Космопроходимцы (вторая часть). Ксеноопера "Жнец, Швец, Игрец" (СИ)

- О-о! - сказала Лаура.

Жнец глянул на ней мельком, спросил: 'Что с вами?' Она замотала головой, пряча лицо в ладонях.

- Акх-хапри! - с натугой сказал, глядя на неё, Стрикленд. - Акх-кхапри аксакс... Или сколько раз акс?

- Не выражайтесь при дамах, Дерек, - попросил Жнец.

- Что? Что он сказал? - полюбопытствовала Лаура. - Что-то непристойное? Ох, слёзы из глаз от этого коктейля. Как вы его пьёте? Ираклий, не смотрите на меня. Лучше переведите, что он про меня такого сказал.

- Сказал, что у вас прекрасная форма... э-э... это непереводимо. Понимаете ли, названия частей тела не совпадают с нашими.

- Какой хам этот Стрикленд! - возмутилась Лаура. Коктейль произвёл на неё действие, но ещё не в полной мере.

- Чушь! - заявил Эшенден. - Абракадабра. Перестаньте нас мистифицировать.

- Не совсем чушь. Кое-что очень похоже, - пробормотал Руди, листая записную книжку, затем обратился к Жнецу: - Тут у меня расшифровки аудиозаписей, транскрипции. Как он сказал? Мал-кал-веха? Нет, такого у меня нет. Фонетически близко, но...

- Просто у него хромает произношение, - пояснил Жнец. - Он хотел сказать: 'Малкавета, зува. Алзупхрвена.' В переводе примерно так: 'Привет, брат. Дай пять'.

- Мал-ка-ве-та, - повторил Руди. - Такое у меня есть, похоже... Что?! В переводе? Позвольте, вы сказали в переводе? Можете перевести, что он сказал?

- Он сказал: привет брат, дай пять. Ну, вы понимаете, я перевожу не дословно, нет ведь у нас щупалец. Затем он сам себе ответил что-то вроде 'привет семье'.

- Ген-су-кел! - изрёк Стрикленд. - Леир! Пон-няли меня, вы все!

- Это непатриотично, Дерек, - упрекнул Жнец.

- Чушь, чепуха! - возмущённо шипел Эшенден.

- Вы серьёзно? - спросил Руди.

Жнец допил свой скотч, ответил: 'Совершенно серьёзно'. Тело работало великолепно, исчезла скованность, вызванная увечьем, информационный поток лился в мозг свободно. Жнец чувствовал себя Ноем, который в прошлой жизни был головоногим и ещё кем-то. Он получал удовольствие от того, что видит троих разом: захмелевшего Дерека, внимательного Эшендена, прячущегося за маской недоверия, и Руди, не слишком удачно изображавшего удивление. Всех троих. Ему было приятно, что Лаура так близко и что ладонь её...

- Ираклий, - шепнула Лаура, прикрыв ладонью пальцы его руки. - Я ведь не просто так попросила Одри поставить что-нибудь эдакое. Вы танцуете? Раньше вы танцевали, я видела.

'Что она могла видеть? Совсем её не помню. Ной не обращал внимания. Была три года назад несмышлёнышем, сопливой девчонкой'.

- Я не помню, - солгал Жнец.

Полутьма возле эстрады, блюз.

- Зато помню я. Хотела забыть, но не получилось. Пойдёмте.

- Кажется, раньше я танцевал не блестяще, а теперь и вовсе калека.

- Это ничего, - настаивала Лаура. - Никакой вы не калека. Идёмте скорее.

'Она и сейчас ведёт себя как... капризная девчонка, которую не берут в гости'.

- Ладно, - сказал Жнец.

Вставая, Лаура покачнулась, пришлось взять её под локоть. Видимо, липовый дайкири подействовал в полной мере.

- Ираклий, вы вернётесь? - спросил Руди. - У меня к вам предложение.

- Лаура, девочка, ос-сторожнее! Он задушит тебя щуп... пальцами.

'Дерек совершенно потерял человеческий облик', - подумал Жнец. Рудольфу Штайнмайеру он ответил: 'Я вернусь, дождитесь меня, Руди'.

Четвёртый стежок

Мелодия знакомая, думал Жнец. Ной ничего не понимал в музыке, откуда же тогда? Из какой-то прошлой жизни. Как хорошо думается! Вспомнить бы, кем я был, до того как стал Жнецом. Но распыляться нельзя, опасно. Стрикленд всё время провоцирует, Эшенден фальшив, Штайнмайер слишком много знает про язык акуанов. Откуда у него записи и транскрипции? А тут ещё эта девчушка. Он вынужден был опять подхватить Лауру. Оступилась на ровном месте возле эстрады. Полумрак, конечно, и выпитый коктейль, но как-то она слишком. Лаура ухватилась за плечо, повисла.

- Проклятые каблуки, ненавижу их, - пожаловалась она, виновато глядя снизу вверх.

- Зачем же вы их носите? - спросил Жнец, осторожно обхватив талию девушки здоровой рукой.

- Ростом не вышла. Не я их ношу, а они меня. Прямо из стороны в сторону. Или это из-за коктейля?

Танцевать Ной умел, даром что хромоногий. Вести Лауру было легко, необычайно оказалась податливой.

- Но зато, - говорила она, - я могу танцевать с вами, разговаривать и видеть ваше лицо. Мне это нравится. Мне очень нужно поговорить с вами, Ной.

- Как вы меня назвали?

- Так же, как называла вас четыре сезона назад, три сезона назад, два сезона... Всё это время.

- Три года назад вы были... слишком молоды.

- А вы... А вы были слишком заняты. Никогда меня не замечали. Я мечтала: вот я вырасту, взберусь на проклятые каблуки, чтобы быть хоть чуть-чуть ближе, приглашу вас на танец, прижмусь к вам...

- И теперь вы это делаете.

Она льнула к нему. Без судорожного цепляния. Не висла на шее. Обнимала за плечи. Неожиданно сильно. Зал вертелся и раскачивался. Она шептала: 'Да, теперь я делаю что хочу. Я хотела этого три сезона назад, два сезона... Всё это проклятущее время, пока вас носило неизвестно где. Пробовала выбросить из головы, но не смогла. Вы считаете, это слабость? Я становлюсь слабой, Ной, когда думаю о тебе. Ты... 'Она не слаба. Податливой только кажется. Льнёт, притягивает. Тело...' Реакция тела испугала Жнеца. Вышло из повиновения, взбрыкнуло. Слало в ментальную сферу беспорядочные запросы. Что-то вбросило в кровь. К чему-то готовилось.

- Ты считаешь меня глупой? - шептала Лаура. - Пусть так, но я не могу больше ждать. Я хочу...

'Не она глупа, а я. Что ей нужно? Что нужно мне? То же самое желание. Как будто хочу её убить. Сжать крепче, заглянуть в глаза, испытать, действительно ли так податлива'.

- Я хочу сказать тебе, - говорила Лаура. - Пока ты здесь. Потому что не могу больше ждать. Я... Не оставляй меня, Ной.

Не оставляй меня, Ной, сказала Ксения. В комнате желтоватый полумрак, ветер едва шевелит занавески, сезон ветров на исходе. Ксения шепчет: не оставляй, она настойчива, сильна - желание придаёт силы, - но и податлива, нужно поддаться ей, подчиниться движениям, чтобы незаметно перехватить инициативу и взять верх. Тогда она будет делать то, что хочу я, потеряет над собой контроль, не сможет сдержать стон, забудет хоть на миг о том, что перегородка тонкая и может проснуться ребёнок. А после станет податливой как масло. 'Тем утром Ной от неё ушёл. Будь на её месте Надя, может, и не оставил бы. Надю любил, а Ксению всего лишь жалел. Она поняла это утром, сказала: ну тогда ноги твоей хромой чтоб не было в этом доме. А Ною только того и было нужно. Животное. А Надю любил. Любил? Слово специальное изобрели, чтоб оправдать собственную податливость. Эта девчонка думает, что любит Ноя. А что она про него знает?'

- Вы ничего обо мне не знаете, - сказал Жнец, чуть отстранившись.

- Перестань 'выкать'. Это ничего, что не знаю. Я хочу... Я буду узнавать понемножку. Ладно? У тебя теперь найдётся время, ты не будешь так занят, потому что теперь ты для всех не Ной, а Ираклий, но для меня ты всегда будешь...

Рассыпались рояльные аккорды, музыка умерла.

- Кончилась музыка, - сказал Жнец, выпустив талию. Ни на шаг не смог отступить, Лаура не пустила.

- Ничего, сейчас будет ещё. Музыки у меня в запасе много.

Теперь цепляется, заметил Жнец. Думает, что любит Ноя. Он её даже не замечал. А я? Жалость слабое подобие любви, а любовь - всего лишь оправдание слабости.

- Но я ведь занят, - сказал он. - Вы... Ты же знаешь.

- Знаю, - чуть слышно шепнула девушка, опустив голову. - Но ты её бросил. Ты не вернулся к ней, а просто случайно так вышло. Может... ты не очень занят?

Она всё-таки отступила на полшага, заглянула в глаза. Закусила губу, выглядела жалко, пыталась держаться.

- Я очень занят.

- Что же мне делать?!