Кровь и Звёзды (ЛП)

Мне даже не хотелось его поправлять.

— Лодки не было, — проскрежетала я, кашляя из-за грязи в горле. Пусть сам думает, что это значит. — Ну, что… пристрелишь меня? Продырявишь жалом? Научишь летать?

— О, я лучше уничтожу витраж, чем такого мастера своего дела, как ты, — ответил он. — Однако же, я не могу позволить тебе совершить какую-нибудь глупость…

Острое жало кольнуло меня в круп. Веки начали наливаться свинцом. — Прошу, пойми, я очень уважаю тебя.

— Я убью тебя, — тихо, почти любящим шёпотом, выдохнула я. — В тот же миг, как моя магия вернётся, я сделаю с твоими крыльями то же, что ты сделал с кьютимаркой Глори. Лайтхувз, лучше убей меня сейчас.

Я чувствовала, как проваливаюсь в забытье.

— Соглашусь, это было бы крайне благоразумно. Но нужно следовать условиям сделки.

Я надеялась только на то, что никогда не проснусь. Но когда Богини меня слушали?

* * *

Все такое большое, когда ты маленькая, и примеряя Мамины вещи, я пыталась доказать, что стала большой. Когда-нибудь я вырасту и смогу взять на себя обязанности кобылы охранницы. Я собиралась быть пони, которая спасает других пони! Так что я выбежала из Маминой комнаты одетая в её броню охранницы, а шлем был настолько велик, что гремел о мой рог, словно учительский звонок. Все что я могла сделать, чтобы не споткнуться и упа… Ойёёй! Один неверный шаг отправил меня валяться, в синем беспорядке. Я покраснела, поднимая шлем, достаточно, чтобы увидеть, не заметила ли Мама.

Но Мама плакала. Я никогда не видела раньше, чтобы Мама плакала. Это не то, что Мамы обычно делают. Большинство взрослых пони никогда не плакали, потому что они выросли, а для взрослого пони было глупо плакать.

— Мама?..

Возможно она плакала из-за того что я натворила. Я не должна была трогать Мамины рабочие вещи. Особенно её блестящий пистолет.

— Прости меня, Мам. Я не хотела.

Она фыркнула, и посмотрело на меня с улыбкой, хотя всё ещё плакала.

— Ох! О Рыбка. Прости меня. Нет милая, ты не сделала ничего плохо, — она развела лавандовыми передними копытами и обняла меня. Теперь она смеялась и плакала одновременно, но похоже мне не стоит беспокоиться. Мой стыд, превратился в замешательство, когда она поцеловала меня в рог, и заплакала в мою гриву.

— Ты же знаешь подругу Мамочки — Стим. Ну, с ней произошёл несчастный случай.

Оооох несчастные случаи были плохими. Я знала это, потому что я натворила столько их сама. Стим была веселой кобылой, которая приносила мне самые запрещенные и очень забавные игрушки, сделанные из ремонтно-эксплуатационных материалов. Стим также приносила игрушки в Мамину комнату, когда она и Мама издавали звуки «ох», «ах» и «о даа», и я не должна была знать об этом, потому что я ходила ещё в школу для кобылок.

— Ну, Стим было очень больно, — Сказала Мама, прижимаясь к моему уху.

— Медицинские пони сделают все, чтобы ей стало лучше, Мам, — пыталась я объяснить очевидное. Медицинские пони помогли даже мне, когда я попалась в ловушку для радтараканов, ковыряясь в блоке снабжения, хотя меня там не должно было быть. Но когда я сказала это, она вздрогнула и прижала меня ещё крепче.

— Они могу сделать что-нибудь, чтобы ей стало лучше, Мам.

— Не в это раз, милая, — Мама сглотнула с трудом. — Она мертва.

Мертва? Мертва. Мертва! Мертва, мертва, мертва. Мертветь. Мертвяки. Звучала как-то глупо.

— Что это значит?

— Это значит, что её больше нет в живых. Она ушла, и мы её больше не увидим, — сказала она, обнимая меня крепко, затем посмотрела своими печальными розовыми глазами и уткнулась в меня носом. Теперь я тоже начала плакать. Ушла? Куда ушла? И почему? Это так глупо! Стим делала меня и Маму счастливыми. То, что она ушла, было не справедливо!

— Ну, просто… пойдем и вернем её назад!

Тут нечего больше добавить. Мама может это сделать. Мама может сделать что угодно.

Кроме этого.

— Я не могу, Рыбка. Ни один пони не может. Она ушла в иной мир, чтобы быть вместе с Принцессами. Так что я увижу её когда-нибудь, — она фыркнула. — А пока я постараюсь быть лучшей пони, нежели была раньше. Так что, когда мы встретимся в следующий раз, она будет гордиться мной.

В этом не было смысла, но все же. Если она ушла навсегда, то, как Мама увидит её снова?

— Как Мама?

Она гладила меня по гриве как-то неуверенно, но затем улыбнулась.

— Все пони когда-нибудь умирают, Рыбка.

Я прижималась к ней и слышала, как бьётся её сердце. И тогда у меня появилась мысль. Эта жуткая мысль, что появляется у каждого жеребенка рано или поздно.

— Даже ты, Мама?

— Даже я, Рыбка, — она сказала это так нежно, что от этого стало ещё больнее. Словно настал тот день к которому долго готовился.

— Но пока мы помним, как они любили нас, они никогда не уйдут. Хорошо, Рыбка?

— Да Мам, я запомню, — пообещала я. И забыла через неделю, до сегодняшнего дня.

* * *

Я пришла в себя, лёжа на боку, на матрасе, наброшенном поверх какой-то уродливой, ржавой кроватной рамы из кованого железа. Когда мама умерла, я действительно не плакала. Так много всего случилось, что я просто запуталась. Я всегда знала, что она умрёт в один прекрасный день, и, когда я повзрослела, мы отдалились друг от друга. Я была разочаровывающей дочерью, она — строгой, властной матерью. Почему нам достались такие глупые роли? Что мама думала обо мне сейчас? Признала бы она, что у меня не оставалось другого выбора в Девяносто Девятом? Что для спасения стойла мне пришлось уничтожить стойло? Я вообще доберусь до иного мира? Я, конечно, не заслуживала этого.

И теперь, я все ещё не могла плакать по Глори. Что она думала обо мне сейчас, лёжа тут и попав в… не важно, куда там попадали пони?

Конечно же, меня лишили брони, скоб, оружия. Всего, кроме моей повязки на глазу. Меня покрывала грязь во всех тех местах, что не прикрывались бронёй. Какой-то пони подлатал мою правую переднюю ногу, суставы болели, но ничего особо страшного. Это не имело значения. Я никуда не собиралась идти. Идти было некуда. Не было причин. Я, честно говоря, даже не хотела больше убивать Лайтхувза, это был бы бонус, но он уже не имел значения. Я закрыла глаз, чувствуя бинты, обёрнутые вокруг моих ран. Какой-то пони оказал мне помощь, пока я валялась в отключке. Место, куда они принесли меня, оказалось просто очередным грязным номером где-то в Пустоши. Не важно, где. Место не имело значения, если там не было её.

Всё ещё жива, но без неё. Я полагала, Лайтхувз собирался расспрашивать меня, может быть, мучить меня, может быть, убить меня… это не имело значения. Без Глори огромная дыра разорвала меня прямо насквозь. Меня больше не заботило то, что они планировали со мной делать. Я скучала по ней так сильно, что мой мозг мучил меня одним воспоминанием о ней за другим…

Я всё ещё могла чувствовать её сладкий, чистый запах. Даже в Пустоши, она приятно пахла. Я могла чувствовать нежное щекотание её перьев на моих ногах. Её ноги около моих. Её нос, уткнувшийся в мою гриву…

Подождите…

Я осторожно приподняла копыто и почувствовала ногу, свернувшуюся вокруг моего бока. Я посмотрела на перья цвета серого облака, мягко лежавшие вдоль моего бедра и голени. Я чувствовала тёплое дыхание на своей шее, и долгое время я едва могла дышать. Медленно, я собралась с духом, чтобы повернуть голову и посмотреть через плечо.

Глори. Спавшая. Дышавшая. Тёплая, мягкая и прекрасная. Это была мечта. Я всё ещё валялась без сознания. Или сошла с ума… или умерла… Я медленно повернулась, и от моего движения она пошевелилась. Я держала её в своих резиновых копытах и прижалась боком головы к её груди. Её сердце билось медленно, но верно и уверенно. Величайший звук в мире.

Её фиолетовые глаза медленно открылись, встретившись взглядом с моим. Она погладила своим копытом по моей гриве. Я видела, как её губы свернулись в этой нежной улыбке, и затем она тихо пробормотала: