Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

— Что вы сказали? — выдержав для приличия паузу, переспросил старина Пампер.

— Демоны,— кратко ответил бабу,— так говорят жители предгорных деревень. Старый санскритский термин.— Он вновь повернулся и взглянул на меня.— И они так боятся этих демонов, капитан, что те, кто живет ниже Каликшутры, отказываются ездить по дороге, ведущей туда. Вот почему мы можем быть уверены, что люди, которых наш агент видел взбирающимися вверх по дороге, не местные, а чужаки.

Он остановился и назидательно помахал пальцем:

— Вы понимаете меня, капитан? Ни один из местных никогда не ступит на эту дорогу!

Воцарилась тишина, и Роулинсон обратил на меня пристальный, изучающий взгляд.

— Вы оценили опасность? — угрюмо спросил он.— Мы не можем оставить русских в Каликшутре. Если они зацепятся в таком месте, черта с два их оттуда выкуришь. А если они там заложат базу... Она же будет на самой границе Британской Индии! Губительно, Мурфилд, смертоносно! Думаю, вы не нуждаетесь в подробных объяснениях...

— Они излишни, сэр.

— Мы хотим, чтобы вы вытурили этих русаков.

— Есть, сэр!

— Выступаете завтра. Через день за вами последует полковник Пакстон со своим полком.

— Есть, сэр. А сколько людей идет со мной?

— Десять.— У меня, наверное, был удивленный вид, потому что Роулинсон улыбнулся.— Хорошие ребята, Мурфилд, не беспокойтесь об этом. Помните, вы только, разведаете местность. Если вам удастся самостоятельно справиться с русскими, что ж, прекрасно. Если же нет,— Роулинсон кивнул на Пампера,— позовите полковника Пакстона. Он будет ждать у начала дороги, и у него хватит людей, чтобы разобраться с ними как положено.

— Еще один вопрос, сэр...

— Да?

— Почему нам не выступить всем полком?

Роулинсон провел пальцем по усам:

— Политика, Мурфилд.

— Не понимаю.

— Полагаю, речь идет о каких-то дипломатических играх,— вздохнул Роулинсон.— В Лондоне не хотят проблем на границе. Хоть я и не должен вам это говорить, но раньше мы уже сделали вид, что не заметили ряда нарушений в этом районе. Не знаю, помните ли вы или нет, но примерно три года назад там же похитили леди Весткот с дочерью и двадцатью людьми.

— Леди Весткот?

— Жену лорда Весткота, который командовал войсками в Кабуле.

— О Господи! — вскричал я.— Кто же ее похитил?

— Мы не знаем,— вмешался Пампер, поднимая искаженное гневом лицо.— Нам запретили тогда вести следствие по этому делу. И расследование остановили политиканы.

Роулинсон бросил на него быстрый взгляд и вновь обратился ico мне:

— Дело в том, что колониальная администрация не имеет права вмешиваться в некоторые вопросы.

— Немного поздновато для принятия мер,— хмыкнул бабу.

Все мы проигнорировали его замечание.

Полковник Роулинсон вручил мне аккуратно переплетенную папку:

— Здесь лучшие из карт, что мы смогли найти. Боюсь, однако, они все же недостаточно хороши. К ним приложены заметки профессора Джьоти о культе Кали и сообщения от Шри Сингха, нашего агента в предгорьях, о котором я, по-моему, уже упоминал.

— Да, сэр, вы упоминали о нем, о Льве. А сейчас он тоже там?

Полковник Роулинсон помрачнел:

— Если он и там, капитан, то не надейтесь на встречу с ним. Разведчики играют по другим правилам. Правда, одного парня вы все же можете попытаться разыскать — врача-англичанина по имени Джон Элиот. Он работает среди туземцев уже несколько лет, основал больницу, ну, и все в таком духе. Вообще-то он не желает иметь никаких дел с колониальными властями, этакий бунтарь-отшельник, понимаете? Но в данном случае он в курсе вашего задания, капитан, и окажет вам помощь, если сможет. Вам стоит заставить его раскинуть умом. Он знает многое о том, что там творится. А на местном жаргоне говорит не хуже настоящего туземца — так мне сообщали, во всяком случае.

Я кивнул, сделал пометку на обложке папки и поднялся — судя по всему, мой инструктаж подошел к концу.

— С Богом, Мурфилд,— напутствовал полковник Роулинсон, пожимая мне руку на прощание.— Слркба — дело суровое.

— Постараюсь сделать все, что смогу, сэр! — ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Произнося эти слова, я вспомнил застрелившегося агента и подумал о неизвестном ужасе, доведшем его до могилы... Много ли я смогу сделать?

Полученная информация побудила меня поскорее выступить, ибо никто не любит рассиживаться и валять дурака, когда предстоят скверные дела. Пампер Пакстон, сам побывавший во многих переделках, видимо, понимал, что я чувствую, ибо в тот вечер радушно пригласил меня к себе в бунгало, где мы пропустили по маленькой и поболтали о былом. Дома у него были жена и юный сын Тимоти, отличный парнишка, который сразу заставил меня маршировать перед ним взад-вперед по дому. Он был самым многообещающим инструктором по строевой подготовке, с каким мне когда-либо приходилось встречаться!

Мы на редкость чудесно провели время, ибо я всегда был любимцем юного Тимоти и от души порадовался, что он еще помнит меня. Когда пришло время ему ложиться спать, я сел рядом и почитал ему рассказики из какой-то приключенческой книжки. Помнится, наблюдая за ним, я подумал, что придет день — и Тимоти станет гордостью своего отца.

— У тебя прекрасный мальчуган,— сказал я потом Памперу.— Он напоминает мне о том, зачем я ношу этот мундир.

Пампер пожал мне руку.

— Ерунда, старик,— отмахнулся он.— Тебе никогда не надо об этом напоминать.

В ту ночь я лег спать в хорошем расположении духа, а когда проснулся на следующее утро, моих мрачных предчувствий как не бывало. Я был готов к бою.

Мы двигались из Симлы по большой дороге в горы. Солдаты мои, как и обещал полковник Роулинсон, оказались хорошими ребятами, и мы быстро продвигались вперед. За месяц нашего путешествия я воистину уверовал в то, о чем часто говорили: нет в мире мест красивее. Воздух тут свеж, растительность пышна, а Гималаи над нами уходят вершинами в самые небеса. Я вспомнил, что эти горы почитаются индусами как обитель богов. И действительно, от громадных пиков исходило ощущение какой-то великой тайны и власти.

Впрочем, постепенно пейзаж вокруг начал меняться. Чем ближе мы подъезжали к Каликшутре, тем суровей и безлюдней становилось вокруг, хотя царственное величие гор оставалось прежним. Унылость ландшафта лишь способствовала моим раздумьям. Как-то поздно вечером мы вышли на распутье и очутились у отходящей на Каликшутру дороги. Рядом с дорогой распласталась деревушка, нищая и убогая, но мы были рады и ей, ибо появилась надежда встретиться с людьми — ведь вот уже почти неделю мы не видели здесь ни единой живой души. Однако когда мы вошли в деревушку, то увидели, что она покинута жителями — даже собаки не выбежали встретить нас. Мои люди отказывались вставать здесь лагерем, говорили о скверных предчувствиях — а внутреннее чутье у солдат, как правило, развито очень хорошо. Мне тоже не терпелось продолжить наше продвижение к цели, так что в тот же вечер, хотя солнце почти село, мы ступили на дорогу, ведущую в Каликшутру. За первым же крутым поворотом мы наткнулись на статую, выкрашенную в черный цвет. Камень износился, и черты лица практически стерлись, но я сразу узнал черепа в ожерелье на шее и понял, кого представляет эта статуя. У ног богини лежали цветы.

Весь следующий день и еще день за ним мы взбирались по склону горы. Тропа становилась все уже и обрывистее, шла зигзагами вверх по почти голой скале, а над пропастью сияло безжалостно палящее солнце. Я начал понимать, почему обитателей Каликшутры, если они вообще существуют, следует считать демонами: трудно было поверить, что в таких условиях могут жить люди. И конечно же, мое восторженное отношение к горам немного поостыло! Но на исходе второго дня тропа, по которой мы продвигались, стала выравниваться, а среди скал впереди замаячили проблески зелени. Когда лучи заходящего солнца исчезли за утесом, мы обогнули нагромождение скал и увидели перед собой густую поросль деревьев, тянущихся к пурпурным облакам, и сверкающие призрачной белизной пики далеких гор. Некоторое время я стоял, завороженный этим прекрасным видом, как вдруг услышал крик одного из моих людей, продолжавших двигаться по тропе. Я, конечно, бросился следом и сразу услышал жужжание мух.