Космопроходимцы (вторая часть). Ксеноопера "Жнец, Швец, Игрец" (СИ)

- Па!

Он вздрогнул, проснулся. Сначала скрипнула дверь, потом кто-то сказал: 'Па!' Эми? Откуда он взялся? Жнец ладонью отёр лицо. Жарища. Заснул я, что ли? Светло в комнате, но здесь целый месяц светло, а потом темно девять месяцев. Не разберёшь: утро, день, вечер...

- Па! - сказал Эми. - Ма сказала, чтобы все уже шли ужинать. Папа, ты спишь?

'Ужинать, значит, сейчас вечер'.

- Уже не сплю, - ответил Жнец. - Иди, Эми, скажи ей - сейчас.

- Она ругалась, чтоб сразу. Потому что остынет.

Жнец сел на кровати, пошаркал по полу, ища тапочки, и не нашёл. Куда я их зашвырнул? Рухнул как подкошенный и тут же заснул. Снилось что-то, не помню что. Сон выскальзывает, как обмылок из рук. Она ругалась. Надо идти, иначе парню опять из-за меня влетит.

- Уже иду, - сказал Жнец. - Не надо, чтоб мама остыла.

***

За ужином болтали ни о чём, и после всё никак не могли остановиться. Спиро проводил Жнеца в комнату, уйти не спешил - подпирал дверной косяк; орудовал зубочисткой, поэтому говорил временами невнятно.

- ...соираэсся х'эхать?

- Что? - переспросил Жнец.

- Я так понял, что ты собираешься съехать.

- Даже не знаю. Я подумал, вам с Эми в одной комнате тесно, деньги есть, свободные комнаты у Испанца пока есть, вот я и решил - до начала сезона к нему, а там посмотрим. К Эми буду приходить в мастерские.

- Чего тесно? - спросил, ёрзая на подоконнике, Эми. - И ничего не тесно, правда, деда?

- Нам с Эми не тесно, - подтвердил Спиро. - Нам иногда громко, особенно по вечерам.

- Я буду тихо. Честно. Больше не буду спрашивать. А почему нельзя, чтоб папа просто так приходил в мастерские? Почему для этого надо, чтоб он куда-то съехал? Почему...

- Почему-почему-почему, - передразнил Спиро. - Опять вопросы? А ну-ка марш в постель! Завтра рано вставать; ты не забыл, что нужно мне помочь разобраться с помпой?

- Да! - Эми спрыгнул на пол, хотел сбежать, но что-то вспомнил. - Па, я ещё хотел спросить. Дед, одно слово, всего одно. Ты иди спать, я сейчас.

Спиро вздохнул, проворчал: 'Спокойной ночи. Эми, чтоб через пять минут был в постели. Зубы не забудь почистить', - и вышел.

- Что, Эми?

- Па, а чего мама всё время с тобой про 'Ковчег'? Это же плавучая гостиница, да? Или какая-то другая? Ты же не там был, а искал жёлтый гейзер? Почему тогда она... И почему Лесс говорил Джерри, что Марго ему говорила, что ей рассказывал рыжий Дикки, что какая-то тварь убила на 'Ковчеге' смотрителя?

- Какой из этих вопросов последний? - с улыбкой поинтересовался Жнец. - Ладно, Эми, я пошутил. Это та самая гостиница, о которой мы говорили с мамой. Мама боялась, что я поступлю туда смотрителем вместо Дикки, но это она зря, я в море пока выходить не собираюсь. О твари никто ничего не знает, потому что на 'Ковчег' до открытия навигации никто попасть не может.

- А почему же тогда все они говорили, что какой-то Цим-мер-ман дал это... ин-тер... В общем, он сказал, что сам видел на 'Ковчеге' тварь, и что она убила смотрителя.

- Циммерман? Кто тебе про нёго сказал?

- Не мне, а Джерри. Лесс говорил, я случайно услышал. Он говорил, что Маргошка ему говорила, а ей растрепал её рыжий хахаль-трахаль.

- Что за слова, Эми?

- А что, нельзя? Так его Лесс называет. Ладно, нельзя так нельзя.

- Нельзя верить слухам, - твёрдо сказал Жнец. - Если кто-то кого-то называет чьим-то хахалем-трахалем...

- Это что такое?! - спросила Ксения Вентури. Стояла в дверях, уперев руки в бока. Поза могла показаться угрожающей, будь на Ксении какая-то другая одежда, а не купальный халат. - Хорошим словам ты его учишь. Эми, ты почему до сих пор не в постели?

На риторические вопросы лучше не отвечать. Эми вышмыгнул прочь. Услышав топот и грохот двери, Жнец понял - зубы как были нечищеными, так и остались. Он глянул на Ксению и поспешно отвёл взгляд. Прошёлся по комнате, бормоча: 'Ну конечно, опять я окажусь виноватым. Я же каторжник, альфонс и...' Когда повернулся, увидел - Ксения у окна, а не возле двери, дверь прикрыта. Как будто пришла просто так, подышать воздухом, а не скандал устроить. Обмылок сна ворочался в памяти, рождая неясное раздражение. Не избежать разговора, подумал Жнец. Тело опять выкидывало коленца. Если разговор, зачем было запирать дверь? Зачем красться, зачем... Вопросов не меньше, чем у Эми. Почему Ксюш опять теребит пояс халата, почему теперь он завязан не на двойной узел, а на бант? Почему щёки у неё красные, как в том сне, и шея красная и...

- Зачем ты... - неожиданно низким голосом спросила Ксения. Руки держала на весу, как будто не знала, что с ними делать.

- Тише, - попросил Жнец. - Стены здесь тонкие.

'Зачем я развязываю пояс? Странный вопрос. Потому что хочу это сделать', - думал Жнец, слушая, как где-то очень далеко бубнят голоса: старческий и детский, а где-то совсем близко - живое дыхание, шорох ткани, сдержанный стон. И он перестал думать о том, что было во сне. Явь важнее.

Седьмой стежок

- Зачем? - шепнула Ксения, как будто ничего не случилось. Но ведь случилось. Дышит тяжело, глаза закрыты.

Жнец потянулся с кровати, поднял подушку, пристроил себе под голову. Смотреть на жену приятно - когда она вот так вот рядом неровно дышит с закрытыми глазами.

- Так мне захотелось, - сказал он. - Что в этом плохого?

- Зачем я к тебе шла? - пробормотала Ксения, глянула на Жнеца из-под ресниц, отодвинулась, попросила:

- Задёрни шторы. И свет. Выключи.

- Не хочу. Мне нравится на тебя смотреть.

- Не надо. Нет.

Она прильнула к нему, пряча лицо.

'Странно. Что с ней? Как будто меня стесняется'.

- Дай одеяло. Халат хотя бы. Ну пожалуйста... - просила она.

Халат валялся, где упал - возле окна.

- Ладно, - сказал Жнец.

Он встал, босиком прошлёпал к окну, задёрнул шторы, погасил свет. Заметил - Ксения следила за ним исподтишка. Халат подбирать не стал, тепло в комнате. Улёгшись, нашёл в темноте жаркое, дышащее тело. Повернулся неловко, застонал сквозь зубы. Проклятая калечная рука.

- Тише, - шепнула Ксения. - Подожди. Ляг на спину.

Он послушался.

- Тише, - Ксения приложила к его губам палец. - Ной, скажи...

- Не называй меня так больше. Ной погиб.

- Как же мне тебя называть?

- Никак. Не надо мне имени. Слов тоже не нужно.

- А что тебе нужно?

- Ты.

- Тише, подожди. Не шевелись. А мне нужны слова, иначе я не могу. И не хочу. Зачем тебе я, ты ведь меня не любишь. Забыть не можешь ту свою... Риф назвал её именем. И я тоже не могу забыть. Я помню, как тебя звали, когда ты... был с нею. Хочешь, я будь называть тебя тем, настоящим именем? Но нет. Это ничего не изменит. Я - не она.

- Ксюш...

- Почему ты так меня называешь? Ты никогда раньше...

- Тише. Теперь ты помолчи, говорить буду я, раз ты не можешь без слов. Мне сегодня сказали, что у меня нет прошлого. Это правда. Имени у меня тоже нет. Я не могу тебе объяснить, почему это так, тебе придётся поверить на слово. Но ты ведь слов хотела? Вот тебе слова: я тебя люблю. Поэтому буду называть так, как мне нравится. Раз ты без имени не можешь и без слов...

Она прикрыла ему рот рукой. Шепнула: могу. Какое-то время Жнеца не беспокоило прошлое. Долго ли? Он не знал, это не имело значения. Когда вернулись и стали связываться в цепочки слова, он подумал: это не слабость. Такое бывает только у существа высшего, пятого ментального уровня - время теряет смысл, а памятные события видятся одновременно, во всей полноте взаимных связей. Иллюзия всемогущества. Жаль, это проходит. 'Прошло', - с сожалением подумал он, услышав шёпот:

- Ты изменился. Мне страшно...

Она хотела сказать: 'Ной', - понял Жнец.

- Действительно, как будто это не ты, - шептала Ксения, её дыхание щекотало Жнецу шею. - То есть, ты вроде бы такой же, но... раньше ты никогда не говорил о любви. Раньше мне казалось, что ты меня просто жалеешь, а иногда - что тебе хочется меня убить, но...