Дороги Малого Льва

— Вселиться можно в любое тело, которое пусто. Которое только тело и ничто больше. Эрхам просто не приходило в голову этих младенцев выращивать. Грэф попробовал, у него получилось.

— У него, я смотрю, все получается, — проворчал Эдгар.

— Может, и не все, — усмехнулась Рохини, — но тебя он, кажется, переиграл.

— Ты называешь это игрой? Я вечность простоял в безвременье и лишился любимой женщины.

— И что?

Она продолжала глядеть на него с насмешкой. Чудовищная женщина, убивавшая свою родню. Сама дважды убитая и восставшая из пепла. Разве могла она принять всерьез чужую боль?

— Да ничего, — буркнул Эдгар, — мне плевать на Грэфа. Мне интересно, что задумала ты.

— Поверишь? — мило улыбнулась она, — ни-че-го. У меня уже все есть. Все, что мне нужно.

— Не-по-ве-рю, — тут же ответил он в том же духе.

— А зря! Видишь ли, я ничего не скрываю и предлагаю жить дружно. Не будем друг другу мешать. У вас свои дела, у меня — свои. Вы на Пьелее, я — на Земле. Если бы не ошибка с твоей Аолой, вы бы никогда про меня и не узнали.

— Но ошибка все-таки вышла.

— Да. Вышла. Одна на миллион! Ошибки нужно признавать. Силу соперника тоже. Я это признаю, Эдгар Оорл.

Она как будто забыла, что Эдгар эксперт.

— А как же Руэрто? — спросил он, прислушиваясь к ее чувствам, — тебе до него нет дела?

Как ни странно, мадам осталась довольно спокойна, но предусмотрительно отошла подальше. Она стала прогуливаться между саркофагами, почти вульгарно раскачивая бедрами.

— Ты преувеличиваешь силу материнского инстинкта.

— Тебе даже не хочется его повидать?

— Зачем?

— А Ольгерда Оорла?

Тут она спокойной остаться не смогла. Эдгар почувствовал просто бешеный выброс раздражения и злости. Наверно, Прыгуны бы увидели синее пламя вокруг нее, но он был слеп.

— Он все так же красив, этот любимец прекрасных дам?

Улыбалась она по-прежнему, холодно и фальшиво. Челка скрывала один глаз, но другой метал молнии. Никакой любви к своему божеству у нее явно не осталось, зато ненависти было через край.

— Постарел немного, — сказал Эдгар.

— Так ему и надо, — усмехнулась Рохини, — человеческий век короток. Скоро он совсем одряхлеет. Что может быть противнее дряхлого мужчины?… К тому же меня, да будет тебе известно, больше привлекают женщины. И всегда привлекали. Теперь я могу пользоваться этим в полной мере. Так зачем мне какой-то Ольгерд Оорл?

— Действительно, — проговорил Эдгар, нервно предполагая, осталось ли что-то в этой мадам от Оливии или нет, — а Льюис Оорл? — спросил он на всякий случай.

— Нашел, о чем спрашивать! — пожала плечом Рохини и вдруг закашлялась.

С виду ей было все равно, но он почувствовал вдруг тоску, щемящую тоску, от которой сдавило горло. И нежность. Когда-то она сидела у него в кабинете, заумная толстушка в мужских ботинках и мучилась от неразделенной любви к прекрасному юноше. Эдгар тогда вошел в нее без спроса и почувствовал вот эту самую тоску.

— Льюис теперь директор Центра Связи, — сказал он.

— Знаю, — сдавленно отозвалась Рохини.

— Не женат.

— Тоже знаю.

— Наш Льюис — само совершенство, — подогревал он ее пыл.

— И это тоже правда, — через силу улыбнулась мадам.

— И ты хочешь сказать, что он тебе не нужен?

— А почему он должен быть мне нужен?

— Да потому что ты больше Оливия, чем Сия!

С минуту они стояли в полной тишине, только пощелкивали хронометры, и шуршала вытяжка.

— Конечно, больше, — наконец согласилась она, — именно поэтому я предлагаю вам мир. Я уже не та злобная, мстительная старуха, помешанная на Ольгерде Оорле. Я окончательно переключилась на женщин, так что никто из красавцев-Прыгунов меня не интересует. Из уродов, типа тебя — тем более. Приходи завтра в офис, забирай документы, забирай свою зеленую куклу и проваливай. Давай расстанемся по-хорошему, Эдгар Оорл.

Он никак не мог придти в себя от этой беседы. Солнце палило нещадно, песок забился даже в рот. Он перевернулся на спину и чуть не ослеп от яркого света.

— Послушай, Вилена, я правда урод?

— В каком месте? — засмеялась соседка.

— Ну, не знаю…

— Ты из тех уродов, которые всегда будут нравиться женщинам.

Она наклонилась над ним совсем низко, полураскрыв губы.

— А… а где Аола? — спохватился он.

— Уплыла на середину озера.

— Предупреждаю: я из тех уродов, которых безнаказанно целовать нельзя.

— А я из тех женщин, которые не боятся никакого наказания.

Роман с соседкой в его планы не входил. Женщины давно уже не входили в его планы.

— Кто-то говорил, что любить мужчин — это тяжелая работа, — напомнил он после долгого горячего поцелуя на палящем солнце.

— Разве? — лукаво улыбнулась Вилена, длинные белые волосы щекотали его живот.

— Ну да. И что после мадам Рохини ты любить уже никого не можешь.

Она резко нахмурилась.

— Чем ломаться, ты бы лучше доказал мне обратное.

— Никогда не думал, что мне и тут с ней придется соперничать!

Сначала он сказал себе, что это акт чисто информационный, надо же было знать, чему эта Рохини-Оливия учит своих сотрудниц, но потом понял, что просто соскучился по женскому телу. И по отдыху. Оказалось, что ничего плохого в этом нет. Все очень даже здорово.

— Знаешь что, папа! — заявила Аола за ужином, когда дед Ясон вышел.

— Что? — посмотрел он на нее с пучком лука во рту.

— То! И ты еще читаешь мне мораль! А сам?!

— Послушай, — сглотнул он, — ты, кажется, далеко плавала.

— Я потому и плавала, что все видела!

— Я совсем и забыл, что вы, лисвисы, дальнозоркие.

— Да? А про маму ты не забыл?

— Послушай, это уж слишком!

— Неужели эта белобрысая лучше мамы?