Карнавал

док?" - спросила она.

"Просто так, для красоты".

До этого он читал ей другие стихи, из которых память сохранила одни тени:

Соединять случайные отрывки и слушать, ничего не говоря, и научиться жить в твоей улыбке, как паучок в осколке янтаря...

И ещё что-то совсем забывшееся:

...в город, где шуршат листья...

Он так и не научился жить.

Сейчас, спустя пятнадцать лет, того подвальчика уже не было. Он расспросил женщину, живущую поблизости. Женщина все помнила цепкой, но неверной женской памятью, и все рассказала ему, с добавлением подробностей. Женщина рассказывала так, будто она сама присутствовала при всем. Женщина была современным Шекспиром, в тысячный раз рассказывающим повесть, печальнее который нет на свете.

Потом он пошел к кладбищу и увидел две (именно две) могилки, трогательно украшенные цветами. Одна могилка была фальшивой, и он не знал, к какой из них обратиться в душе. Обращаться к пустой кучке земли ему казалось кощунством. Поговорив с людьми, он снова выслушал свою собственную историю. Множество подробностей были для него новы.

Он уезжал на полупустом автобусе и вспоминал о том, как была написана последняя записка. Как они спорили, кому из них писать, и не могли договориться - как будто это имело какое-то значение. С бетонного потолка все время падали капли, по ночам это успокаивало, как тиканье ходиков - и это тоже имело значение. Он подумал о том, сможет ли рассказать все это кому-нибудь, рассказать о том, что помнил он, а не искаженную тысячами зеркал сказку. Кому можно рассказать все это? Кто сможет его понять? Его понимала только она, но её нет. Остается ли жить душа после смерти? Хоты бы в каком-то из смыслов, которые люди вкладывают в понятие "жизнь"? Например, общаясь с людьми, мы передаем им часть собственной души. Значит, её душа до сих пор живет в других людях, разбрызганная на мелкие капли; может быть, не все ещё капли высохли? Как найти людей, которые смогли бы понять если не всю, то хотя бы каплю его правды. Где эти люди?

Тогда она все продумала заранее. Она заранее знала, что все кончится так. У неё была бумага и две авторучки, чтобы наверняка. Не было только слов. Слова были у него. Он прекрасно знал, что нужно сказать. Еще лучше он мог бы сыграть это на скрипке.

Он сказал ей об этом, но она не поняла.

"Как можно сыграть последние слова на скрипке?"

Он промолчал.

Даже она не понимала, и даже тогда. Стоит ли искать понимания среди людей?

Слева тянулся черный сосновый лес, тихий, мокрый, гасящий любой звук мягкой влажностью прошлогодней хвои.

20

Главная движущая сила истории - глупость. Не только истории, но и бесчисленных жизненных историй.

- А вот и вы, - сказал человечек и протянул к ней руку с черной книжечкой, - сейчас вы пойдете со мной.

- Да, это я, вы угадали, - сказала Одноклеточная, - как ваше здоровье?

- Вам наручники надевать или нет? Если будете спрашивать - надену.

- Тогда я буду не спрашивать, а утверждать, - сказала Одноклеточная.