Карнавал

площадь, а на площади памятник - величественные фигуры несли знамя в светлое будущее, которое так никогда и не наступит.

"Смотри, памятник", - сказала она.

"Зачем он здесь?"

"Чтобы помнить", - она прижалась к нему крепко-крепко, до боли.

"Я всегда буду помнить", - сказал он.

"Поклянись".

"Клянусь".

"Сильнее клянись".

"Клянусь, что не забуду тебя до самой смерти", - сказал он.

"Нет, не говори о смерти".

"Хорошо, я клянусь, что буду помнить всегда, даже после смерти. Так хорошо?"

"Я тоже буду помнить тебя после смерти", - сказала она.

Спустя пятнадцать лет памятник ещё стоял. Но это были уже не те фигуры. Сейчас фигуры имели смысл, наконец-то. Они были эхом прошедшего общественного строя и эхом прошедшей его собственной неудачной жизни. Или неудавшейся смерти - как лучше? Памятник - трое каменных товарищей с восторженными лицами (лица сохранились хорошо) несут в коммунистическое будущее тяжелокаменный коммунистический флаг. Правый товарищ восторженно указует перстом направление в грядущее. Однако сейчас его перст упирается в глухую каменную стену сапожной мастерской. Мастерская построена недавно. Штукатурка и краска на постаменте облезла, кое-где вывалилось по кирпичу, вся скульптура держится только на старорежимной железной арматуре. Как это похоже на сегодняшнюю жизнь - точно такая же безнадежная разруха. Замечательно, что все выступающие части отвалились, и вместо пальцев из ладоней гипсовых фигур торчат ужасающие железные крючья. Ладони напоминают лапы кровожадного зверя, который уже начал прорываться сквозь бетон, но почему-то застрял. Надолго ли?..

Недалеко от этого места они нашли большой бесхозный подвал. Тот самый подвал, в котором они умерли спустя несколько дней. Он читал ей свои стихи. Он никогда не записывал стихи, а сочинял их в уме, постоянно забывая. Он никому не читал стихи - только ей. Даже спустя пятнадцать лет он ещё кое-что помнил.

Печаль сгущается до плотности вина и незаметно заполняет кубок, пора пригубить - ты была одна, одна на жизнь, на совесть, на рассудок.

Какая злая, терпкая печаль, как жжет в груди и как, признаться, жутко.

Но ты одна - и для тебя не жаль расстаться с жизнью, с совестью, рассудком...

Это было самое последнее, что он прочел ей. Тогда они уже знали что делать. Когда совершенно точно знаешь, то становится совсем не страшно только вот печаль, идешь по ней, как Спаситель по водам, и только чудом не проваливаешься. Он до сих пор помнил это чувство.

Тогда у них уже не оставалось выхода.

"Жизнь - это понятно, - сказала она, - но почему расстаться с совестью?"

"Потому что я предал родителей, - ответил он, - сегодня я должен был выступать на международном конкурсе, где-то во Франции. Конечно, родители выезжали со мной. Все было подготовлено, мы не собирались возвращаться. Это был наш шанс. Мы все поставили на карту".

"Вы не учли только меня".

"Меня не мучит совесть - я с ней расстался", - сказал он.

"А причем здесь рассудок?"