Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

- А я догадался. Слышимость на высшем уровне, особенно когда она истерит. Иди-ка сюда. И больше не трогай телефон. Ты, похоже, звонил в мое отсутствие? Ведь верно? Ну? - он схватил меня за свитер на груди и подтянул к себе. - Что ты творишь? Учти, неприятности будут у тебя, а не у меня... - в голосе его, однако, поубавилось уверенности.

- А где тот сверток? Мой? - спросил я, на всякий случай отворачивая лицо. - Где то, что в нем было?

- Ты это не докажешь, - он вытер свободной рукой вспотевший лоб. - Сейчас вот что. Мы поднимемся наверх и пойдем в мою машину. Там...

- Сразу говорю: к вашему свертку я и не притронусь. Нет отпечатков - не моя вещь.

- С-сука! - он изо всех сил встряхнул меня и толкнул к стене, так, что я впечатался в нее затылком. - Притронешься, куда ты денешься! - он шагнул ко мне, и что-то твердое и ледяное (даже сквозь свитер ощущался неживой холод металла) уперлось в мой живот. Я понял, что это, и почти не испугался, лишь сердце рванулось бежать.

- Сука! - повторил Голес. - Что, папашу наслушался? Он тебе много о своей работе рассказывал? Что - думаешь, я его не помню? Да я при нем семь лет младшим дознавателем бегал, пока он по кабинетам штаны протирал. Я как фамилию твою услышал, сразу понял, чье ты отродье.

Я подумал: убьет или нет? Может быть, убьет, погрузит в машину, как свиную тушу, и вложит в руки сверток с неведомыми листовками, а потом заберет Полину и уедет творить свое правосудие. И ведь сотворит, состряпает дело, раскрутит его на всю страну и получит вожделенные нашивки на рукава...

- Голес, пустите меня, вы же совершаете преступление!

- Пошли, я сказал, - твердый предмет нажал сильнее. - Пистолет я сейчас уберу, но недалеко. Ты спокойно выходишь, идешь прямиком к лифту, мы поднимаемся и садимся в машину. Если по дороге кто-то что-то спросит, молчи. Я сам все объясню. У меня есть полномочия арестовывать кого угодно. И даже здесь, в специальной зоне.

Я отлепился от стены и неуверенно пошел к двери.

- Давай, давай, - подбодрил Голес. - Выходи.

Кто-то приближался с той стороны быстрыми деловитыми шагами, и я медлил, поджидая его ("Господи, помоги мне, пожалуйста, помоги!"), потому что лишь в этой маленькой комнатушке, впритык забитой мебелью, дознавателю было совершенно некуда сбежать. Рискнет ли он стрелять? Вряд ли. Тогда его просто не выпустят, зажмут здесь и порвут на части.

Дверь распахнулась, и на пороге появился свинья Лемеш в расстегнутом белом халате, из-под которого выглядывала полувоенная форма с желтым значком радиоактивности на груди. "Тебя мне не хватало!" - чуть не заорал я прямо в его круглую физиономию, от которой так и разило энтузиазмом. Но Лемеш не дал мне издать ни звука.

- Чего стряслось-то?! - гаркнул он, быстро обскакав взглядом помещение. - Где мелкая?

Я выдохнул, сообразив, наконец, что он - и есть тот человек, которого прислала Мила. Естественно - а почему нет?

- Чего застыл? - сказал мне Лемеш и кивнул на дознавателя. - Это что за хмырь в лаборатории? Э, дядя, документы-то покажи, - он повелительно вытянул вперед ладонь, отодвигая меня, как куклу. - Ты на меня не зыркай, вижу я твою форму, да мне по барабану - я документы хочу. А ты, - его добродушно-язвительные глазки скользнули по мне, - вали-ка в коридор, сейчас Мила придет, будешь с ней объясняться...

Я кинулся бежать, не дав ему досказать фразу.

Сейчас мне кажется, что, веди себя Лемеш как-то по-другому, без агрессии, спокойно и интеллигентно, моя жизнь запросто могла закончиться где-нибудь в Управлении Дознания, в кабинете со столом в виде буквы "Т", и в уголовном деле появились бы лаконичная запись: "Скончался во время допроса от острой сердечной недостаточности". Но мне повезло. Я услышал, как хам и свинья (здорово все-таки, что пришел именно он!) сделал шаг в глубину комнаты, продолжая говорить:

- Ну, ну, ты куда полез, что там у тебя?..

А потом грянул выстрел.

Прежде я никогда выстрелов не слышал, но сразу же догадался, что у Голеса сдали нервы. Это была мгновенная догадка - потому что в следующую секунду пуля срикошетила от противоположной стены коридора и чиркнула меня по щеке, оставив сразу запылавший след. А еще спустя один удар сердца в комнате номер триста семь загрохотало, и Лемеш крикнул: "Ах ты мразь, стрелять вздумал!".

Ко мне по коридору уже топали два охранника в рыжих, как ржавчина, спецовках, а с другой стороны, сжимая у груди руки, бежала в развевающемся халате Мила.

Лемеш выглянул, с досадой потирая ребро правой ладони:

- Аптечка поблизости есть?

- Руку ушиб?! - девушка затормозила возле него и поглядела на меня. - Эрик, что у вас на лице?..

- Руку, руку, - проворчал Лемеш, обращаясь к охранникам. - Я его убил, похоже. Не рассчитал. Он тут палить задумал, еще бы немного - и конец моей черепушке.

Ребята в рыжем вприпрыжку просочились в кабинет, а хам и свинья, которого я уже не считал хамом, а уж тем более - свиньей, неожиданно мне улыбнулся:

- Нет, ты веришь - он палить вздумал!.. - голос его выдал остаток дрожи. - Я чуть в штаны не наложил. Пойду, приму сто грамм в честь подвига. Ой, черт, и правда ведь чуть не наложил... - он заржал. - Вот вони-то было бы!..

Выглянул охранник, с уважением поглядел на Лемеша, пожал плечами:

- Как есть - трупешник. Чем это вы его так?

- Да рукой! - рявкнул мой весельчак, встряхивая в воздухе травмированной кистью. - Руками надо уметь работать, юноша, а не языком! А можно и ногами, если руки заняты. К примеру, напали на тебя в туалете... Ладно. Пошел лечиться, - и он удалился, чуть горбясь, на подгибающихся от пережитого страха ногах.

- Внимание, всем, - громко сказала трансляция над нашими головами. - Специалистам, имеющим допуск по форме сорок три, собраться секторе два! Внимание, всем...

... Я стоял перед огромным зеркалом и прикладывал к ссадине на щеке смоченную перекисью водорода вату. За моей спиной покаянный Борис курил, прислонившись к кафельной стене, и все пытался встретиться взглядом с моим отражением:

- Да ты понимаешь - страшно! Вывел я ее, а она - бежать, и орет при этом: "Он псих, он псих!". Я и испугался.

- Бросил ребенка наедине с сумасшедшим, - заметил я.

- Но ведь ты там был!

- Да он и меня мог... Если бы не ваш Лемеш.

- О-о, это да, - одобрительно покивал Борис. - Он у нас когда-то в войсках внутренней безопасности служил, реакция у него мгновенная... Мила теперь на меня злится, - заключил он. - А у меня к ней намерения серьезные.

- Да? - я обернулся.

- А что? - он неловко усмехался. - Пусть с ребенком, неважно. Я люблю маленьких.

- Кто ж их не любит, - я вернулся к своему занятию. - А Мила как? У нее тоже намерения серьезные?

- Да ну тебя, - он весело отмахнулся. - Ты что! Сдался я ей - она же свой идеал ищет. Так и будет искать... до пенсии.

Не знаю, зачем я прицепился с расспросами - Мила мне хоть и понравилась, но не до такой степени, чтобы совать нос в ее личную жизнь. И все-таки в рассуждениях Бориса меня что-то задело - так, слегка.

- Пойду, - он бросил окурок в круглую урну, - помирюсь, что ли, если она еще не удрала.

Странно все-таки - никакой паники, люди даже пытаются шутить и разговаривать о посторонних вещах. Может, не все еще так страшно, и тревога ложная? Может, и нет здесь никого?..

Я умылся холодной водой, вспомнив вдруг о злосчастной куртке, оставшейся в туалете Управления Дознания - с нее и началась цепь всех этих случайностей. Именно случайностей, которые, сложившись вместе, вызвали какую-то цепную реакцию в моей судьбе, и я не знал, ожидать ли теперь взрыва.

Надо было найти Трубина, все рассказать и попроситься, наконец, на волю. Хватит приключений.

Нервное напряжение немного отпустило - я захотел спать. В подвальном туалете было тепло, вентиляторы нагнетали откуда-то пахнущий машинным маслом разогретый воздух. Я причесался, отряхнул брюки от какого-то приставшего сора и вышел.