Девяносто девять (СИ)

Черная тень поднялась в углу, и Маркус понял, что Лекса взяла Кларк на руки. Она шла, крепко ступая, с идеально ровной спиной и как будто застывшей маской на изуродованном кровью лице. Она несла Кларк, подхватив руками под спину и колени, и Маркус видел голову с розовыми волосами, бессильно откинутую назад, и обнаженную грудь, которая — он знал, точно знал — пусть немного, пусть совсем чуть-чуть, но поднималась и опускалась от слабого дыхания.

Он поспешил следом, но крик, донесшийся из глубины коридора, заставил его остановиться и побежать туда.

В камере Атома он нашел четверых: земляне стояли вдоль стены, опустив мечи, а Вик сидел на полу рядом с лежащим навзничь Джаспером. Маркус наступил во что-то липкое, и не сразу понял, что это. А потом увидел отверстие в голове и осознал, что это кровь.

— Вик, идем, — сказал он через силу, стараясь не смотреть на мертвое лицо Джаспера. — Нам нужно идти.

— Они просто застрелили его, — прошептал Вик, покачиваясь. — Нас просто втолкнули сюда, а потом он просто выстрелил. Без предупреждения, без единого слова. Просто выстрелил.

Маркус кивнул землянам, и они помогли ему поднять Вика. Он не сопротивлялся: покорно шел следом, только все оборачивался назад, как будто надеялся, что сзади еще кто-то остался, что Джаспер выскочит из камеры, и засмеется, и пошутит, и побежит следом, радуясь, что они победили.

Что они все-таки победили.

Комментарий к Глава 24. Ultionis ampersand justicia

Друзья мои, вы хоть как-то отзывайтесь, ладно? Или совсем стало неинтересно читать?

========== Глава 25. Cadmea victoria ==========

Комментарий к Глава 25. Cadmea victoria

Спасибо большое всем за отклики) Полегчало. А то странно как-то было: столько людей читает, и так мало отзывается. Рада, что по-прежнему интересно и по-прежнему готова принимать критику в любом виде)

Титус не мог найти себе места от волнения. Он стоял на сторожевой башне у ворот Люмена и вглядывался вдаль, надеясь разглядеть возвращающихся воинов во главе с командующей. Но на дороге не было никого видно, только ветер изредка поднимал и опускал обратно клубы пыли.

Что он наделал? Господи, что он наделал?

Если бы он сообщил Алисии все сразу, если бы не решился взять на себя ответ гонцу, если бы из-за него они не потеряли такие драгоценные часы… Этих «если бы» было слишком много для него одного, и он сходил с ума, перебирая их в голове.

Он всего лишь хотел, чтобы командующая снова стала командующей, и совершенно забыл о том, какова может быть цена.

— Едут! — закричал страж со второй башни. — Они едут!

Титус быстро спустился вниз и побежал открывать ворота.

— Зовите доктора Розмари, — скомандовал он. — И остальных лекарей! Там могут быть раненые!

Но даже в страшном сне он не мог представить, что увидит.

Первой в открытые ворота ступила лошадь, на груди которой красовалась эмблема Люмена: знак бесконечности. Когда-то эта лошадь была белой, а теперь ее шерсть порозовела от крови. И Титус сразу понял, чья это кровь.

Воины приняли из рук Алисии обнаженное тело Элайзы и помогли спешиться ей самой. Она была ранена, это было очевидно, и лицо ее залила кровь, и руки, и одежду. Элайзу унесли, а Алисия подошла к Титусу. Она посмотрела ему в глаза, и он отпрянул от этого взгляда, ужасного, пугающего взгляда. Она размахнулась и со страшной силой ударила его по лицу.

А потом осела, будто окончательно потеряв силы, упала набок и закрыла глаза.

***

— Что там произошло? — спросила Октавия, приподнимаясь на локте и пытаясь встать. Линкольн положил руку на ее плечо, заставляя лечь обратно.

— Они вернулись, — сказал он строго. — А тебе Розмари велела лежать.

— Как же, буду я лежать, когда тут такое происходит, — проворчала она, цепляясь за его руку. — Помоги мне подняться или отнеси туда, я хочу сама убедиться, что Эл жива.

Несколько часов назад, когда в Розу прибыл гонец от Титуса, она уже проделала этот фокус. Гонец велел передать, чтобы Розмари немедленно отправилась в Люмен, а Октавия выпытала у него остальное и заставила Линкольна запрячь коня и, опустив ее на сено, уложенное в телегу, взять с собой.

Он подчинился, потому что спорить было некогда: Розмари торопливо грузила на телегу коробки с лекарствами, какие-то шприцы, упаковки перчаток и бинтов. Когда Линкольн попросил ее повлиять на Октавию, она лишь отмахнулась, и Октавию взяли с собой.

По прибытии в Люмен они узнали подробности: оказывается, командующая с отрядом сопровождения отправилась вслед за отпущенными на свободу пленными, предполагая, что они встретятся с Офелией.

— Она бы не пошла туда только из-за Офелии, — сказала тогда Октавия, уложенная на койку в медпункте и укрытая одеялом. — Она бы пошла туда только из-за Эл.

И она оказалась права.

Вот только нести ее Линкольну не пришлось. Стоило ей откинуть одеяло, как в палатку медпункта вбежала Розмари, а следом начали заносить тела. Одно, второе, третье — Октавия насчитала девять. И четверых из них она хорошо знала.

Розмари велела принести воды и распорядилась положить раненых на землю. Ей на помощь прибежали лекари Люмена — одного из них Октавия уже знала, его звали Санат, целитель. В прошлой жизни он был хирургом-травматологом, а в этой потерял ногу в схватке с мертвецами, но самостоятельно ампутировал ее и остался в строю.

На Октавию никто не обращал внимания: раненых раздевали, обмывали водой, Розмари и Санат осматривали повреждения.

— Господи, — прошептала она вдруг. — Это что… Эл?

Линкольн попытался закрыть ей глаза, но она оттолкнула его руку. Это было ужасно: белое тело, избитое, израненное, и пулевое отверстие в левой руке, из которого до сих пор вытекала кровь.

— Да что там, к дьяволу, произошло?

Розмари закончила осмотр и кивнула Санату: ты забираешь мужчин, я женщин. Он согласился и при помощи остальных землян перенес шестерых в другое отделение палатки. Розмари крикнула: готовьте стол.

Откуда-то появились еще люди. Металлический стол был разложен в несколько секунд, еще через несколько принесли прожектор и прикрепили его к потолку. Розмари принялась за работу.

***

Маркус сидел на земле у палатки медпункта и вслушивался в звуки, доносящиеся оттуда. Кто-то принес ему воды, и он выпил, не ощущая вкуса. Рядом с ним, примерно в таком же состоянии, сидел Вик.

Он не был ранен, его тело было целым, если не считать нескольких кровоподтеков и синяков, но он продолжал качаться туда-сюда, будто надеясь, что это поможет, и зная, что — нет.

Где-то вдалеке раздались несколько взрывов. Маркус равнодушно проводил взглядом поднявшееся над деревьями облако пыли. Он знал: это земляне при помощи минометов уничтожают бункер.

Из палатки вышел Линкольн и сел рядом с ними. Маркус боялся спрашивать, но Линкольн ответил сам:

— Они живы. Розмари зашила командующую, ее прострелили в трех местах. С Рейвен дела хуже, ей переливают кровь. А Элайза…

Вик будто очнулся. Вскочил на ноги, схватил Линкольна за футболку и с силой дернул.

— Что они с ней сделали? — выкрикнул он в его лицо. — Что?

Линкольн мягко убрал его руки и заставил сесть на место. Присел рядом, обнял за плечи — будто старший брат.

— У нее левая рука пробита насквозь. Но Розмари говорит, что это ерунда.

— Тогда что? — спросил Маркус.

— У нее шок, — нехотя ответил Линкольн. — Похоже, с ней сделали что-то ужасное.

Вик заплакал, и Маркус сжался в комок, понимая, какой силы должна была быть боль, чтобы этот мужественный парень выпустил из себя слезы. Он рыдал как ребенок, утыкаясь в плечо Линкольна, и никак не мог остановиться.

— Что с Мерфи? — задал Маркус новый вопрос.

— Им занимается Санат. Но насколько я помню, парнишка уже бывал в похожем состоянии. Выживет.

Говорить стало не о чем. Вик тихо всхлипывал, сидя в объятиях Линкольна, Маркус провожал взглядом новые взрывы, поднимающиеся над лесом, и солнце медленно клонилось к закату, и казалось, что все это — конец. Самый настоящий конец, за которым больше не будет хорошего и светлого, а только тьма и боль, и больше ничего.