Двадцать пять рассказов о призраках (СИ)

Недавно он был приглашен в одну богатую семью из Сент-Пола, чтобы сфотографировать только что умершую мать. Ему очень не хотелось этого делать, но он вынужден был пойти. Его проводили в комнату, где стоял гроб с телом умершей женщины. В доме царило какое-то неясное волнение, слышались разговоры, но Хойта это не волновало, и он не обратил на это внимания.

Дочь предложила повернуть гроб так, чтобы лицо умершей смотрело в камеру, но Хойт сказал, что это не требуется, - он сделает снимок так, что будет казаться, - лицо находится в естественном положении, как при жизни, а потому все вышли и оставили его наедине с умершей.

Лицо ее было строгим и величественным. Хойт подумал о нем с некоторым восхищением, предположив, что перед ним жинщина, привыкшая поступать по-своему. Прядь волос спустилась на лоб, он убрал ее. Цветок розы, лежавший у нее на груди, скрывал линию подбородка, поэтому он сдвинул его. Позднее он вспомнил это очень отчетливо, равно как и то, что его рука коснулась ее лица два или три раза.

Сделав фотографии, он ушел.

Он был очень занят, и прошло несколько дней, прежде чем он смог заняться снимками. Он достал их из ванночки, в которой они лежали рядом с другими, и стал с ними работать. Было три снимка; он сделал их на всякий случай, чтобы затем выбрать лучший. Они получились очень хорошими, однако, по мере проявления, на них показалось то, что избежало его взгляда. И это таинственное, появившееся на снимках, сулило ему неприятности, поэтому он сделал несколько отпечатков и убрал их в стол, надеясь избежать неприятного объяснения.

Однако одной из особенностей нашей жизни является то, что не всегда в ней все соответствует нашим планам из-за постороннего вмешательства, и вот, в один прекрасный день, его работодатель спросил его о фотографиях. Он попытался уйти от ответа, но это ему не удалось; он вытащил их из стола и протянул фотографу. Старик долго и внимательно их разглядывал.

- Хойт, - сказал он, - вы молоды и, я полагаю, никогда не видели ничего подобного. Но я - видел. Не совсем то же самое, но нечто подобное случалось много раз с тех пор, как я занимаюсь фотографией, и, хочу сказать, между землей и небом происходит нечто, чего мы не в состоянии постичь...

- Чушь! - сердито воскликнул Хойт. - Когда что-то происходит, мне хотелось бы знать причину, почему и как это случилось.

- Замечательно, - ответил его работодатель, - в таком случае, вы знаете объяснение, почему и как восходит солнце.

После чего отправился вместе с молодым человеком, чтобы осмотреть ванночки со снимками, и пластинки, с которых они были отпечатаны. Все было в полном порядке. Но тайна так и осталась тайной.

Хойт надеялся, что родственники умершей женщины забудут о фотографиях, но, конечно, желал несбыточного, и однажды к нему пришла дочь, чтобы узнать о фтографиях матери.

- Честно говоря, - пробормотал Хойт, - они получились не такими, как вам бы хотелось.

- В любом случае, позвольте мне на них взглянуть, - упорстовала леди.

- Видите ли, - заговорил Хойт, пытаясь ее успокоить, поскольку считал, что именно так и следует разговаривать с женщинами, - честно говоря, относительно общения с женщинами он был круглый невежда, - я думал, было бы лучше, если бы вы их не увидели. Есть причина, по которой... - Он совершенно не понимал, что его слова произведут обратный эффект, и, конечно же, леди заявила, что он должен показать ей снимки без каких-либо дальнейших проволочек.

Бедный Хойт достал их из стола и протянул леди, после чего схватил кувшин с водой, поскольку полагал, что она сейчас упадет в обморок.

Леди увидела, что лицо, цветы и верхняя часть гроба скрыты вуалью, спускающейся до самого пола. Лицо совершенно нельзя было рассмотреть.

- На лице матери ничего не было! - воскликнула леди.

- Ничего, - согласился Хойт. - Я это знаю, поскольку, прежде чем сделать снимки, я коснулся ее лба. Я поправил волосы.

- В таком случае, что это может быть? - спросила леди.

- Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Наука не может дать объяснения. Возможно, это как-то связано с духовным миром.

- Ну, - сказала леди, немного запинаясь, - мама была хорошей женщиной, но всегда поступала по-своему. Наверное, так было и в данном случае.

- Вот как?

- Она никогда не фотографировалась. Она этого не хотела. Она говорила, что никто не должен видеть ее фотографий.

- В таком случае, - пробормотал Хойт, - она и после смерти поступила в соответствии со своим желанием.

Они стояли и некоторое время смотрели на снимки. Затем Хойт указал на пламя, пылавшее в камине.

- Бросьте их туда, - сказал он. - Не нужно, чтобы ваш отец увидел их. И не храните их. Это ни к чему.

- Вы правы, - медленно произнесла леди. И она бросила снимки в огонь. Затем Вирджил Хойт достал пластинки и сломал их.

Таков конец этой истории, по крайней мере, как рассказывает ее Хойт, попыхивая своей трубкой, когда кто-нибудь сидит с ним рядом.

ПРИЗРАК ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА

short story by A Traveller

Мы находились в Южной Атлантике, на широте острова Фернандо Норонья, в 40о 12' к югу, на борту барка, которым командовал Г. Дж. Джонсон, возвращавшемся к родным берегам из Австралии. Я был единственным пассажиром, мы благополучно обогнули мыс Горн и каким-то чудесным образом избежали свирепого шторма; нас поочередно подгоняли нужные нам северные и восточные ветра, пока мы не достигли двадцатого градуса, и уже отсюда направились к экватору. Я стоял на палубе, курил трубку, наслаждаясь великолепной полной луной, оставлявшей на синей воде серебряную дорожку, и беседовал с первым помощником, мужчиной пятидесяти восьми лет, с ранних лет связавшего свою жизнь с морем. В течение двадцати лет он ходил помощником или капитаном, много повидал и был самым настоящим морским волком. Бывалый матрос и умелый штурман, он был честен в каждом своем слове, имел доброе сердце и был славным парнем и отличным собеседником. Его истории были "с перчинкой", но он всегда уверял меня, что все, рассказанное им, "чистая правда". Его рассказ о плавании на китобойном судне из Южного океана в Нью-Бедфорд кажется мне достойным, чтобы его поведать. Он шесть раз огибал мыс Горн, двадцать шесть раз мыс Доброй Надежды, помимо множества плаваний по Западному океану и в южноамериканские порты. Я передаю его рассказ максимально близко к тому, как услышал его сам.

В 1871 я командовал китобоем "Мэри Джейн". Мы не видели дома более трех лет, на борту имелся полный груз китового жира и более 2,000 фунтов китового уса, стоившего тогда 5 долларов за фунт. Нам также посчастливилось найти мертвого кита, а в нем - большое количество амбры, так что мы с легким сердцем возвращались домой, а наши мысли занимал сердечный прием, который окажут нам наши жены и возлюбленные, когда наше плавание закончится. Ночами, лежа на своей койке, я с огромным удовольствием прикидывал, сколько денег мне перепадет из общей суммы, когда мы окажемся в Нью-Бедфорде.

Я подсчитал, что на мою долю приходится 12,000 долларов после продажи жира и уса, не говоря уже об амбре, которая стоила не менее 20,000, причем половина принадлежала мне. Поэтому можете представить себе, как я был доволен и ожидал возвращения, когда мы шли, подгоняемые юго-восточным ветром. Мы пересекли экватор на долготе 36 градусов, и, вскоре, когда ветер сменился на северо-восточный, все шло так хорошо, как только можно было себе пожелать. Мы привели наше судно в идеальный порядок, внутри и снаружи, и вы никогда не сказали бы, глядя на него, что это старый китобой, три года блуждавший по Южному океану в поисках китов. Никогда не забыть мне об одном старом горбаче, которого мы обнаружили в двух градусах к югу от мыса Горн, но эту любопытную историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз.