Девяносто девять (СИ)

— Ты, конечно же, согласна с Кларк, верно?

— Да. Я помню, что он убил триста людей из моего клана, но это было в прошлой жизни, Лекса. И если мы начнем наказывать людей за то, что они сделали в прошлой жизни, скоро от нас вообще никого не останется.

Она подошла к пологу шатра и открыла его.

— Иди, — велела строго. — Считай, что сегодня твой счастливый день.

Ничего не понимающий Беллами вышел наружу и огляделся. Нужно было срочно найти Октавию: пора было разобраться, что, черт возьми, здесь вообще происходит.

***

— Спасибо, — сказала Элайза, когда они остались одни.

Алисия только рукой махнула. Как будто у нее был выбор поступить иначе… Да, ей отчаянно хотелось наказать Беллами, но Элайза была права: наказывать, по сути, было не за что.

— Лекса, — Элайза подошла к ней, сидящей, и положила руки на плечи. — Посмотри на меня. Зачем ты снова это делаешь?

— Что делаю?

— Прячешься, убегаешь, как будто не можешь принимать какие-то решения в моем присутствии. Ты же знаешь, что это не так.

Алисия тяжело вздохнула, а Элайза коснулась пальцами раскраса на ее лице: черные линии уходили от глаз к вискам, к зачесанным на затылок и сплетенным в косички пышным волосам, к острым и бледным скулам.

— Я же сказала тебе вчера: я на твоей стороне, Лекса. Но я всегда буду за справедливость, понимаешь? Белла не за что наказывать.

— Кларк, — Алисия смахнула ее руки, встала и отошла к лежанке в углу шатра. — Ответь мне: ты защищаешь его, потому что так понимаешь справедливость, или же у тебя к нему особые чувства?

Она замерла, ожидая ответа. Вспомнилось сразу прошлое, и их дружба, и вечное «Беллами справится», «Беллами не такой плохой», «Беллами поможет».

— Ты что, ревнуешь? — услышала она удивленное. — Серьезно?

— Нет. Я просто задаю вопрос.

Элайза за ее спиной засмеялась, и это, пожалуй, было лучшим ответом, который только можно было себе представить. Алисия повернулась к ней лицом и улыбнулась — не смогла удержаться. Смех тут же оборвался, лицо Элайзы стало серьезным.

— Господи, — прошептала она. — Как же я люблю, когда ты улыбаешься.

Она притянула Алисию к себе и поцеловала: крепко, с силой, вжимаясь губами и лаская пальцами затылок. Алисия разомкнула губы, и между ними немедленно протиснулся влажный язык, и закружилась голова, и стало трудно дышать. Элайза даже не пыталась быть нежной: она держала голову Алисии ладонями, и целовала ее губы, и направляла ответные движения, и прижималась всем телом, будто говоря: «Я твоя, глупая. Я всегда была твоей».

И Алисия верила. Она всем телом прижималась к ней, и гладила спину, и отвечала на поцелуи. Пока не услышала каким-то краешком незамутненного сознания веселое:

— Кажется, кто-то собрался воспользоваться моей постелью?

Элайза чуть не отпрыгнула, но Алисия успела схватить ее и обнять, с вызовом глядя на усмехающуюся Аню.

— У нас еще есть дела, Хэнтэйви, — уже серьезно сказала та.

— Знаю. Просто дай мне еще минуту, и я буду готова.

***

— Я хочу стать такой, как ты, — сказала Октавия, и Линкольн в первый момент не понял, что именно она имела в виду.

— Воином, — уточнила она. — Хочу стать настоящим воином.

Он вздохнул. Конечно, он предпочел бы, чтобы она была просто женой, а после — матерью его детей, но…

— У нас же есть план? — не отставала она. — Мы пойдем дальше, правильно? Будем мстить за Люмен, и я хочу в этом участвовать.

— Октавия…

— Только не включай снова старую бабку, ладно? Я вижу, как Алисия весь день носится по резервации, и это означает только одно: нас ждет новая битва, и ты уж точно будешь в ней участвовать, а значит, и я тоже.

Линкольн не успел ответить: к ним подошел Беллами и встал чуть в стороне, ожидая, пока они обратят на него внимание.

— Что тебе надо? — грубо спросила Октавия. — Я же сказала, чтобы ты не лез мне на глаза.

— Да хватит тебе уже, — пробурчал Беллами. — Надо поговорить. Элайза сейчас защитила меня от командующей…

— Очень зря, — перебила Октавия.

— И они говорили о прошлых жизнях и наказаниях за прошлые грехи. И она называла Элайзу Кларк. Что все это значит? Ты знаешь?

Она посмотрела на Линкольна, и тот пожал плечами. Кое-что он, конечно, знал, но говорить об этом не хотел. Во всяком случае, не при Беллами.

— И еще кое-что, сестренка. Я, возможно, чего-то не понимаю, но мне показалось, что принцесса Элли и командующая… — он замялся. — Что они в некотором роде…

Октавия расхохоталась так громко, что даже Линкольн не смог сдержать улыбки.

— Что, Белл? — насмешливо спросила она. — Что командующая и принцесса Элли? Сблизились? Трахаются? Что?

Он покраснел и гневно посмотрел на нее, но шагнуть ближе не решился: рядом по-прежнему стоял Линкольн.

— Я хотел сказать, что если они теперь вместе, то мы теперь — часть земного народа, так?

— Мы уже давно часть земного народа, Белл. Жаль, что ты раньше этого не понял.

— Неважно, — быстро сказал он. — Если это так, то… Вы должны кое-что увидеть.

Он больше не ответил ни на один вопрос. Просто пошел по дороге резервации, и им пришлось идти следом. Линкольн на всякий случай придерживал у пояса мачете: в последние месяцы фраза «вы должны кое-что увидеть» обычно не предвещала ничего хорошего.

Втроем они миновали шатры, прошли через узкую тропинку вдоль полей и вышли к задней части стены.

— Ну и что? — спросила Октавия. — Что ты хотел нам показать?

Вместо ответа он подтолкнул ее к стене, туда, где между камнями была небольшая щель. Она хмыкнула и посмотрела, прижав к щели лицо, а когда повернулась назад, Линкольн ахнул: ее лицо бледнело на глазах, по нему словно белая краска стекала, от макушки к подбородку.

— Что там? — быстро спросил он.

Она замотала головой, и он посмотрел сам. В щель была видна поляна за стеной, прикрытая с трех сторон маскировочной сетью. На этой поляне кто-то устанавливал шест с привязанным сверху устройством. И что-то подсказывало Линкольну, что устройством был радио-маяк.

— Это она? — услышал он голос Октавии. — Я не ошиблась? Это она?

— Да, — ответил Линкольн, холодея. — И знаешь… Это многое объясняет.

***

— Мне надо идти.

— Знаю. Еще секунду, ладно?

— Конечно. Только мы стоим так уже минут пять.

— Тогда еще одна не будет иметь значения, верно?

Они стояли в Анином шатре, и Элайза прижималась лбом ко лбу Алисии, и тихонько втягивала в себя ее дыхание, даже не пытаясь поцеловать снова, или обнять, или привлечь к себе. Ей нравилось стоять так: очень близко, но в то же время недостаточно близко, и чувствовать это волшебное «рядом», и улыбаться тихонько, чтобы не спугнуть пьянящее ощущение нежности и счастья.

— Этой ночью мы будем спать отдельно от твоих друзей, — сказала Алисия.

— Хорошо. Я тоже хотела тебе это предложить.

Элайза сделала шаг назад и еще раз улыбнулась, прежде чем выйти из шатра и на ходу кивнуть всем своим видом выражающей нетерпение Ане.

Мысли о предстоящей ночи согревали и придавали сил, и Элайза решилась на то, что нужно было сделать еще рано утром, или даже вчера вечером: поговорить с Мерфи. Когда она пришла в больницу, Вику как раз меняли повязки на ногах.

— Эй, принцесса, — улыбнулся он. — Отвернись, если не хочешь вогнать меня в краску.

Она кивнула Мерфи и вышла из палаты.

— Пройдемся? — предложила Элайза, когда Мерфи, завернутый в халат, доковылял до нее.

— Это вряд ли. Мои ноги не слишком способны к ходьбе.

С ее помощью он все же дошел до окна в конце коридора и сел на подоконник, держа обмотанные бинтами ноги на весу. Элайза примостилась рядом.

— Джон, — сказала она медленно, — я хочу знать, о каком предательстве ты говорил? Я совершенно точно знаю, что никого не предавала, и хочу знать, с чего ты вообще это взял.

Он поморщился вместо того чтобы ухмыльнуться, и по этому жесту Элайза поняла, насколько он еще слаб.