Между ангелом и бесом

Табор проснулся. Из кибиток высыпали чумазые цыганята, переругиваясь, вылезли мужчины. Кто-то зажег костер. Женщины в разноцветных юбках пытались собрать малышню в одну кучу, но у них это плохо получалось. Шум и гвалт заглушили храп.

— Что случилось, Барон, — спросил разъяренного главаря дряхлый старик.

— Какой-то гад засунул коня под кибитку,— рявкнул тот, недовольный ранним подъемом.

— Да, молодежь нынче измельчала,— вздохнул старик. — Это надо ж. Самое святое для цыгана — коня — и под телегу? Вот в наше время…

— Ой, дядька, опять тебя понесло,— хихикнула молодая цыганка. Она опустилась на колени, загля­нула под кибитку и восхищенно взвизгнула: — Это не конь, это жеребец!

—Достать! — приказал цыганский барон.

Мужчины приподняли передвижной домик, явив на обозрение толпе бритого детину в красных штанах и синей рубахе.

— Ну что, каков красавец! — засмеялась девчон­ка. — Отдайте его мне.

— Молода еще,— отмахнулся главарь и гаркнул: — А ну, встань, аспид, и объясни, почему ты нарушил мой покой?

— Цыгане и покой — вещи несовместные,— про­бормотал спросонья Самсон и вдруг, резко подско­чив, закричал: — Где они?

— Кто? — не понял цыган.

— Черт и ангел!

— Все ясно. Что ты вчера пил, сынок? — сочув­ственно спросил цыган и распорядился: — Грузите его в фургон, подбросим до дома.

—  Не надо меня грузить, и не пил я, не пил! — Но Самсоновы уверения никого не интересовали. Цыгане дружно подняли подкидыша на руки и ки­нули в повозку.

— В столицу,— распорядился главный и залез сле­дом.

Услышав, куда направляется табор, Самсон ус­покоился. Он удобно устроился на куче узлов и вни­мательно посмотрел на хозяина кибитки. Один глаз у того был изумительно зеленый, а другой — карий.  Густые волосы, черные как смоль, закручивались спиралями, а длинные тонкие пальцы дергали пышный ус. Барон наморщил лоб, будто пытался что-то вспомнить, и сказал:

— Кажется, я тебя где-то видел, парень.

Самсон на минуту задумался, прищурив голубой глаз и вытаращив карий, потом решительно тряхнул головой.

— Нет мы не встречались, я бы вспомнил? Хотя, надо сказать, вы мне тоже кого-то напоминаете.

Цыган ухмыльнулся, сделал едва заметное движение рукой и раскрыл ладонь — на ней, поблескивая, лежал злополучный перстень отшельника.

— Вот это да! — восхитился юноша и повторил жест. На раскрытой ладони Рыжего гостеприимный хозяин узрел свою собственную серьгу, только что висевшую в ухе.

— Молодец! — Барон от души рассмеялся.—  Вор у вора, значит... Я сразу понял, что ты из наших. Кого же ты мне напоминаешь? Слушай, а может, я отца твоего знал?

— Вряд ли, я — подкидыш, но твое лицо мне тоже знакомо. Я все равно вспомню!

— В столицу по делам или для развлечения? — поинтересовался цыганский начальник.

— Друзей найти надо,— ответил Самсон, откидывая драную тряпку, что прикрывала заднюю стенку кибитки.— Отстал я от них, теперь вот боюсь, как бы чего не случилось с ними.

— Найдешь, обязательно найдешь, — успокоил его Барон.- Сегодня на главной площади казнь, так что все население столицы там будет.

— Кого казнят-то?

— Ребятки доложили, что ночью двух колдунов поймали, утром жечь будут. Говорят, всю ночь костров дрова собирали.

— Странно здесь как-то.— Самсон почесал в затылке.— Везде колдунам, ведьмам и прочей волшебной братии в ножки кланяются, а здесь жгут.

— Да ладно были бы колдуны,— вздохнул Барон — так ведь нет! Наверно, загребли каких-нибудь бедолаг, которые ночью без крыши над головой остались!

— А что, на улице уже и переночевать нельзя? — удивился воришка.

— В принципе — можно, но на деле — кому как повезет. С тех пор как пропал наследник престола, здесь такие дела творятся — впору повеситься!

— Вот как?! — неопределенно хмыкнул Самсон. Он не знал, стоит ли рассказывать хитрому цыгану свою историю.

— Да вот так! Короля этот удар подкосил. Стал сохнуть и гаснуть не по дням, а по часам, так и не оправился — помер, бедолага. Королева Августа — женщина сильная. Она перенесла это несчастье. И все бы ничего, да только вот появился в тот трудный год в государстве странный человечек. Весь в черном, на шее крест золотой. Все о Боге каком-то толковал. Не то повешенном, не то утопленном за наши грехи. И так этот недомерок королеве мозги запудрил, что молится днями и ночами — эти самые грехи отма­ливает.

— А колдуны тут при чем?     

— А при том,— ответил Барон,— что пока она пе­ред крестом колени обдирает, страной правит эта черная ворона. Этот, чтоб его, епископ. А он в первую очередь издал указ, согласно которому колдуны, ве­дьмы и прочие должны быть уничтожены через со­жжение.

— То-то я смотрю, что здесь ни вампиров, ни ведьм, ни оборотней не видно.— Самсон присвистнул.

Цыган горестно вздохнул:

— Еще бы, они разбежались кто куда, лишь бы подальше отсюда. Кому ж охота живьем в костер?! А этот первосвященник совсем озверел — по ночам охоту на ведьм устраивает. Приезжие по незнанию ночью в столицу сунутся — колдуны! Пьяный в канаве уснет — тоже колдун! Тьфу! Вот и эти двое, бедолаги...

— Не повезло...— Сердце юного вора сжалось от нехорошего предчувствия.— Скоро столица-то?

— Да уже...

— Тпру...— Резвые цыганские лошади протестую­ще заржали, увидев перед собой скрещенные пала­ши! — Тпру, сказал, банда таборная!

— Это кто там у нас такой грозный? — Барон вылез из кибитки и уткнулся носом в железное плечо стражника.

— На площадь, рвань цыганская,— приказал сол­дат.— Сегодня его преосвященство показательную казнь устраивает.

— Так бы сразу и сказал,— буркнул Барон и кив­нул. Вереница повозок послушно направилась на главную площадь столицы. Отовсюду спешил народ, разодетый в честь праздничной казни.

— Тпру-у-у! Приехали, дальше пешком.— Цыган остановил лошадей, и новоиспеченные друзья стали пробиваться поближе к месту казни.— Как выглядят твои друзья?

— Высокий блондин в попугайской одежде и брюнет в красном, с посохом в руке и торбой.

— Не вижу я таких.— Цыган вертел головой, разглядывая народ.— А ты уверен, что они в городе?

— Конечно? Гуча ясно сказал, что мы отправляемся в столицу.

— Значит; здесь. Нос не вешай — найдутся твои друзья! Мои родственники иголку в стоге сена найдут — только словесный портрет дай, а тут два мужика!

Тем временем гул толпы становился громче.  Люди с нетерпением ожидали начала казни, каждый боялся увидеть на костре кого-то из близких.

У дворцовой стены вкопали два столба, и ретивые слуги уже возвели у их основания пирамидки из дров. Неподалеку возвышался помост, на котором расположилась местная знать. Там же стояли два высоких кресла для королевы и епископа.

— Вот она — наша несчастная королева.— Барон толкнул Рыжего локтем.

— Где?

— Да воя, на помост поднимается.

Самсон вытянул шею, присмотрелся и разоча­рованно протянул:

— Это она…

Его мамочка оказалась очень дородной женщиной двухметрового роста. Королева была столь огромна, что даже черный вдовий наряд не скрадывал объемы. Лицо правительницы отличалось прямо-таки кресть­янской простотой — круглые щеки, огромный нос и маленькие, сидящие глубоко под бровями, черные глазки. Узкий лоб венчала корона. Черные волосы были собраны в аккуратный пучок. Самсон хотел было задать пару вопросов своему спутнику, но в этот момент на площадь вывели приговоренных к сожжению колдунов.

— Не может быть,— прошептал парень, вытягивая шею.

— Ведут! — крикнул цыган и осекся.— Не видать тебе друзей, мальчик.

— Это мы еще посмотрим! — закричал Самсон и рванул вперед, отшвыривая тех, кто не успел уступить ему дорогу.

Стражники уже привязали несчастных к столбам.  Брюнет в белой рубахе и алом плаще поморщился и попробовал ослабить веревки. Не получилось. Тогда Гуча посмотрел в огромные глаза блондина, подмигнул ему и рассмеялся — по липу Бенедикта было видно — он вконец ошеломлен кровожадностью местного населения и полным попранием его любимой этики…