Сайт двойников

— Задницу ты умудрился порвать, мать твою, — сердито воскликнул Гречишников, все больше распыляясь от собственного бессилия и олимпийского спокойствия этого придурка. — Мы здесь с тобой одни, слушателей и зрителей нет, так что комедию ломать не перед кем. Придется все же каяться, Сережа, иначе загремишь до скончания века. Вот и ранка твоя от стеклышка. Приличная и приметная, не спрятать и не утаить, — уже с иронией и с сарказмом в голосе произнес нараспев адвокат, закатывая Сергею рукав рубашке на правой руке, тыкая пальцем чуть выше локтя.

Но, ничего в этом месте не обнаружив, адвокат побледнел и испуганно отпрянул от клиента, с трудом вспоминая, какой рукой, и в какую сторону креститься.

— Дьявол, так ты хочешь меня убедить, что рана успела затянуться, а шрам рассосаться? Сергей, ты не желаешь со мной поделиться никакими новостями? Я сразу заподозрил некую чертовщину, но, ни хрена понять не могу в этих твоих метаморфозах. Ты хоть мне чего-нибудь скажи, чтобы я дураком не выглядел. Со мной еще не было в практике такого, чтобы пытался оправдывать очевидного преступника, да еще убийцу. В твоей виновности я с самого начала не сомневался, потому до сих пор никак не могу понять, зачем мы заняли такую гнилую провальную позицию. Иль старею, что позарился на деньги твоей мамаши, настоятельно требующей лишь оправдательного приговора. Не посоветуешь, как мне такого вердикта добиться?

— Говорят, моя маменька еще та штучка! Известная скандалистка и узурпаторша. Терроризирует всю семью, включая и мою. Так что, с ней спорить — себе дороже. Я правильно мыслю?

— Ты спрашиваешь меня? А сам того не знаешь! Поди, знаком получше меня, чего тогда интересуешься? Или мамашу тоже подзабыл свою, хотя, такую забыть захочешь — не получится.

— Мы, по-моему, с вами договорились, что объяснять будете без дополнительных вопросов. Даже если попрошу вас незаметно для окружающих показать мне всех в зале знакомых, которых, как вам представляется, я и сам лучше вашего должен знать. Вполне возможно, что должен, но слегка подзабыл, так и прошу вас побыть краткое время штурманом в этом чужом мире. Не пугайтесь, я здоров, просто есть сомнения в самом себе.

Виктор Афанасьевич насторожился. Опять это глупое идиотское сомнение слегка потревожило сознание. Но такого допустить невозможно, ибо тогда можно самому самостоятельно отправляться к психиатру. Даже вспотел слегка от таких перипетий.

— Что вас так взволновало, Виктор Афанасьевич, что даже в лице изменились? Показалось чего, аль подумалось?

— Вот такие метаморфозы как раз и тревожат, что глюки начинают тревожить, — бросая косые взгляды на Сергея, отвечал адвокат. — До хулиганской выходки Максима я общался с другим подзащитным. Ты извини, но даже интеллектуальный уровень разнится на несколько порядков. У тебя и голос, и тон, и интонация иные. Не поделишься, что произошло в камере одиночке? Тебя не подменили там двойником или близнецом? Случайно про брата близняшку ничего от мамаши не слыхал?

— Виктор Афанасьевич, а вы кому вопрос такой задаете? От какого Сергея ответ получить желаете? По-моему, моя маменька вам платит деньги, и, насколько мне известно, вытрясла всю кубышку. Если бы у нее был в запасе двойник или близнец, то желание тратиться на вас исчезло бы вмиг. Так что, исходить будем из тех позиций, что Сергей у нас один. Второго в природе не было, и нет. В природе этого мира. Надеюсь, что обратная замена невозможна по причине отсутствия того под грудой металла. Мне этих метаморфоз с избытком хватило. А посему будем защищаться, как Брестская крепость. И никаких белых флагов с покаянием и поиском смягчающих обстоятельств. Полная реабилитация. Если произошло именно то, о чем я думаю, а я уверен в своих предположениях, то очень прошу сразу же после начала судебного заседания предоставить мне слово. Я желаю сделать официальное и решающее заявление, что, надеюсь, полностью нас оправдает.

— А со мной поделиться не считаешь необходимым? Мне бы хотелось контролировать процесс.

— Ради вашей репутации предпочитаю временно умолчать о своих замыслах. Хотя на 99,99 % я уверен в успехе. Тот мизер на неуспех списываю на чистую случайность, в которую даже верить не хочется. Ее в природе не должно существовать.

— Серега, ты просто обязан ввести меня в курс дела, чтобы в случае неудачи я успел как-то перестроиться и подхватить твою идею. Провал чреват наихудшими последствиями.

— Нет, не хочется. Давайте расставим по-иному. Если проиграю, чего просто недопустимо, то вину взвалю на себя полностью. А победой поделюсь с вами, выставив ее, как вашу затею.

— Черт с тобой, делай, как считаешь нужным. Но за провал перед мамашей сам оправдывайся. Но потом уже петь будешь под мою диктовку. Мне все равно придется отрабатывать полученные деньги. И тогда я попытаюсь отыскать для тебя максимум смягчающих обстоятельств. Однако, и сейчас было бы разумным ввести меня в курс своих планов. Ты доверился мне, а стало быть обязан сообщать обо всех своих идеях. Только так мы сумеем добиться положительных результатов.

— Извините, Виктор Афанасьевич, но ваш результат меня абсолютно не устраивает. Проделать такой путь сквозь толщу времени и пространства, чтобы лицезреть до скончания жизни стены тюремной камеры, так и затевать не стоило эти эксперименты. Увольте от таких перспектив и избавьте. Вас я оставляю среди своих единомышленников лишь только потому, что нет в этих метаморфозах вашей вины. И виновных мне не придется узнать, поскольку проделали они такой фортель без моего ведома.

И вновь холод ужаса и страха неведомой тайны окутал уже немолодое сердце адвоката. У него не хватало сил и желания спорить и выяснять истину, поскольку он правды уже немного побаивался. И не хотелось. Какие-то импульсы, излучающиеся подзащитным, подавляли его волю, заставляя верить в тот факт, что новоявленный Сергей Митяев сейчас разнесет по кирпичикам, построенную прокурором обвинительную концепцию. Хотя Виктору Афанасьевичу даже невозможно было представить себе такую возможность, поскольку совершенно не ясно, чем и как опровергать неопровержимые улики и доказательства. Но Митяев внушает веру в свою непогрешимость и победу над обвинением. Он сумеет, а как такое получится, ни кого не касается.

Да черт с ним! Этого ведь хотел и добивается сам Виктор Афанасьевич. И если за него работу выполнит сам подзащитный, то успех коснется их обоих. А рейтинг адвоката многократно возрастет. И вновь спрос на его услуги будет таким, как несколько лет назад, когда фамилия Гречишников в суде производила впечатление и вызывала уважение. С его именем ассоциировалась победа и оправдание.

— Ваша честь, — первым слово взял защитник, как и договаривались они с Сергеем. — Позвольте мне еще раз в присутствии суда допросить подзащитного. Он пожелал выступить с заявлением, которое и внесет ясность в дело и подтвердит мои предположения.

— И что нового может сказать обвиняемый? — с сарказмом спросил судья, намекая адвокату на недопустимость повторения аналогий с тем лжесвидетелем, которого не успели выслушать по причине нападения внука погибших на предполагаемого убийцу.

— Митяев Сергей Владимирович сам попросил меня об этой услуге. Он самолично желает произнести некие факты, способные изменить ход следствия, повернув его в иное русло. Так заявляет мой подзащитный. Признаюсь, что и сам не владею той информацией, о чем желает заявить Митяев, так что, заранее приношу свои извинения.

— Виктор Афанасьевич, что это с вами происходит? Или это новая тактика, или стареем? — с ухмылкой спрашивал судья. — Я думаю, что прокурор не станет возражать.

— Обвинение только и ждет от подсудимого такого заявления. И с радостью услышит чистосердечное признание. Пора бы уже закругляться и прекращать ломать комедию, — с облегчением, словно Сергей успел уже признаться, сказал прокурор, удовлетворенно кивая головой.

— Ну что ж, я думаю, что заявление он сможет сделать с места. Не стоит для этого предоставлять ему трибуна, — дал добро судья Борисов, собирая в кучу разбросанные по столу бумаги. Дело, он посчитал, можно закрывать и готовиться к обвинительной речи.