Летописи Нэпэла (СИ)

— Мышка попалась кошке, у мышки острые зубки, у мышки острые когти, бедная, бедная кошка! — малыш продолжал петь свою странную песню. Вессен не слышал и не разбирал слов, он был слишком возбуждён предстоящим кровавым действом.

— Тебе на какой? — прохрипел серийный убийца. Голос его изменился от волнения до неузнаваемости, срывался на каждом слове.

— На восьмидесятый! — ответил мальчик звонко.

Уровень, на котором располагаются кондоминиумы, подумал Вессен.

— Мне тоже туда! — отрывисто сказал он. Набрал на панели управления цифры, нажал кнопку выполнения приказа.

Лифт стал возноситься вверх, всё ускоряясь. Ребёнок достал из заплечного ранца толстый альбом и пучок цветных карандашей, начал увлечённо что-то рисовать, высунув язык из уголка рта. Вессен не смотрел за росчерками карандашей, уставился в сосредоточенное лицо мальчика. Потом прислонился спиной к пульту управления лифтом, отвёл назад руку и остановил лифт между этажей.

— Почему мы стали? — поинтересовался малыш, когда подъёмник замер.

— Не знаю. Наверно, небольшая поломка. Её сейчас устранят, — проговорил Вессен. Медленно, чтобы растянуть удовольствие, вытягивал из внутреннего кармана пиджака здоровенный тесак.

Ребёнок надавил карандашом на бумагу сильнее, чем следовало; графитовый кончик треснул, раскрошившись на рисунке, скатился с листа. Упав на пол, проскользнул в решётку и исчез где-то в шахте лифта.

— Дядя, у меня карандашик сломался! Подточите, пожалуйста-а-а! — заныл ребёнок.

— Конечно! — убийца взял красный карандаш и двумя движениями тесака заострил его. — Возьми! — Вессен протянул карандаш обратно. Руки его вдруг стали дрожать так, что графитовое острие описывало в воздухе неровные круги. Сейчас он мог себе позволить проявление эмоций — ведь они одни, заперты в лифте! Любых эмоций, даже тех, что заставляют кричать от наслаждения, или падать на пол в судорогах экстаза, прямо в лужу крови. В прошлый раз он поставил себя в весьма сложную, но интересную ситуацию: с пятью трупами в застопоренном лифте многоэтажного торгового центра, в то время как толпы людей на всех ярусах ждали, когда подойдёт кабина, а бригады техников трудились над пережжённой им заранее проводкой. Тогда он пошёл на поводу у эмоций, забыл про осторожность. Его уберегла от ареста, — или растерзания толпой, — только находчивость.

Он пытался добраться до вентиляционной решётки, но соскальзывал с зеркальных стен, покрывая их кровавыми разводами. Но из костей вышла неплохая лесенка…

Получив красный карандаш, малыш вновь занялся рисованием. Вессена же разозлило то, что в ответ не прозвучало благодарности.

— Родители не научили тебя говорить «Спасибо»? — спросил он, придвигаясь к ребёнку.

— Мой папа, когда возвращается с работы и начинает чистить пистолеты, — тонким голосом произнёс мальчик, — говорит, что вместо «Спасибо» надо говорить «Чтоб ты сдох». А няня всегда на это ругается.

— А папа что? — задал вопрос убийца.

— Папа смеётся, и начинает затачивать свои метательные ножи.

— Скажи наконец, кем твой папа работает?

— Следователем в Отделе по борьбе с серийными преступниками, — чётко ответил малыш, надулся от гордости, не столько за профессию отца, сколько за то, что выучил сложное длинное название.

— А ведь мы с твоим папой друзья!

Вессен широко улыбнулся, откинул белые волосы со лба, чтобы не испачкать брызгами, сделал несколько шагов к ребёнку, занеся тесак для первого удара, которым хотел только обездвижить жертву, перерубив позвоночник. Мальчик отбросил ранец и альбом, зажав в руках только карандаши с неожиданной ловкостью взбежал на стену до половины и прыгнул убийце на шею, вгоняя острый красный в левый глаз убийце. Глазное яблоко взорвалось, и струя горячей багровой жидкости брызнула на лацканы пиджака. Впервые Вессен выпачкался в собственной крови.

— Не на того напал! — прохрипел мальчик необычным для ребёнка голосом, придвинув своё лицо к самому лицу убийцы.

Вессен выронил тесак, пытался отодрать ребёнка от себя; маленький мальчик продолжал терзать глазницу маньяка карандашом, не вгоняя его слишком глубоко, чтобы не убить.

Серийный убийца рухнул на колени, борясь с ребёнком, под яркой курточкой которого обнаружились стальные шары мускулов.

Альбом лежал на полу; ничем не скреплённые рисунки рассыпались по полу. Вессен увидел уцелевшим глазом картинки, нарисованные ребёнком; на всех была одна и та же картина, только выполненная в разных ракурсах. На одних был изображён он сам, прибитый к потолку лифта разноцветными карандашами, с которых ручьями стекала кровь на стоявшего внизу, раскинув руки, зашедшегося в хохоте ребёнка. На других было изображено его лицо, крупным планом; лицо, обезображенное диким криком от невыносимой боли, которую он причинял другим, но сам ни разу ещё не испытывал. Стенки лифта на всех рисунках были замазаны красным и серым; в глубине разума Вессена возникла страшная догадка, что красной краской станет кровь его носителя, серой — мозг.

— Не ожидал? — проскрипел ребёнок, вгоняя ещё один карандаш, на этот раз зелёный, под сердце убийцы. — Я долго охотился за тобой, и не для того, чтобы убить слишком быстро!

Ребёнок, отступил немного, взялся за свою левую щеку и, проткнув её длинными загнувшимися когтями, начал безжалостно сдирать с себя лицо; под идеально пригнанной маской открывалось новое, изрезанное глубокими морщинами, — или шрамами? — лицо, — нет, морда бешеного зверя.

Вессен сидел, прислонившись к стенке лифта. Его затуманенное болью сознание сосредоточилось на маленькой блёстке, плававшей в луже крови. Она быстро мутнела под действием воздуха. В последнем проблеске разума убийца понял, что это его хрусталик, выкинутый фонтаном крови из изувеченной глазницы.

— Я не дам тебе легко умереть! Нет! — прошипел карлик на ухо маньяку, вгоняя ему в печень и селезёнку ещё два карандаша, синий и оранжевый. — Настал и твой час боли!

Серийный убийца судорожно извивался, а карлик регулировал пальцами растопыренной руки силу нажатия на карандаши.

— Хочешь знать, какой цвет станет для тебя последним? Чёрный! Вот он! — карлик поднёс к искажённому от боли и ужаса лицу серийного убийцы графитовый стержень, словно вытянутый из мрака ночи. — Но до него мы доберёмся ещё не скоро, ведь у меня целая пачка…

— Пришлите группу очистки! — произнёс карлик в рацию, выходя из лифта. — Пусть выбросят эту мразь!

Пронзительный взгляд мёртвого глаза Вессена, серийного убийцы, приколоченного карандашами к потолку, был устремлён в затылок удаляющемуся карлу. Кровь с разноцветных графитовых стержней уже не текла струями, как пару минут назад, а спокойно капала вниз, расплываясь пятнами по рисункам, устилающим пол. Стены кабины… они тоже были изрисованы жуткими, инфернальными двухцветными картинами. Оторванная рука убийцы, ей карлик пользовался как рисовальной кистью, была прибита пятью карандашами нижнего спектра радуги к пульту управления подъёмником.

— Верните шпиль Скутармской башни на место! — рявкнул Елайзэ в телефонную трубку и вбил её в аппарат. Был не в духе, кому понравится когда по его собственному кабинету, — кабинету главы Отдела по борьбе с серийными убийцами! — разгуливает инспектор. Потому и пытался создать видимость работы, чтобы поскорее вытолкнуть неприятного посетителя.

— Почему вы до сих пор не уволили его, или не перевели за бумажную работу? — изрёк наконец военный разведчик Экситон. Прошёлся через весь кабинет ещё раз, и остановился но том конце, заложив руки за спину.

— Если сделать так, то он пополнит ряды маньяков, — с уверенностью произнёс начальник Отдела, перебирая какие-то бумаги. Всё, что попалось под руку — исподлобья, незаметно, смотрел на инспектора.

— Ре уже маньяк! — разведчик резко шагнул на середину кабинета, Елайзэ лишился возможности подглядывать в его лицо. Пришлось поднять голову.

— Маньяк, но он спас Линго, сыграв его роль! Пока карлик на нашей стороне, и на стороне Закона!.. — вскричал Елайзэ, вскакивая из-за стола и ударяя кулаками в стол. Со злобой уставился в лицо Экситона горящими глазами.