Бог из глины

Вместе с рабочими, ковыляя и покачиваясь, в вагон вошла старуха. Скрюченная словно смерть, она сжимала в руках пустую консервную банку, время, от времени встряхивая ее так, чтобы позванивала мелочь, которую набросали сердобольные пассажиры.

— Надо дать… За здравие надо дать…

Бабка пробиралась по вагону, запах мочи становился все сильнее. Некоторые пассажиры морщились и отворачивались, стараясь не обращать внимания на старуху.

— Доченька надо дать бабушке, надо дать…

Старуха приблизилась к Надежде, и в очередной раз встряхнула жестянку. Надежда нащупала кошелек и выудила пару монет. Мелочь звякнула, и старуха затряслась, пытаясь изобразить некое подобие поклона…

— Спасибо доченька… Спасибо…

Надежда кивнула и отвернулась. Бабка стояла рядом и не уходила. Надежда вздрогнула, когда старуха приблизила к ней свое лицо. Запах мочи и лекарств ударил в нос.

— Не ходи в подвал доченька. Смерть беду накличешь… Не ходи…

Поезд тронулся, отбросив старуху. Она схватилась рукой за спинку скамьи, чтобы удержать равновесие. Другая рука тянулась к Надежде, скрюченные пальцы показывали куда-то в окно.

— Не ходи доченька… Не ходи в подвал, и мужа не пущай. Я ему говорила, он знает…

Старуха повернулась спиной, и направилась вдоль вагона, постанывая, не забывая встряхивать жестяной баночкой, непрерывно что-то бормоча под нос.

До Надежды донеслись обрывки ее странных слов:

— Смерть и глина, сестры-подружки. Не ходите в подвал…

Надежда повела плечами и недовольно нахмурилась. Похоже, просто очередная сумасшедшая бабка, коих много бродит по электричкам, собирая милостыньку. Электричка приближалась к конечной станции, и Надежда направилась к выходу.

Волна холода прошла по вагону, электричка остановилась, и Надежда шагнула в бушующую осень. Последующие полчаса, она ловила частника, чуть не задремала на заднем сидении старенькой "копейки", потом уставшая ошалевшая, перла через грязь, пытаясь добраться до калитки.

Остановившись перед домом, Надежда в полной мере почувствовала, что такое взбесившаяся осень. Одежда пропиталась влагой, словно Надежду ненадолго окунули в холодную реку. Вода стекала по лицу, норовя забраться за шиворот, чтобы там ледяными иголками касаться замерзшего тела несчастной женщины.

Надежда полезла в карман. Связка ключей, как и полагается в таких случаях, зацепилась за разную мелочь, что лежала в кармане. Вместе с ключами Надежда вытащила кошелек, который послушно упал в грязь. Платок, не желая оставаться в одиночестве, конечно же, последовал за кошельком.

Надя выругалась сквозь зубы, и нагнулась, чтобы поднять выпавшие вещи. Холодный порыв ветра чуть не сбил с ног, а дождь, словно издеваясь, полил с новой силой. Кроме того, наступающий вечер, сделал поиски выпавшего кошелька весьма затруднительным — пришлось на ощупь шарить в темноте, пачкая пальцы в осенней грязи.

Да что же это за наказание!

Наконец, платок вместе с кошельком, были водворены назад, в неглубокий карман ее насквозь промокшего кашемирового пальто. Надежда вставила ключ в скважину и попыталась открыть замок.

И ничего не получилось. В замке что-то печально хрустнуло, и ключ намертво застрял в замочной скважине.

(Вот же тварь…)

Надежда забарабанила в дверь:

— Сережа, Сереженька, открывай (пришла твоя толстая нелюбимая жена…)

Простояв безрезультатно несколько секунд, Надежда тяжело вздохнула:

— Ну ты и дуреха, есть же звонок.

Надежда провела рукой по косяку, пытаясь нащупать маленькую кнопочку звонка. Ага, есть.

Она нажал на кнопку, и вскрикнула. Ее тряхнуло так, что на мгновение в глазах вспыхнули красные точки (как глаза неведомого существа!), а ноги подкосились. Возможно, тому виной была влага, что затекла в кнопку звонка, а может быть, причиной было совсем другое!

(Этот дом не хочет, чтобы ты вошла в него. Эти стены ненавидят тебя. Ты не нужна здесь, уходи скорее!)

Слова словно возникли в голове красными комочками глины. Словно чья-то рука копалась в ее мыслях, пытаясь вылепить из них страшную фигурку смерти.

(Возвращайся назад, некрасивая толстая дура. Здесь тебе не место. Совсем не место!)

Надя заплакала, оседая на землю, прислонившись к двери ненавидящего ее дома. Хотелось лечь, и не думать ни о чем, пока дождь, холод и ночь не сделают свое дело.

(И это будет правильно, детка. Во всяком случае, так будет лучше для всех нас, уж поверь…)

Она плакала, чувствуя, что не хочет больше оставаться здесь, в этом проклятом доме, в забытом богом и людьми городе, в страшной и бессмысленной суете, под названием жизнь.

Полы пальто испачкала грязь, волосы превратились в намокшие, спутанные веревки, дождь смыл косметику, оставив на щеках темные полосы.

Такой ее нашел Сергей, возвратившись из магазина домой…

6. Страна волшебных грез

Он втащил ее в прихожую. Прислонил к стене — капли стекали с ее лица, разбиваясь о крышку погреба, просачиваясь сквозь трещины и щели, устремляясь вниз, туда, где темно и сыро.

Сергей тормошил супругу, напрасно пытаясь привести в чувство — она словно куль с мукой обмякла в неуютной прихожей, и не было никакой возможности заставить ее приподняться с холодного пола. Крышка погреба вздрагивала под ногами каждый раз, когда Сергей пытался сдвинуть Надежду — он толкал ее, пыхтя от натуги, с ужасом понимая, что придется затаскивать грузное тело женушки прямиком наверх, по огромным ступеням, и подумать только — ее голова будет биться о перекладины перил.

— Вставай… поднимайся же… — он не просил, умолял, пытаясь докричаться.

В какой-то миг, он обрел уверенность, что все идет как надо — щеки Надежды порозовели, и еще чуть позже она раскрыла глаза. Сергей с облегчением выдохнул.

Он поднырнул под руку, помогая встать. Кое-как они доковыляли до ванной — Сергей не был уверен, что сможет затащить ее наверх, в спальню. К тому же она достаточно промокла, чтобы заработать воспаление легких, и Сергей решил не рисковать. Он оставил ее на расшатанном табурете, и с трудом распалил древнюю колонку — вода вскипела в медном змеевике, и пришлось пробовать снова (из крана вырвалось облако пара вперемешку с серыми хлопьями накипи). Пока наполнялась ванна, он метнулся к кухонному шкафу.

Бутылка оказалась на месте. Стеклянное окошко в дверце исказило пропорции, отчего сама бутылка казалась невероятным сосудом, оставленным здесь с древних времен, хотя на самом деле, Надя торжественно водрузила ее на верхнюю полку, (благо все остальные были под завязку набиты разным кухонным хламом), в самый первый день, который они провели в стенах этого дома. Она решила не нарушать старую добрую традицию — эта бутылка должна была быть напоминанием о том, что больше не будет возврата к старому. Сам же Сергей, находил это несколько унизительным, но особо не перечил — после той страшной новогодней ночи, он дал зарок не пить, и к своему удивлению вполне безболезненно расстался с привычкой, которая изрядно потрепала нервы обоим.

Сейчас спиртное оказалось весьма кстати. Сергей осторожно распахнул дверцу, стараясь, чтобы ничего не вывалилось наружу, как это обычно бывало, вытащил бутылку. Сорвал пробку и там же, на полке нащупал граненый стакан, не глядя, плеснул, уловив слухом приятный звук наливаемой жидкости, и подбежал к Надежде.

Он с трудом заставил ее выпить, отчего Надя тут же закашлялась, очумело вращая глазами. Сергей подсунул закуску — вытащенный из холодильника кусок кровяной колбасы.

Надежда впилась зубами, пытаясь сохранить остатки дыхания. Это было похоже на сон — сначала она роняла крупные, под стать каплям дождя, слезы, упираясь руками в холодную грязь, чуть позже обнаружила себя сидящей на полу в прихожей, и только теперь, когда дождь стучал в окна, негодуя от того, что не может добраться до них, а грудь после водки сдавило так, что не вдохнуть, она понемногу просыпалась, приходя в себя.

Чуть позже, когда она забралась в восхитительную, горячую ванну, Надя прикрыла глаза, с трудом отгоняя сонливость. От воды поднимался пар, словно от кастрюли с кипятком, и Надежда с удовлетворением отметила, что больше не чувствует холода. Она млела, представляя, как жар проходит сквозь нее, наполняя сладкой негой — хотелось так лежать целую вечность. И уже против воли опустила веки.