Художники смерти

На секунду Ольга нырнула в одну из комнат — там должно было скрываться два опричника. Я задержался у двери, преграждая дорогу остальным. Они успели вооружиться — почувствовав толчок, я увидел перед собой удивленного оппонента, с кастетом, блестевшим на пальцах. Только тогда я понял, что удар отскочил от меня, словно противник бил по надутому мячу, прижатому к стене. Тело словно и впрямь распирало изнутри, мышцы умоляли о движении, а толчки в руке от втекающей энергии уже стали обычным делом. Оставалось только посвятить себя полностью этому бою, уже не планируя, и не рассуждая о том, что будет завтра или через минуту.

Обладатель кастета согнулся от встречного удара и уже не разгибался. Трое, следовавших за ним, продержались в течение двух ударов сердца — уже со стороны, я наблюдал, как повисшие на плечах человека, похожего на меня опричники вдруг разлетелись в стороны, словно три пустых пальто. Вздрогнули стены — бойцы оседали, оглушенные ударами, а человек, уже отбросив полицейское средство, стальной радугой двух клинков разом опоясал их всех. Всюду, в коридоре, комнатах, слышалось легкое потрескивание — это растекались остатки жизненной энергии. Машинально я представил себе, как общежитие окутывается тонкой серой паутиной — тут же редкие сгустки жизни прилипли к пересечениям этих нитей. Сеть свернулась в воронку, к тонкому концу которой я поднес клинок своего ножа — того самого, что купил, только став вампиром. Сталь, впитавшая в себя чистую жизнь, потеплела и начала тонко вибрировать. Нож с его треугольным клинком, заточенная до бритвенной остроты модель под мирным названием «Police» стал моим вместилищем энергии.

Ольга присоединилась ко мне, чтобы отбить следующую, уже массовую атаку, которая стала первой и последней попыткой опричников сладить с противниками, свалившимися на них. К нам двигался таран из полутора десятков молодцев, готовых одной массой смести врага. Только они не рассчитали, что в узком коридоре атаковать смогут лишь три-четыре из них, и то рискуя зацепить друг друга. Время опричников на этот раз так и не наступило — первая группа полегла, не успев даже замахнуться. Тогда остальные, наконец, решились на массовую атаку. С топаньем, они пошли на нас, надеясь прижать к стене.

Потолки в помещении были на удивление высокие — в два человеческих роста. Ольга, упруго оттолкнувшись, взлетела, и, пока толпа шла вперед, пробежала по их плечам за спины. Что происходило там — неизвестно, мне хватало забот с передовым отрядом. Десяток крепких ударов по плечам и корпусу — они могли бы одолеть меня, но спасла взбудораженная и укрепленная сверхвысокими дозами энергии, внутренняя защита, похожая, наверное, на «железную рубашку» мастеров у-шу. Но уже через десять секунд, увидев Ольгу, прорубившуюся через строй, я понял, что бой был кончен.

Глава 27

Усталости почему-то не было. Напарница некоторое время постояла молча, видимо, занимаясь тем же сбором трофеев, что и я. Потом Ольга кивнула, и мы взлетели по лестнице на второй этаж. Сопротивления там уже не было — защитники закончились. Гулкий, пустынный коридор представлял собой странный контраст с кипевшей яростной жизнью первым этажом. Бой так и не дошел до сюда, не потревожил, казалось, вечную атмосферу покоя.

Комнаты пустовали. Как оказалось, на втором этаже располагалось нечто вроде учебных классов. Среди богословской литературы оказались и любопытные издания. Отпечатанные на ризографе брошюры носили на титульных листах заголовки: «Вампир и толпа. Методы идентификации», «Пособие по нейтрализации одиночных противников и групп вампиров», «Традиции и стиль одежды вампиров от средневековья до наших дней». Ольга сунула несколько книг за пазуху, потом достала из кармана маленькую видеокамеру. С ней мы прошли еще несколько классов, пока не наткнулись на запертую дверь, внизу которой виднелась полоска света.

Не найдя ничего лучшего, мы просто постучали в нее. Тихие шаги раздались через минуту. Послышался шорох ключа, и дверь чуть приоткрылась. Рванув на себя створку, я толкнул внутрь того, кто находился в комнате. Молодой монашек распластался на ковре и смотрел на двух в черных масках с нескрываемым изумлением. Потом открыл рот, чтобы закричать — за это получил пинок, перебивший дыхание. Мы быстро огляделись — комната походила на приемную. Ольга метнулась в дверь, которая располагалась слева от входа. Оттуда сразу же послышался глухой удар и треск ломаемого дерева. Секретарь — видимо им и был монашек, не двигался. Щупать пульс не было нужды, за счет своего включившегося на полную мощь «третьего глаза» видел, как силы вытекают из него. Мы перестарались в своем стремлении к тишине, сломав грудину.

Оставив жертву, я перешел в кабинет. За столом, бледный и покрытый липким потом, сидел и трясся толстый длинноволосый тип с белыми прожилками в бороде. Посмотрев на наряд хозяина, который состоял из одних трусов, мы переглянулись. Вопросов, почему эти двое, давшие обет безбрачия, заперлись здесь, не возникало.

— Сейф где? — Я не узнал своего голоса, шипением ползущего по комнате, голоса, которым говорят не люди, а создания из их кошмаров. Но такой тон подействовал на опричника, который уже не принимал нас за простых грабителей. Приседая и вздрагивая, он приковылял к иконостасу в углу и отодвинул стенку. Отлетев от оплеухи в сторону, человек выпустил из руки пистолет, который лежал там.

— Еще раз возьмешь оружие, отрежу пальцы по одному… — Ольга подняла рогатый клинок — весь в пятнах крови. Человек, ошалело уставился на ее руку в перчатке, тоже мокрую и бурую, кивнул и медленно открыл стальную дверцу.

В сейфе оказалось несколько аккуратных пачек денег и стопка бумаг. Не читая и не считая, мы спихали все это в полотняный рюкзак, который я повесил себе на плечо.

— Теперь два вопроса. Кто главный в вашей организации и где его найти? — Человек перекрестился и плюнул на мою куртку. — Ладно, опричник, методы у нас есть разные…

За нашими спинами из окон общежития потянулись струйки дыма. Покидая его, мы оставили несколько окон и двери открытыми, сложив в комнатах костры из книг. Через несколько секунд наружу высунулись языки пламени.

— Горим братие! — Под эти крики мы сели на мотоциклы.

Когда суета в убежище опричников осталась позади, ко мне, наконец, вернулось обычное зрение. Предметы обрели четкие очертания, но и я стал полноценным участником всех происходящих в мире событий. Рюкзак за спиной и ставшая колом от высыхающей на ветру крови одежда напомнили мне, каким образом к нам попали деньги и документы опричников. Сожалел ли я о содеянном? Наверное, да, хотя и казалось, что выбора у нас не было. Рейд принес большую удачу — теперь мы знали имя руководителя опричников в этом крае. Старший в группе, которого мы захватили в последнюю очередь, был кем-то вроде завхоза. Он оказался хорошим «языком», поскольку много знал, но не имел воли для того, чтобы молчать. Несколько столкновений с предметами мебели подтвердили серьезность наших намерений, а потому информация на объектив камеры была наговорена с бешеной скоростью.

Дело было за малым — найти место, где скрывался руководитель опричников в этом крае. С ним, как можно было предположить, у нас могло возникнуть больше проблем.

Чтобы удостовериться в отсутствии слежки, мы несколько раз проехали мимо своего убежища, сворачивая то к новостройкам, то во дворы панельных домов 70 годов прошлого века. Ночные улицы были полны машин, а дворы и переулки, где мы замирали, были тихи и пусты. Наконец, к рассвету я затворил калитку нашего дома.

Куртки, брюки и перчатки полетели в печь, растопленную как раз с этой целью. Ножи были обильно политы раствором перекиси водорода, чтобы разрушить гемоглобин, вымыты, чуть подправлены на алмазных брусках и смазаны. Ольга некоторое время наблюдала за тем, как я перебираю в пальцах рукоятку «Police», потом все же отпустила замечание.

— Ты успешно повторил мой опыт, зарядив нож… У тебя он первый, так что это дело стоит отметить. Кем ты чувствуешь себя после боя? — Вопрос, на самом деле, был сложным. Остатки человеческой натуры пищали о гуманизме и милосердии, а вот хищник внутри громко и довольно урчал. Внезапно пришла мысль и о том, что наш бой с превосходящим числом противников был не просто искусством — это своего рода шедевр, неповторимый, как и жизнь… Последнее было наиболее подходящим сравнением.