Шорох

– Вот ты где! – услышал он такой родной голос и задрал голову, с удивлением уставившись на отца, одетого явно не для морозной улицы: в одной майке, спортивных трико и тапочках на босую ногу.

– Пап, что ты в одной майке? Тебе не холодно?! – оторопело спросил, кривясь от боли в ноге, мальчишка.

– Да мать прибежала ко мне на кухню и просто вытолкала на улицу, даже надеть ничего не дала! Сказала, что ты ногу сломал. Ты можешь ею пошевелить?

Дима был ошарашен: прошло всего-то пару минут, он еще сам толком не понимал, что с ним случилось, а мать уже все знала и послала за ним!

Отец склонился над сыном и увидел на его глазах слезы:

– Не могу пошевелить! Она почему-то не двигается… Очень больно и… почему-то очень щекотно!

Мужчина осторожно взял мальчика на руки и занес в подъезд. Кости в месте перелома при малейшем движении задевали друг друга острыми, сломанными краями и причиняли невыносимую боль, поэтому, чтобы как можно меньше трясти свою ношу, приходилось отдыхать между этажами.

Позднее, после того как врачи наложили гипс, боль стихла, а родители немного успокоились, Димка спросил:

– Мам, а как ты узнала, что я сломал ногу?

– Я зашивала твои носки, как вдруг слышу… сверху…

– Откуда сверху? Ангела, что-ли? – нетерпеливо перебил сын.

– …Ну, пусть будет ангел, но только голос этот я впервые слышала. Он был совсем мальчишеский, тонкий, молодой. А раньше другие голоса были – взрослых и даже пожилых мужчин. А этот – просто мальчишка! И знаешь, как он сказал?! Говорит: «Ты, дура, какой-то ерундой занимаешься! Вот дура! А у тебя сын ногу сломал и лежит во дворе. А она, дура, и ухом не ведет. Ну и дура!». Представляешь, этот засранец меня четыре раза «дурой» обозвал! Четыре раза! Меня в жизни никто «дурой» не называл!

Через пятьдесят лет

За год до смерти пожилая женщина уже больше лежала, чем ходила. Ее взрослый сын, сам уже трижды дед, наблюдая в окно возню детворы в снегу, вспомнил давнюю историю и спросил:

– Ты простила того мальчишку-ангела, который к тебе приходил, когда я ногу сломал? Ты еще раз его слышала?

– Вот еще! Я его до смерти не прощу! Четыре раза меня «дурой» обозвал, негодяй! Я после того случая разговаривала с взрослым ангелом, мужчиной, и все ему высказала! Возмутилась: как так можно, какого-то бескультурного сосунка допускают до общения с людьми?! И ты знаешь… он обещал мне, что это не повторится, и они учтут мою просьбу…

– Я не понимаю, как ты с ними общаешься? – набравшись смелости, мужчина спросил то, о чем давно хотел, но не решался, боясь обидеть мать.

Старушка улыбнулась:

– Ну, так же как и с тобой, только мысленно. Я его слышу, как тебя сейчас. А как он слышит меня, я не знаю. Их называют ангелами-хранителями. Но кто они такие, как выглядят, где обитают – понятия не имею.

Мужчина с недоверием выслушал мать: вдруг заговаривается? Возраст-то уже дай бог каждому, самому бы сохранить ясность ума к тому времени…

И еще, он вспомнил, что она несколько лет назад предсказала свою смерть через три года в день его рождения – одиннадцатого августа. Сегодня как раз этот день наступил, и сын еще больше утвердился: «Заговаривается. Придумала она все, а тогда… сердце материнское подсказало».

Сын оказался прав – ошиблась его мать, придумала все. Умерла она не одиннадцатого августа, а шестнадцатого.

02.01.2014 г.

Соленый гранатовый сок

Степан услышал слабые голоса. Они доходили до его слуха словно сквозь вату или подушку: были глухими и звучали невнятно. А еще, они были совсем незнакомыми, чужими.

– Так, кажется, пробуждается.

– Приходит в себя… Давай, дорогой, давай, пора.

Голоса становились все громче и четче, как будто приблизились, или убрали подушку. Молодому человеку захотелось посмотреть на источник звуков, чья настойчивость начинала раздражать. Парень напряг мышцы лица и с большим трудом, со второй попытки, смог медленно приоткрыть веки… и тут же снова их закрыть: слишком резким и сильным показался свет, ударивший прямо в глаза.

– В-о-т, молодец! Еще разок! – чей-то голос приободрял его и требовал очередной попытки.

Степан собрался с духом и гораздо быстрее и увереннее, чем в первый раз, разомкнул веки. Однако сейчас он был предусмотрительнее: приоткрыл один глаз, затем другой, и лишь выждав секунду-другую, полностью их распахнул. И увидел два склонившихся над ним лица: мужское и женское. На головах – медицинские шапочки, маски с завязочками на лопухообразных ушах ниже подбородков, кроваво-красные губы растянуты в широких улыбках. Какие-то странные зубы: неровные, большие, кривые и острые. Зрение еще до конца не настроилось, поэтому картинка расплывалась. «Что за уроды?!», – встревоженно забилось медленно просыпающееся от наркоза сознание.

– Мо-ло-дец! Сколько пальцев, а? – ласково спросил «монстр», вытянув перед Степаном руку с двумя оттопыренными пальцами.

– Четыре, – тише, чем ожидал, ответил парень. «Голос еще плохо слушается», – подумал он и, коротко хрипнув, прочистил горло. – Да шучу! – словно резиновыми, чужими губами улыбнулся растерянно-огорченному доктору.

«Уроды» в белых халатах облегченно переглянулись:

– Хм, ш-шутник!

– Один… один палец, простите…

Врач с ассистенткой остолбенели, успев перекинуться очень встревоженными взглядами.

«Ладно, хватит дурачиться… не то спугну», – одернул себя молодой человек и просительным тоном проканючил:

– Поближе… не вижу, расплывается все… да… еще… так… хорошо.

Медсестра неодобрительно наблюдала, как врач, немного обиженно, но вполне миролюбиво улыбался Степану, приблизив расставленные как латинская буква «V» два пальца к лицу пациента.

Неожиданно больной резко придвинул руку доктора к своему лицу и сомкнул челюсти на среднем пальце. Потом резко, помогая себе, мотнул головой в сторону и с хрустом откусил его.

Врач с медсестрой стояли, опешив. Женщина лишь в немом крике закрыла ладонью рот, а доктор широко открытыми глазами смотрел на рваную рану на ладони, откуда толчками вытекала темная красная кровь.

Скривившись от вкуса резиновой перчатки, Степан покатал языком палец во рту и выплюнул его вместе с кровавой слюной на белую простынь:

– Вот, теперь точно один. Я же сказал… – и, не договорив, потерял сознание.

Следователь опросил персонал больницы, несчастного, которому уже пришили палец, ассистентку и самого виновника происшествия. Выходило следующее: пациент, водитель дальнобойщик, почувствовал себя плохо прямо за рулем, во время рейса. Нашел в себе силы в первом же населенном пункте доехать до больницы и самостоятельно прийти в приемный покой с жалобами на острую боль в правом боку. Дежурный врач сразу установил, что камни и приступ хронического холецистита привели к разрыву желчного пузыря. Требовалась срочная операция. Потом, едва придя в себя после наркоза, пациент зачем-то откусил палец хирургу Гольцу и снова «отключился». О своих действиях в этот момент ничего не помнит. Оглушен случившимся, пребывает в депрессии. Привлеченный эксперт – заведующий отделением острых невротических состояний Окулов, объяснил поведение больного постнаркозным психозом.

– Ну, психоз так психоз. Осторожнее врач должен был быть. Надо знать о побочных эффектах, – подытожил доклад подчиненного начальник следственного отдела и в возбуждении уголовного дела отказал, – некогда мне ерундой заниматься, вон… педофилы… и экстремисты… одни кругом.

Надо же! Еще вчера он был полон сил и гнал свой четырнадцатитонный рефрижератор в родной Нижний, а сегодня беспомощным трупом лежит на металлической кровати в унылой больничке какого-то малонаселенного пункта.

– Где мой грузовик? – это было первое, что он спросил, когда в палату вошла незнакомая ему медсестра, представившаяся Ликой.