж принимать это или нет – это дело тех, кто рядом. Хотят принимать – ладно. Их выбор. Не хотят – пускай.

-Подожди, - он схватил ее за руку и сжал испуганно. – Ты пытаешься объяснить мне, что теперь тебе все равно, как другие будут реагировать на твои поступки? И она тоже?

Ксюха опустила глаза. Улыбнулась, и подняла их снова.

-А ее больше не будет, Джон. Ее в моей жизни больше никогда не будет.

Forvard. Play.

-Мы с матерью чуть с ума не сошли, нас не пускали к тебе, потому что ты не хотела! Что это значит, Ксения?

-Я скажу тебе, что это значит, папа. Это значит, что последнее, чего я хотела в больнице – это выслушать еще одну тираду о том, в чем я оказалась недостойной твоей фамилии. Это значит, что ты можешь идти в задницу вместе со своими принципами и установками, которые ты долгие годы впихивал мне в голову. Ты научил меня драться, научил быть сильной, смелой и хрен знает какой еще. Но вот тому, что такое любящий отец, ты меня научить не сумел.