Между ангелом и бесом

Венедикт быстро пробежал глазами текст, нашел подпись и, изменившись в лице, дрожащим голосом произнес:

— Бенедикт, практикант издательства, третья сте­пень допуска.                                

— Ты?!

— Я?!

— Идиот! — Черт сгреб со стола бумагу и какие-то брошюры, сложил все это в аккуратную стопку и, размахнувшись, ударил ею Бенедикта по голове.

— От тебя одни неприятности. Ты же сам это накатай, бумагомаратель! И как у тебя совесть не проснулась?! Мы же все Иномирье прочесали с этим ворюгой, а ты?!                  

— А что я? Что я? — Бенедикт уклонялся от ула­ров, которыми осыпал его друг, и одновременно пытался собрать разлетающиеся листки.

— Придурок, идиот, олух царя небесного!!!

— Дядю не трогай!

— Я трону, я всех трону! Из-за тебя я до сих пор повышения не получил, торчу в этой норе, как канцелярская крыса! — Гуча молотил Бенедикта всем, что попадалось под руку, тот уворачивался.

— Канцелярия-то Небесная!

— Да хоть трижды небесная! — прокричал черт. — У меня, между прочим, тоже кодекс чести есть! Если я обещал вернуть наследника, значит, должен вернуть!!!

— Кодекс чести, — передразнил друга ангел. — Уголовный кодекс по тебе плачет!

— Ну, ангелок, допрыгался.— Гуча сгреб ангела за грудки и припечатал к стене. — Ты о Самсоне по­думал? А о принце, о настоящем принце? Куда его по твоей милости закинуло, ты можешь представить?

— Я же молодой был, глупый,— оправдывался Бенедикт, прикрывая голову рукой.

— А сейчас ты старый и мудрый,— съязвил черт. — Ну и как исправлять будешь? Я,  между прочим, из-за тебя слово нарушил.

— Тоже мне, клинический джентльмен нашелся! Я что-то не помню, чтобы ты так спешил с Гризеллой рассчитаться — пижаму-то семнадцать годков нес, белошвейка несчастная!

После этих слое у черта отказали последние тор­моза, и, сцепившись, друзья покатились по полу, завершая погром в комнате.

— Так-так-так! — раздался над ними противный старушечий голос.— Годы идут, а вы все те же! Го­ворила я Боссу, что собьешь ты его племянника с пути истинного — не поверил. Каркаешь, говорит, старая. Мальчик с ним мужества наберется! Набрал­ся, как же! Хулюганства набрался! Тьфу!

— Гризелла! — в один голос воскликнули друзья и замерли на полу в неудобной позе.

Антея лежал на спине, одной рукой вцепившись в Гучин рог. Другой рукой он дергал черта за хвост. Черт, уворачиваясь от ударов мощных крыльев, колотил Бенедикта по лицу кулаком. Ведьма прервала их как раз когда Гучина рука соскользнула с лица ангела на нимб и Гуча от неожиданности, наверное, забыл ее убрать. В комнате противно запахло паленой шерстью.

— Ты ручку с нимба-то убери, милок, обжегся, ласково проворковала Гризелла.— А ну дайте бабушке стул, паршивцы!

—Уй, — взвыл черт, приходя в себя. Он вскочил ноги и потряс обожженными пальцами.

— Извините нас, уважаемая Гризелла, мы, кажется, несколько увлеклись.— Бенедикт снова стал веж­ливым мальчиком и подал гостье стул.

— Так-то оно лучше,— удовлетворенно хмыкнула ведьма и села, но, как всегда не специально, Бенедикт попал впросак — у стула оказалась сломана ножка. Бабка упала на пол, высоко задрав ноги.

Друзья тупо смотрели на задранные вверх кривые конечности. Обтянутые черными чулками в сеточку, с кокетливыми подвязками над острыми коленками, ножки Гризеллы торчали из пышных оборок коро­теньких панталон. До того чулки эти нелепо смот­релись на изогнутых ведьминых нотах, до того не сочетались со стоптанными домашними тапочками, а изящное кружево нижнего белья пребывало в таком диссонансе с мешковиной верхнего платья, что пар­ней пробрал смех. Они заржали, как молодые жеребцы, икая и кашляя, забыв про недавнюю драку и склочный Гризеллин характер.

— Ироды! — пискнула ведьма. Она кое-как под­нялась, одернула юбку и, набрав полные легкие воздуха, завопила: — Фулюганы проклятые! Я на вас жаловаться буду!

И вышла. Ангел с чертом переглянулись, спрятали улыбки и кинулись следом.

— Гризелла Бенесафуиловна,— увещевал рассер­женную старуху с одной стороны Гуча, —  он не знал, он не нарочно. Вы же знаете, наш Бенедикт такой растяпа!

— Извините, пожалуйста, — лепетал с другой стороны Бенедикт, — так неловко вышло. Я бы никогда такого специально не сделал.  А смеялся я просто от нервов.

— От нервов, Гризеллочка, от нервов, — уговаривал разъяренную ведьму черт, — его и припадки бьют, и галлюцинации преследуют. Грешно на психа обижаться! С чем пожаловала-то?

— Так я вам теперь и сказала! — Гризелла на секунду притормозила и показала им свою знаменитую фигу.  Потом, прихрамывая, заковыляла дальше.  Судя по направлению — в кабинет Большого Босса.

— Не надо к дядюшке! — закричал ангел, покрываясь холодным потом. Напакостившие друзья схватили старушку под локотки.

— Пощади, не держи зла? Мы возместим тебе моральный ущерб,— проговорил Гуча, который довольно хорошо знал ведьму.

— Вы мне материальный возместите, а за моральный я сама с вами рассчитаюсь! — прошипела бабка и показала дырку на чулке.

— Гуча заштопает, он умеет, — не подумав, ляпнул ангел, за что получил подзатыльник от скорого на расправу черта, а проходившие мимо служки из от­дела Нравов, услышав эти слова, прыснули.

— На старушек потянуло, молодые приелись? — ехидно поинтересовался один.

— Брысь, идиоты! — огрызнулся черт. Насмешники удалились, свернув в ближайший коридор.

— Гризелла Бенесафуиловна, — снова подкатил к ведьме Гуча, — зайдем ко мне, посадим, пропустим по стопочке.  У меня случайно завалялась парочка симпатичных чулок. Я их вам подарю, а вы расскажете, с чем пожаловали.

— Мы же старые знакомые, почти родня, — вставил Бенедикт.

— Чур меня от такой родни, — проворчала ведьма и с интересом посмотрела на Гучу: — А чего по стопочке?

— Настоечка волшебника Амината, с прошлого года завалялась, ох и хороша! — черт причмокнул губами.

— Наливай, — махнула рукой Гризелла и облизнулась.

— Не здесь же, — шепнул Гуча и показал на дверь с та6личкой «БОГ».— Пойдем ко мне, приглашаю.

Друзья подхватили ведьму под локотки и, осуще­ствив мгновенную телепортацию, оказались в холостяцкой каморке черта.

— У меня тут не прибрано,— засуетился Гуча, смахивая со стола хлам.

— Стопочки-то куда? — Гризелла поймала на лету хрупкие сосуды для иноземных напитков и во­друзила их на место. — Нельзя так! Нам до твоей чис­тоты дела нет, доставай настоечку!

Черт поставил на стол квадратную бутыль из тем­ного стекла, открыл ее, и в стопки потекла густая светящаяся жидкость. Ведьма выпила и на минутку замерла, прислушиваясь к тому, как растекается по телу дурная…  энергия.

— Хороша! Сначала чулки, потом расскажу, с чем пришла. — Гризелла достала длинную папироску, поманила  ангела крючковатые пальцем и, наклонившись к нему, прикурила от нимба. — Удобная зажигалочка, но, говорят, от нимбов рано лысеют.

— Разве? — Бенедикт почесал затылок, но задел нимб и отдернул руку.                                    

— Ты чулочки-то ищи, — напомнила Гуче ведьма.

Она села на край стола, закинула ногу на ногу, затянулась и выпустила столб дыма к потолку.

— Сей момент,— улыбнулся Гуча и приступил к поискам.

Он методично выворачивал ячейки в стенах, извлекая на свет разнообразные предметы интимного женского туалета. На полу уже выросла высокая горка белья: трусики, лифчики, комбинации, а черт выта­скивал все новые и новые кружевные штучки.

— Да где же они? — разозлился Гуча, вытягивая из-под кровати длинные панталоны с оборками.

Он в сердцах швырнул их в общую кучу и полез в вентиляционный люк. Нащупав рукой комок неж­ного шелка, обрадовался, но, рассмотрев находку, вздохнул — это была розовая сорочка на бретельках.

Наблюдая за тщетными поисками, ведьма иск­ренне веселилась, а Бенедикт, выпив для храбрости стопочку, спросил:

— Скажи, пожалуйста, Гуча, а ты случайно не этот?

— Не понял,— Черт вытащил стопку мужских штанов, среди которых завалялись две ночные ру­башки, еще одни панталоны и пояс верности!!! Он ошарашенно посмотрел на железные трусы, пожал плечами и бросил их в общую кучу.