Всевышний Сидоров

- Так и должно быть. Ты не забывай, что в их распоряжении имеется только библейский файл. А там про другие народы речи нет.

- Ну, уж извини. А греки, римляне? Где Индия, где Китай? В Европе - пустыня. Я уж не говорю про славянские народы.

Иванов покачал головой;

- Дремуч же ты, Коля. Никаких славян тогда не было, и быть не могло. А по Европам бегали скифы и варвары.

- Откуда же они взялись потом? - совершенно искренне удивился Иванов.

- Фантастическое невежество! - Иванов от удовольствия прищелкнул пальцами. - У американцев нет ни малейших шансов возникнуть из небытия. Ты - суть издержка школьной программы по истории. Я с тобой даже и разговаривать не желаю. Бери литературу и читай. Кстати, почему ты решил, что славяне у них непременно должны появиться? У них там свои дела, своя история и свой Сатана, да, собственно, и Господь у них в индивидуальном исполнении. Кстати, не в лучшем варианте... Нет, не в лучшем!

- Какой есть! - огрызнулся уязвленный Сидоров.

- Увы, - смиренно произнес Иванов, - всевышних мы не выбираем. То есть, в этом аспекте демократия, как таковая, отсутствует.

Сидоров хмыкнул, но промолчал.

- Нy, что примолк? Давай, давай, вываливай остальное, не таись, - посоветовал Иванов, - Все равно ведь вывалишь, не утерпишь.

- Что касается демократии - я так думаю - если дадут выбирать, то каждый проголосует за себя. Потому как - сам понимаешь... Сомнения придут позже.

- Тонко. И далее?

- И далее. Я приходу к выводу, что все мои проблемы проистекают из отсутствия концепции.

- Концепции чего, позвольте спросить?

- Всевышнего.

- А?.. Хм... Ага!.. То есть, она нужна... И для чего оная необходима?

Лицо Иванова брезгливо сморщилось. Он явно давал понять, что Сидоров сморозил глупость, и предмет не стоит даже тех слов, которые уже потрачены на его обсуждение, но он, Иванов, идя, разумеется, на поводу у Сидорова, согласен пустить на ветер еще пару междометий. С тем лишь только, чтобы показать последнему его полную ничтожность.

- Оная необходима для практических целей, - невозмутимо, но с чувством внутреннего достоинства ответствовал Сидоров.

Лицо Иванова просканировало всю гамму выражений глубокого соболезнования.

- Уж не решил ли ты, брат мой во Христе, - сказал он вкрадчиво, - направить свои народы по пути прогресса, сиречь к светлому будущему?

- Ну. Почему бы нет... А как ты догадался?

- "В глазах твоих увидел я огонь неугасимый", процитировал Иванов неизвестно кого. - Так вот, запомни и заруби себе на носу: Всевышний должен быть бесстрастен.

- Почему?

- Потому что страсти иссушают душу.

- Так ведь в Писании сказано, что Господь стремится к высшей справедливости и олицетворяет ее. Как же он может оставаться покоен, если видит несправедливость? А овец от козлищ - это как?!

- Ничего подобного там не сказано. Насчет овец и козлищ да. А то, что ты выдвинул перед этим - нет.

- Объясни!

- Объясняю. Кто суть овцы, и кто суть козлища? Неведомо. Молись, служи Господу - и ты овца. Не молись и не служи козел. Вот и все. Где тут справедливость? Я тебе больше скажу: это принцип любой веры. Вспомни хотя бы наш коммунизм. Веришь в идеалы - молодец. Не веришь - ату его!

- Что же, по-твоему, является источником божественного промысла.

- Игра воображенья. Именно поэтому его помыслы объявлены неисповедимыми. Они и являются таковыми по той простой причине, что рождаются по ходу дела. До поры, до времени Господь и сам о них понятия не имеет.

- Так ты циник - вот ты кто!

- Сам дурак, - вяло парировал Иванов.

- Ну, хорошо, а для чего Господь вообще сотворил вселенную?

- Не для чего, а ОТЧЕГО. От скуки. Ну-ка скажи, для чего ты ее сотворил?

Сидоров засопел и ничего не ответил. Домой он вернулся в крайней задумчивости.

----

Жизнь, между тем, шла своим чередом. Модель развивалась, и чем дальше, тем стремительней. Сидоров теперь даже примерно не мог сказать, какую часть ресурсов системы она использует. Какие процессоры, сколько временя и памяти, и какую часть дискового пространства? Вызывали удивление два обстоятельства. Во-первых, с точки зрения абстрактного пользователя система функционировала нормально, и никто ничего не подозревал. Почему? Это было совершенно необъяснимо! Ну, начальники, вероятно, потому что они начальники. В их обязанности просто входит ничего не подозревать. А программисты? А системщики? Создавалось впечатление, что работа вычислительной системы, в сущности, никого не интересует. Оставалось ответить на вопрос, интересует ли сотрудников данного учреждения хоть что-нибудь, имеющее отношение к задачам, стоящим перед данным учреждением? И существуют ли указанные задачи вообще?

Второе обстоятельство казалось Сидорову еще более загадочным. Дело в том, что модель необъяснимым образом узнавала его. Однажды кто-то из программистов по ошибке запустил файл-мироздание, Сидоров, стоявший рядом, похолодел и... Тем все и кончилось.

Никакой хроники событий в модели на экран выдано не было. программист чертыхнулся, обозвал себя кретином и сбросил систему. Размышления Сидорова по этому поводу сведись к тому, что, вероятно, модель как-то анализирует стиль набора текста на клавиатуре. Хотя модель можно было вызвать на выполнения и не набирая никакого текста. Но, мало ли...

А что же жизнь? Она, как уже было сказано, шла своим чередом. Благополучно скончался Моисей, о судьбе которого модель особо старательно информировала Сидорова. Он, судя по всему, был именно той личностью, которой передавались первые опыты законотворчества. После этого дело пошло веселей. От гласа священных труб пали стены Иерихонские. Выяснилось, что кроме евреев и египтян существуют также другие народы, как то: ханаанеи, хеттеи, аморреи, евеи и даже иевусеи. А кроме упомянутых можно было подозревать наличие еще целой кучи.

Сидоров придерживался выжидательной тактики. Постепенно он научился отбивать молитвенные просьбы - не столь, впрочем, многочисленные - тем, что, либо отвечал совершенно невпопад, либо давал указания, начало которых противоречило их концу. Метод дал блестящие результаты. Количество просьб снизилось раз в десять, они уступили место восхвалениям и пророчествам разного рода, о которых Наместник информировал Сидорова неукоснительно, равно как и обо всех событиях, выходивших за рамки обыденного. Так например, некто Самсон ухлопал ослиной челюстью целую тысячу человек, но Некая Далила остригла его, лишив сил и энергии, после чего филистимляне ослепили героя и увели его в рабство. Интересно было сообщение о том, что некий Авессалом еще при жизни взял, да и поставил себе памятник в Царской долине. Сидоров отметил, что в нашем мире у Авессалома нашлось немало последователей.

Особенно позабавил Сидорова царь до имени Соломон, у которого, судя по докладу Наместника, было ровно семьсот жен и еще триста наложниц. Сидоров не мог понять, что этот Соломон делал с такой прорвой женщин, а если ничего, то почему он для ровного счета не женился еще триста раз. Вероятно, по причине сугубой мудрости, каковая особо подчеркивалась в сообщении.

В общем-то, Сидорову постепенно вся эта канитель начала надоедать. Он ожидал большего, а дело свелось к тому, что модель тупо следовала канонам священного Писания.

Иванов же заявил во время очередного совещания на высшем уровне, что он это предвидел, и что ягодки впереди. Потому что Писание когданибудь кончится и волей-неволей придется писать новое: Для Сидорова эта мысль явилась откровением, хотя сам Иванов отнюдь не ассоциировался с Иоанном Златоустом, ибо в разговорах пользовался бытовой лексикой и не был склонен к экзальтации.

- А что Сатана? Как-нибудь себя проявляет? поинтересовался Иванов, изложив свой взгляд на перспективы развития,

- Наместник? Нет. Строго выполняет указания, пунктуален до невероятия!

- Ничего, проявит...

- Ой ли? - усомнился Сидоров. - Почему ты решил, что именно его следует ассоциировать с Сатаной. Сатана носитель абстрактного зла, а Наместник нейтрален.