Власть подвала

вскочил как ужаленный и стряхнул ее. Существо довольно быстро, но без спешки побежало по дивану, потом легко вгрызлось внутрь деревянной ручки. Оно вошло в дерево как вилка в мягкое масло. За ним осталась норка – такого размера, что можно было просунуть мизинец. Конечно, вставлять туда палец я не собирался. И второе – зеленоватая женщина, которая стояла у двери, слегка наклонив голову. Я уже почти предложил ей сесть, но вспомнил, что она не знает языка. Она стояла неподвижно, но не столь неподвижно, как могла бы стоять статуя. Я все же сказал ей несколько вежливых фраз и попробовал объясняться жестами, но кажется, ее ничто не интересовало. Я, насколько смог, рассказал ей, где у меня холодильник и ванная, а потом ушел в другую комнату, чтобы оставить ее в покое. Уходя, я еще раз взглянул на ручку дивана. В ручке появилось еще одно отверстие: многоножка покинула свое убежище и отправилась странствовать по моей тюрьме.

Это было довольно страшно.

Я не хотел, чтобы в моей ноге тоже осталась дырка. Внимательно глядя под ноги, я подошел к входной двери. Потом стал колотить в нее изо всех сил. Сил хватило минут на пятнадцать. «Точно такой же загрыз моего двоюродного братика»

А что, если это не выдумка и не извращенная детская фантазия?

Наконец, дверь открылась и я объяснил уродику, чего я хочу. Он привел хозяина. Хозяин выслушал меня и осторожно прошел в заднюю комнату. Там он остановился, в восхищении.

– Это невозможно!.. – сказал он. – Все что угодно, но…

– Не знаю, кто это, – ответил я. – Похожа на Пьету, правда?

– Это и есть Пьета, – сказал он. – Она в другой позе, но та же одежда и тот же материал, хотя другой оттенок зелени. Настоящая Пьета больше серая, чем зеленая. Я ведь работал в картинной галерее. Я знаю.

Услышав свое имя, женщина подняла голову и тихо сказала несколько слов.

Последнюю фразу она выговорила сердито – или мне показалось? Затем снова уставилась в пол. Хозяин выглядел так, будто его ударили обухом по лбу.

– Не может быть. Это что-то вроде робота-имитации?

– Хуже.

– Живая?

– Да.

– Все объяснишь потом. Я хочу посмотреть на нее поближе. Я видел ее только на фотографиях.

Он подошел и стал рассматривать женщину с близкого расстояния. Наши пристальные взгляды ее нисколько не смущали. Она держалась гордо и отрешенно, с с легким, но величественным достоинством, которое могло бы подойти, например, принцессе крови. Видно было, что она привыкла к вниманию.

– Она мраморная, – сказал хозяин, – но посмотри на мрамор. Он просвечивается как воск. Он более живой, чем жизнь. Как его шлифовали, по-твоему?

– Каким-нибудь мягким абразивом, шлифовальной пастой, – сказал я. – Мало ли паст.

– Его шлифовали пучками соломы. Ты представляешь, сколько времени на это ушло? Посмотри, вот надпись на ленте: Michel Angelus Bonarotus Florent Fasiebat.

Это личная подпись Микеладжело, единственная, которую он поставил на своих творениях. Только на этой статуе.

– По-моему, она одета довольно тепло, – сказал я. –