Darkness (СИ)

========== I. Ночные кошмары ==========

- Нет! - раздается крик, который заглушается громким взрывом и звуками непрекращающихся выстрелов.

Песок яростно бьет по лицу, не давая дышать и сфокусировать взгляд на раненом пациенте, жизнь которого висит на волоске. Руки и одежда пропитаны алой кровью, которая стекает крошечными ручейками и впитывается в ткань, оставляя на ней багровые пятна. Игла в пальцах мелко дрожит, а глаза внимательно и сосредоточенно осматривают рану, оценивая тяжесть положения, количество швов и времени, которое уйдет на оказание необходимой помощи.

Ему было бы намного проще, будь бы здесь диссоциативы или анальгетики. Или элементарные стерильные бинты, чтобы должным образом наложить повязку на рану. Но сейчас приходилось довольствоваться только тем, что было в найденной аптечке. Впрочем, он был талантливым врачом, и мог вытащить бойца с того света даже без этой бесполезной и треклятой аптечки.

«Сосредоточься…», - приказывает сам себе врач, глубоко вздохнув и начиная зашивать рану.

- Они приближаются! - солдат, совсем молодой парень из четвертого отряда бежит в сторону окопа, в котором находится доктор и несколько стрелков, защищающих едва ли не последнее безопасное укрытие.

- Сколько их?

- В разы больше, чем нас, сэр. Численный перевес…

- Уходим, - командир внимательно смотрит вдаль, словно оценивая шансы на побег. - Бегом!

- Мне нужно время! - кричит в ответ доктор, пальцы которого вцепились в иглу.

- У нас нет времени.

«Нельзя… Недопустимо бросать пациента…»

- Нет времени! - его почти силой поднимают с колен и волокут куда-то в сторону, не обращая внимания на его отчаянное сопротивление и возгласы. Врач оглядывается, смотря на раненного солдата, брошенного в окопе на верную гибель, и проклинает себя за то, что не успел спасти еще одну жизнь.

- Мне так жаль… так жаль…

Ноги несут его по песчаным барханам, что плавно переходят в ярко-голубой небосвод, в зените которого светит палящее яркое солнце, громкие взрывы гранат и мин, выстрелы и крики раненных солдат оглушают, не давая сосредоточиться на побеге. Доктору отчаянно сильно хочется вернуться на место сражения, спасти всех, кого он только сможет еще спасти. Но они уже потеряли двоих. Шансов спастись самим почти нет, и кажется, что уже все потеряно. Что эта битва проиграна, а проигравшие, как правило, будут убиты победителями, этими мерзкими и хладнокровными убийцами, совершающими публичные казни невинных людей: беззащитных женщин, стариков и детей.

На мгновение кажется, что небо стало темно-синим, воздух резко похолодел, а капельки пота превратились в крохотные льдинки, намертво примерзшие к коже. Воздух из легких вырывается холодным паром, облако которого медленно растворяется в воздухе, время течет до невозможного медленно, а каждый удар сильного сердца отдается в голове глухим стуком.

В следующее мгновение плечо неимоверно жжет от прошедшей насквозь пули, рука постепенно начинает неметь, а сознание - погружаться в болевой шок, который сбивает с ног, парализуя все тело.

Словно сквозь толщу воды слышатся крики, выстрелы и ругань на привычных дари и пушту.

«Вот и все», - почти разочарованно констатирует про себя доктор, чувствуя кожей мягкий горячий песок, на который безвольно падает его измотанное тело.

Где-то на периферии сознания ему кажется, что сейчас его просто-напросто убьют или возьмут в плен, что было даже хуже самой смерти. Попасть в плен – это значит подвергнуться медленной, мучительной и наполненной непрекращающимися агониями пытке, которая прожигает каждую клеточку тела изнутри, заставляя кричать, безвольно биться в массивных цепях и захлебываться солоноватой кровью вместо воды, осознавая собственное бессилие.

Вой, такой протяжный и громкий, на секунду возвращает сознание в реальность, заставляя открыть глаза. Ещё секунда, и перед доктором проносится что-то черное и блестящее, а огромные белоснежные клыки проскальзывают всего в десятке сантиметров от его лица.

Ужас и неверие охватывают истерзанный разум, который слабо борется с поглощающей своими цепкими щупальцами пустотой.

Раздаются крики, наполненные нескончаемым ужасом, выстрелы, звуки рвущейся плоти и ломающихся костей. Белый песок бархана окрашивается в бордовые тона, впитывая в себя теплую алую кровь. Плечо обжигает очередной вспышкой боли, пока голубые глаза тщетно пытаются сфокусироваться на происходящем вокруг, но рассудок медленно покидает раненное и измотанное тело.

Крики постепенно затихают, сменяясь мертвой тишиной, которую нарушает лишь чье-то тяжелое дыхание с едва сдерживаемыми всхлипами. Песок царапает раны и ссадины на коже, попадет в них и заставляет закусывать губы, чтобы не кричать, не издавать ни единого звука. Перед глазами появляются размытые очертания человека, который наклоняется и щелкает пальцами перед лицом.

Сознание сдает последние позиции и растворяется в холодной пустоте, лишь на мгновение впустив в голову незнакомый голос.

«Ты слышишь меня?»

«Я могу помочь тебе…»

«Доверься мне…»

*****

Джон резко распахнул глаза, садясь на кровати и прикрывая рот ладонью в попытке заглушить рвущийся из груди крик. За окном неизменно туманный и пасмурный Лондон, а не жаркий и далекий Афганистан с его барханами и лесами. Но даже здесь он не смог обрести должного покоя. Джон откинулся на мягкие подушки, едва не разрываясь на части, а его тихие всхлипы эхом разносились по небольшой спальне, пока не затихли вовсе.

Каждую ночь ему снился один и тот же кошмар. Одно и то же воспоминание, которое преследовало его с самого окончания войны, следуя неотступной тенью. Каждую ночь он видел гибель своих товарищей, свое ранение и огромного черного волка, само присутствие которого в пустыне казалось невероятным.

Он никому не рассказывал о том, что случилось в тот день, и почему он был единственным выжившим из всего отряда, который состоял из нескольких десятков человек. Джон знал, что его нашли недалеко от заброшенного лагеря, вдали от истерзанных трупов, которые оставил тот зверь. Но как это было возможно?

«Я могу помочь тебе…»

Этот голос, тихий, но в тоже время строгий, с нотками металла, он смог бы узнать его из тысячи других. Но кому принадлежал этот голос, и кто спас его жизнь во время нападения, перенеся в тот лагерь? Каждую ночь он упорно пытался заставить себя увидеть образ, который был скрыт от него мутной пеленой, но каждый раз терпел неудачу, снова и снова просыпаясь в холодном поту и с немым криком на губах.

«Доверься мне…»

Джон сбросил с себя одеяло, медленно и нехотя садясь на полутороспальной кровати, матрас которой тихо заскрипел под его весом. Плечо немного болело, и пальцы невольно прикоснулись к слегка прохладной паутине шрама, который тянулся от плеча до ключицы. Солнечный свет, довольно редкий в таком городе, как Лондон, слабо пробивался сквозь темные занавески, запутываясь своими лучами в плотной материи, а витражная настольная лампа тускло освещала спальню и небольшой письменный стол, стоявший возле кровати.

Он снимал небольшую квартирку в Лондоне, поскольку более приемлемого и комфортабельного жилья на военную пенсию позволить себе было невозможно. По крайней мере, в Альбионе. Квартира была довольно маленькая, тесная даже для одного человека, и располагалась не в самом респектабельном районе города, но выбирать Джону не приходилось. Он давно и твердо для себя решил, что будет как-нибудь жить один, но не пойдет просить помощи у сестры. Гарри до сих пор не смогла побороть свою тягу к спиртному, и Джон, помня о ее довольно тяжелом характере, не горел желанием делить с ней жилплощадь.

Потянувшись и также нехотя поднявшись с постели, Джон набросил на себя темно-синий халат и вышел из крошечной спальни, направляясь в ванную комнату. Спустя двадцать минут бессмысленной возни с краном, он смирился с мыслью, что не только не побреется, но и останется без утреннего чая. Что же, утро понедельника началось просто «восхитительно».