Город-крепость (ЛП)

— Вы здесь уже восемь дней, — говорит служанка, разглядывая оторванный пластырь.

Смотрю на то, что причиняет боль моей руке. Пытаюсь понять, что говорит женщина. Восемь дней. Как мне удалось потерять целую неделю?

— Вы себя хорошо чувствуете? Может, мне позвать медсестру?

Рву пластырь пальцами. На этот раз он поддается. Следом тяну трубку. Игла выскальзывает. Не обращаю внимания на боль в руке и плече. Выбираюсь из кровати.

— Что... что вы делаете? — Служанка поднимает руки и пытается меня остановить. Да ей и не требуется. Голова кружится, от чего совершенно невозможно подняться на ноги. Закрываю глаза, жду, когда пройдет головокружение.

— Я должна вернуться в Город-Крепость. Немедленно.

На лице горничной разливается паника. Руки взлетают по бокам, словно у птицы, танцующей перед грудой разделанной рыбы.

— Вы не можете вернуться. Вы должны отдыхать. Доктор хочет, чтобы вы остались здесь еще на несколько недель. Он должен снять швы.

Когда я открываю глаза, мир кажется более стабильным. Опускаю глаза и понимаю, что на мне почти ничего нет — только тоненькая хлопковая рубашка. Отдых. Я должна отдыхать. Так сказал мне Дей. У меня такое ощущение, будто по моему телу прошли колотушкой, которой отбивают куриную тушку. Но время, которое мне отпущено, чтобы найти сестру... утекает сквозь пальцы. Дей может решить, что ему удастся выкрасть учетную книгу в одиночку, но я была в логове Лонгвея. Видела, что это невозможно.

— Нет! — Я выдавливаю из себя это слово так громко, как только могу. Я не должна подвести Дея. Возможно, мое тело изранено и болит, но я не могу упустить свой последний шанс найти сестру. Отдохну, когда она будет в безопасности. — Где моя одежда?

Служанка хмурится, мечется между мной и дверью.

— Вы не том состоянии, чтобы вернуться туда.

Мой первый порыв — бежать. Думаю над тем, как увернуться от неё. Но жжение в боку говорит мне этого не делать. К тому же я понятия не имею, где мы находимся. Мы можем быть на многие мили, может быть, провинции, далеко от Города-Крепости. Без своего оранжевого конверта и ботинок я просто прикована к этому месту.

Единственное оружие в моем случае — это правда.

— Я должна помочь Дею. Он должен кое-что сделать до Нового года. Кое-что очень важное. — Я сглатываю. В горле саднит до самых нервов. Сухо от того, что говорю так быстро. — Если меня там не будет, чтобы помочь ему... все может плохо закончиться. Для него.

Служанка переминается с ноги на ногу. Под её весом скрипит пол. Она разглядывает меня, словно паршивую собаку. Жду, что она откажет мне. Побежит за медсестрой.

Но она всё мнется. Такое ощущение, что это дерево разговаривает с нами на своем измученном языке. Туда-обратно. Туда-обратно. Пока наконец:

— Мне не удалось отстирать с вашей одежды всю кровь. Пришлось от нее избавиться.

Ощущаю под своими пальцами тонкую ткань. В этом я и десяти минут не протяну.

— А есть здесь что-нибудь, что мне подойдет?

— У Хиро бы примерно ваш размер, когда он пошел в школу. Но это одежда для мальчика...

— Пойдет. — И представить не могу, что вернусь в Город-Крепость в платье. Только не после всего случившегося. — А где мои ботинки? Конверт и нож?

— Не было никакого ножа. — Ее взгляд меняется. В её глазах я место грязной шавки становлюсь оскалившим желтые зубы шакалом. — Все остальные ваши вещи лежат на стуле.

Она права. Ботинки стоят на сияющем паркете — два потрепанных солдата. Конверт зажат между ними. Все еще оранжевый. Все еще толстый. А позади стоит книга о звездах, что подарил мне Дей.

— Принесу вам одежду. Потом решим вопрос с машиной.

Служанка с поклоном пятится к двери.

Я же направляюсь к стулу. Мои шаги гораздо медленнее, чем мне бы хотелось. Каждый вдох напоминает мне о схватке. В воспоминаниях пустое, сияющее ужасом лицо Куена. Конечно же, ножа нет. Он остался где-то в подворотне. Погребен где-то глубоко в тканях и костях. Гниет со всем остальным.

* * *

Город размывается за окном автомобиля Сана. Так много неба и солнца. Только над облаками остались шрамы от самолетов. Все кажется таким чистым. В красивых платьях, на высоких каблуках по улицам идут женщины. Крошечные белые собачки тянут поводки из драгоценностей. Мужчины вцепились в свои портфели, словно в рулевое колесо, лавируют между едальнями и лоточниками. По ровному асфальту катятся автобусы и такси. Улицы сходятся и расходятся подобно молниям.

Все вокруг — это признак моего потерянного времени. Магазины покрыты алыми фонарями и замысловатыми бумажными фигурками змей. С лотками, полными мандаринов и фимиамов, ходят торговцы. В течение двух дней улицы будут разрываться красным цветом, пирогами и барабанным боем. Будут взрываться фейерверки. Львы и драконы станут танцевать на мостовой — мужчины в костюмах отгоняют злых духов.

Город-Крепость вряд ли можно пропустить. Вверх взмывают жилые кварталы из ветхих кирпичей. Все они закрыты решетками. Клетки на вершине клетки. После особняка Санов это место кажется уродливым. Не могу себе представить, что чувствовал Дей, когда оказался здесь после жизни, проведенной на холме.

Водитель остается сидеть на месте, когда подкатывает к Южным воротам. Я открываю дверь и выталкиваю себя из машины. Мусор, плесень и грязь бьет мне в нос. Воняет просто ужасно. Но здесь пахнет домом.

Мне требуется довольно много времени, чтобы добраться до двери, ведущей в подъезд Дея. Каждые пять ступеней приходится отдыхать, переводить дыхание. Огонь в боку разгорается все ярче. Сжигает спину и ребра. Воздух холодный, но мое лицо блестит от пота.

Главные ворота оказываются закрытыми, когда я до них добираюсь. С облегчением опускаюсь на ступеньку. Мне не хватит сил, чтобы преодолеть всю лестницу. Голова опять идет кругом. В глазах мерцает синим и желтым.

По соседству стоит ресторан морепродуктов. Он полон морской соли, нарезанной рыбы и курящих посетителей. Наблюдаю за тем, как через синие пластиковые столики переговариваются клиенты. Своими палочками они выбирают окуня с чесноком или угря. Бездумно пихают их в рот. Как и любую другую еду.

Правда ли все закончится через два дня? В это трудно поверить. Сидя здесь я гадаю, а что делали бы они, узнав о том, какой выпущен приказ? Стали бы они искать новую работу или новый дом? Или они так и жили бы дальше, пока обстоятельства не вынудили бы их все поменять?

Похоже, ходьба и поиски вымотали меня. Я тону в боли в боку и не обращаю внимания на звездочки в глазах. Я не могу бежать. Я не могу драться. Я не могу искать сестру.

Все, что мне остается, — сидеть и ждать.

Дей

Две линии.

Смотрю на них, скрестив ноги и подергивая пальцами. Они таращатся в ответ — тонкие и черные. Как пара тоненьких обожженных деревьев или кошачьи зрачки.

Я мастер ожиданий. Четыре дня — довольно много времени, чтобы придумать второй план (или в моем случае, третий, четвертый, пятый или шестой). Я сидел четыре дня, проигрывал в голове наш план, прокручивал все вероятности. Сотню раз я проникал в бордель и уходил оттуда с книгой. Брал руку Мей Юи в свою и убегал. И больше сотни раз меня ловили, потрошили ножом Фанга, а Лонгвей все это время улыбался.

На самом деле все может пойти как угодно. Так много всего на кону. Одно неверное движение, и со мной покончено. С нами покончено.

Хмыкаю, глядя на отметки. Кма поднимает на этот звук голову, его ушки стоят торчком, а лапы вытянуты вперед. Последнее время он слишком пуглив. Но, думаю, и я был бы таким же, если бы от меня отрезали кусок.

Я ожидал, что кот скроется в одном из проулков, как только прикончит пакет булочек. Но, как и любой уважающий себя представитель кошачьих, он сделал все прямо наоборот — держится поблизости, давая понять, что каждый дюйм моей квартиры принадлежит ему. Из-за его шерсти меня мучает аллергия, но мне не хватило духа выгнать кота на улицу. Хотя скоро всех нас здесь и так не будет.