Художники смерти

— А ты не особо-то мне польстил! — Ольга стояла перед зеркалом в одних джинсах, задумчиво придерживая их на талии. — Ну, я понимаю, на размер-другой ошибиться. Но чтобы на четыре…

— Надо было со мной идти, я же предупреждал… А так, придется ходить, как есть. Конечно, холодно, но зато на брюки точно никто внимания не обратит. — Я вовремя увернулся от пакета с футболкой, но за ней обрушились все остальные запасы одежды.

Мы не стали спускаться в кафе, чтобы лишний раз не показываться на глаза местной публике. Вместо этого заказали ужин в номер и теперь, изучая особенности местной кухни, обсуждали перспективы замысла Ольги, в котором наше исчезновение значилось только первым пунктом.

— В ссылке у меня было время обдумать все случившееся. Полгода — срок достаточный для того, чтобы провести кое-какие расчеты касательно расстановки сил. Получилось очень интересно. Для начала нужно ответить на несколько вопросов. Например, почему опричники не раскроются перед людьми? Им-то, казалось бы, терять нечего. Второй момент — если есть две организации, кто осуществляет руководство каждой из них? Ответ на первый прост — не потому, что опричники боятся сторонников вампиров или неверия людей. Они не хотят, чтобы мир узнал об их существовании!

— Но почему? Ведь рядовые…

— Именно, РЯДОВЫЕ! С ними мы сталкиваемся раз за разом. Но что они знают? Что мы есть и этот секрет им запрещено раскрывать людям под тем предлогом, например, что тогда они навлекут на себя ответный удар кровопийц. Я очень подозреваю, следопыт, что руководство опричников само очень заинтересовано в обладании секретами вампиров. — Ольга отвлеклась на баранью отбивную. Справившись с мясом, она продолжила развивать тему.

— Поэтому я и решила действовать методом опричников, попросту, размотать клубок подчиненный-начальник-шеф-супершеф. Я хочу не просто бить по рукам, а воткнуть булавку в мозг противника. Но для этого все, свои и чужие должны считать меня погибшей. Если бы не приехали вы, я собиралась взрывать школу.

— Слушай, а ведь дело не в том, что ты хочешь выиграть войну или добиться перевеса сил. Просто не хочется быть исполнителем, выполнять задания свыше, так? — Девушка вздохнула.

— Ты сам-то еще раньше заскучал. Я же чувствовала, как ты мечешься. — Она была права. Я считал себя одиночкой и напарник — единственное существо, с присутствием которого еще можно было мириться. Но принадлежность к организации, вместо «чувства локтя» давало лишь ощущение постоянной зависимости от распоряжений начальства. Рассчитывать только на себя было, несмотря на все принципы, легче и приятнее. Интересно было узнать ответ на другой вопрос.

— Насколько я понял, мы растем в своих способностях только выполняя задачи, которые находятся, быть может, за пределами возможностей. Скажи, кем ты себя ощутила, тогда, после нападения на общежитие опричников?

— Честно? Дурой. — Я ожидал любого ответа, кроме этого. Ольга же спокойно продолжила. — Ты спросил о моем впечатлении — я и поделилась. А если говорить о силе и способностях… Одна такая ночь стоит годов тренировок. Это как бой в храме — за пределами этики, морали и сил. Там не может быть отступивших — есть только живые и мертвые… Но второй раз пройти через это я не советую никому.

— А дела, между тем, ведут нас к этому. — Собеседница, помедлив, кивнула.

— Ты еще не приручил мой нож? Нет? Тогда тебя ждет масса интересных впечатлений. Ночью должно быть ясное небо — полная луна помогает в таких делах.

Глава 25

Я сидел в позе лотоса на полу в маленькой гостиной. «Горная лавина» покоилась передо мной, рукояткой вправо. Матово-серебристый свет Луны царил за окном. В гостиничный номер пробрался лишь его квадратный кусочек размером в две ладони. Он медленно скользил по стене, потом опустился на пол и, наконец, прикоснулся к ножу. Сквозь легкую дремоту я видел, как по обуху прячущегося в рукоятке лезвия пролетела тонкая искра.

Протянув руку, словно во сне, я подобрал неожиданно потяжелевший нож. Чуть подтолкнул шпенек на лезвии и оно, с легким щелчком, вылетело на свое место. Где-то в глубине рукоятки таилось хитрое устройство, называющееся «система ускоренного открывания». Хитрые американские дизайнеры нашли способ обойти закон, запрещающий автоматические ножи. Для этого было достаточно снабдить свое детище толкающей пружиной, которая упрощала задачу хозяина. Тем не менее, приспособление, по мнению многих компетентных людей, было скорее имиджевое, чем практичное — привычный к так называемым «одноруким» то есть, снабженным специальным упором для открывания, моделям, человек и так быстро справится с этой задачей. Но, видимо, создатель со смешной фамилией Онион (в переводе с английского «Лук репчатый») думал иначе… И Ольга выбрала себе именно такой нож, хотя он и был достаточно дорогим.

Лунный свет уже полностью захватил лежащий на моей ладони нож. Но сверкала лишь тонкая ниточка режущей кромки — остальная часть лезвия имела черное матовое покрытие. Что же нашла в этом, хоть и не большом, но не женственном орудии совсем еще юная Ольга? С этой мыслью я провел пальцами левой руки по лезвию, легонько прикасаясь к его кромке. Они скользили безо всякого вреда, словно хищник на мгновение убрал зубы. Бритвенной остроты от самого рождения клинок признал хозяина. А на тело тем временем накатывала непонятная истома, так, что я переставал чувствовать себя. Осталась лишь память о ноже в моей руке.

Железо не знает чувств. Но оно может служить их проводником, а может — накапливать энергию. Сейчас, как будто сведенные судорогой, пальцы сжимали рукоятку. Тем временем меня самого словно болтало в воздухе. Сердце загнанно стучало, ноги гудели от напряжения. Удар по несуществующей поверхности отозвался во всем теле, потом рукоятка ножа взбрыкнула, и почти сразу вслед за этим колючий и тугой поток чужой жизни электрическим разрядом прошел через конечность в область солнечного сплетения. Это было так быстро, что я ощутил себя человеком, который глотает за раз целую сдобную булку.

Ощущение ударило снова, почти без перерыва, потом — в третий, четвертый, десятый раз. Это походило на уже знакомое мне ощущение втекающей в тело чужой, отобранной энергии. Но впервые за все время я не чувствовал привычного тепла и радости от впитывания сил, наоборот, страшно хотелось, чтобы эта пытка прекратилась. Голова казалось, вот-вот разорвется, дыхание с трудом прорывалось в стянутое спазмами горло. Толки, удары и падения, передаваемые мне как излишек информации, дополняли впечатление. В какой-то момент боль в середине лба стала невыносимой, и на смену полному мраку перед закрытыми глазами пришли какие-то всполохи света. Еще один — я уже не считал, какой, удар бросил меня в реальность.

Комната изменилась. Здесь стало гораздо светлее, хотя лунный квадрат сдвинулся лишь на несколько шагов. Я по-прежнему сжимал нож в руке, но видел его как одну пластину, которая вырастала из моих пальцев, став их продолжением. Я вновь коснулся лезвия и вздрогнул, почувствовав ИМ свою руку. В гостиной за моей спиной открылась дверь и в проеме показалась Ольга. В этот момент я понял, что увидел ее, не поворачивая головы. Фигура охотницы, казалась чуть размытой и едва протиснулась в проем. Она касалась меня, еще стоя в отдалении — маленькие, похожие на одуванчики облачка резвились на моих плечах, прыгали обратно к хозяйке, растекались по ее телу и опять летели ко мне. Наконец, они собрались в тучку размером с подушку, и, взмыв к потолку, обрушились на меня легкими и нежными ласками.

Я попытался встать, при этом полностью потеряв ориентировку — не мог сообразить, в какую сторону шагать, и где находится мой собственный нос. Наконец, то, что было похоже на ногу, дернулось туда, где по моим расчетам, находится «перед». В результате то, что было «низом» резко приблизилось и тут же вернулось на свое место а потом начало отдаляться. Зато «верх» стал более близок… Я долго бы, наверное, выписывал сальто в номере, но голос Ольги вернул, наконец, привычную реальность.