Play (СИ)

-Почему замыленная? – Удивилась Лена.

Ася застонала снова.

-Ну Елена Васильевна, - Ксюша начала говорить громко, но сбилась и сбавила тон. – Уже сколько лет под нее выпускники танцуют? Двадцать? Из года в год – одно и то же. Тра-та-та, тра-та-та, звончей звонка капель, и все такое.

-Песня утверждена РОНО, - вмешалась Ася, снова ловя себя на какой-то изощренной ненависти. – Поэтому придется использовать ее.

«Придется» - это все, что она могла себе позволить. Хотя бы как-то примириться с ситуацией, хотя бы как-то выразить свое отношение.

-Ну подождите, - Ксюша продолжала разговаривать с Леной, будто Аси тут и не было вовсе. – Давайте возьмем майский вальс? Ну знаете, из песен военных лет – «Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай»? И вместо этих… - она снова проглотила слово. – Платьев и галстуков нарядимся в военную форму сорок пятого года. Будет необычно и красиво! А?

Она вся раскраснелась, даже шея порозовела в вырезе футболки. И глаза сверкали, но не так, как тогда у Аси в кабинете, а иначе: они просто блестели, переливались всеми оттенками зеленого, и стали как будто немного больше чем обычно.

Ася молчала. Пусть хотя бы раз Лена оборвет этот порыв, пусть хотя бы раз Лена будет плохой.

-А мне нравится, - сказала вдруг Лена, одаривая Ксюшу улыбкой и поворачиваясь к Асе. – Анастасия Павловна, а? Давайте так и сделаем?

Не вышло. Да и никогда не выходило – однажды взятая на себя роль уже не отпустит, - поняла Ася. Она, эта роль, всю жизнь будет сковывать плечи и горло, стискивая все крепче и крепче. Сначала будет просто тяжело дышать, потом станет еще тяжелее, а потом дышать будет уже невозможно.

-Нет, девочки, - сказала Ася вслух, - ничего не выйдет. Как я уже сказала, песня утверждена РОНО.

В этот раз она даже не стала вставлять «к сожалению», или что-либо еще. Все и так было ясно, куда уж яснее?

Forvard. Play.

Из травмопункта они вышли в обнимку – одной рукой Ксения опиралась на Асю, другой пыталась удержать новенький костыль.

-Совсем ума нет, - Ася медленно переступала ногами и говорила, будто продолжая давний спор, - сутки ходить со сломанной лодыжкой, и лечить ее анальгином.

-Мне казалось, что мы это уже обсудили, - проворчала Ксения. Ступать на загипсованную ногу было очень больно, но она старалась терпеть.

-Можем еще раз обсудить! – Возмутилась Ася. – Ты что, не могла сразу сказать, что тебе не просто больно, а очень больно?

-Значит, не могла.

Они дошли до машины, и Ася с сомнением посмотрела на Ксению, на минуту даже прекратив свои причитания.

-Как, интересно, ты собираешься садиться за руль? Может быть, все-таки такси?

-Еще чего.

Морщась и постанывая, Ксения впихнула себя на водительское кресло, сунула костыль на заднее сиденье и завела мотор.

-Коробка-автомат, - объяснила она усевшейся рядом возмущенной Асе. – Две педали. Правой ноги вполне хватит.

На Проспекте Мира они вполне ожидаемо попали в пробку. Ксения наглухо закрыла окна машины и включила кондиционер. Ася хранила обиженное молчание.

-Интересно, в твоем организме вообще остались еще не ломаные кости? – Спросила вдруг она, и Ксения с интересом на нее покосилась.

Значит, не обиженное. Значит, они просто вспомнили про одно и то же.

-Остались, - улыбнулась она. – Я не так уж часто дралась, как тебе кажется.

-Только когда я появлялась на горизонте?

Это был какой-то новый тон – насмешливый и ласковый, такого Ксения от Аси еще не слышала. Поэтому решила не отвечать. Но не тут-то было.

-Я тогда звонила в больницу, чтобы узнать, как ты, - сказала Ася. – Но они сказали, что справки дают только родственникам, и…

Красная спортивная машина впереди резко затормозила, и Ксения тоже ударила по тормозам. Их качнуло вперед, и нога отозвалась болью.

-Это не важно, Ась.

-Нет, важно.

Ася протянула руку и положила ее поверх Ксениной ладони, обхватывающей кожаную оплетку руля.

-Я хочу, чтобы ты знала: хоть я и злилась на тебя тогда ужасно, мне не было все равно. Я беспокоилась.

Ксения улыбнулась.

-Я знаю.

Back. Back. Play.

-Полюбуйтесь, Анастасия Павловна.

Любоваться, откровенно говоря, было особо не на что. Ася только вздохнула. Ей предстояло сейчас заняться важным делом воспитания маленького советского человека. А заниматься не хотелось. Однако, она изобразила на лице негодование, и посмотрела на стоящую рядом с завучем девочку. Ксюшу, кажется. Да, точно Ксюшу.

Зрелище, надо сказать, было забавное. Девочка была грязной с головы до ног – и это была не метафора речи, а очень точное определение ее внешнего вида. Бывший когда-то черным, фартук стал коричневым, лицо было покрыто какой-то пылью и прилипшими желтыми листьями, а белые гольфы только местами напоминали о своем первозданном цвете.

Ася разглядела под носом девочки кровь, и ощущение забавности прошло.

-Что случилось? – Спросила она, доставая из ящика стола чистый платок. – Может быть, не ко мне, а к медсестре?

-К медсестре? – Возмутилась завуч. – Она избила мальчика! Вот он сейчас как раз у медсестры, и есть подозрение, что она сломала ему нос!

Ася поморщилась от децибел в голосе завуча, и вдруг сказала:

-Спасибо вам. Я разберусь.

Завуч долго не уходила – продолжала описывать всю глубину Ксюшиного морального падения, а Ася, не слушая, пыталась оттереть девочкино лицо от грязи, чтобы рассмотреть, насколько серьезны повреждения.

-Тебя Ксюша зовут? – Спросила она, поймав взгляд зеленых внимательных глаз. – Прости, я не успела еще всех вас запомнить, все-таки вас много, а я одна.

Девочка молча смотрела на нее, и Ася почему-то смешалась.

-Зачем ты дралась? – Убедившись, что кровь остановлена, спросила она. – Что случилось?

-Не скажу, - звонко ответила Ксюша, и снова замолчала.

Ася растерялась. Она не привыкла, чтобы дети так ей отвечали. Правда, и практики у нее было пока маловато: только второй год после института, первый опыт классного руководства.