Вдали от солнца (СИ)

Когда они только-только начали открывать свои лавчонки, наши мастера сильно заволновались, и было отчего. Стала падать прибыль, начали уходить постоянные покупатели. Цех не развалился только благодаря фирменной выпечке, которая готовилась в праздничные дни. Как ни старались свободные пекари, а повторить наши рецепты им не удавалось. Зато эти прохиндеи спустили цены на утренний хлеб до такого уровня, что в один из дней мы не смогли продать ни одной булки. Это могло стать началом краха, если бы не я. В то время мне начали доверять переговоры с поставщиками пряностей. По идее, я должен был помогать мастеру Вермандо, в обязанности которого и входила закупка различных приправ. На деле, переговорами занимался один я, а мастер инспектировал питейные заведения, выбирая, те из них, где работали самые грудастые официантки.

Пока я вёл переговоры, он тискал девок и бочонками пропускал через себя пиво. На похотливого козла Вермандо я не в обиде. Это с его подачи меня отправили искать выход из сложной ситуации, в которой оказался Цех булочников. Поначалу мне было предложено втереться в доверие к кому-нибудь из свободных пекарей и попытаться склонить его к вступлению в наш Цех. Мастера были готовы простить все обиды, забыть о понесённых убытках, лишь бы сохранить своё право торговать по установленным ценам. Свободные пекари тоже получали от этого немалую выгоду, но они предпочли остаться независимыми и не захотели накидывать себе на шею верёвку, за которую в любой момент мог потянуть Совет мастеров из Цеха булочников.

Когда мне стало ясно, что полюбовно с конкурентами не договориться, пришлось вспомнить о

своих старых связях. Ещё в ученичестве, я немало побегал по городу с тяжёлой корзиной, разнося горячую выпечку, и обзавёлся множеством знакомых из самых разных слоёв общества. Связи у меня были повсюду, в том числе и в "лисьей норе". Тому, кто не знает, как там всё устроено, может показаться, что в этом квартале нет ни закона, ни порядка. Они правы, лишь отчасти. Просто там судебное уложение города Энгельбрука не имеет никакой силы.

Правила устанавливают живущие в "лисьей норе" люди, и правила эти, порой более справедливые, чем те, которые написаны юристами в напудренных париках. Постоянно общаясь с людьми, я постиг истину: о человеке нужно знать две вещи. Первое: что он собой представляет на самом деле, и второе: кем он сам себя считает. Этого достаточно для понимания, как и о чём с ним нужно разговаривать, и какие подобрать слова, чтобы не услышать отказ. В этом я деле достиг мастерства. Думаешь, это просто, нанять шайку оборванцев, чтобы они разгромили хлебную лавку конкурента, устроив там сатанинскую пляску? Это только, кажется, что за деньги они готовы сделать всё, что прикажут.

Попробуй обратиться к первому встречному обитателю "лисьей норы", и тебя тут же обманут, а то и ограбят, узнав о наличии денег. Нападение на хлебную лавку - дело хлопотное, и в чём-то даже опасное. Если оборванцы и возьмутся за это, то не факт, что доведут дело до конца и заказчик останется доволен результатом. Когда люди не понимают, для чего их наняли и не получают от работы удовольствия, то деньги никогда не станут для них серьёзным стимулом. Я сумел договориться с обитателями "лисьей норы" и настолько заинтересовать их своим предложением, что потратил меньше средств, чем получил из казны Цеха. И говорю об этом, без всякого смущения, потому что для Цеха булочников это слишком незначительная плата за спасение.

Грета бывала только на улицах, сопредельных с "лисьей норой", и вглубь квартала не заходила ни разу. Так поступало большинство благоразумных жителей Энгельбрука, не рисковавших прогуливаться по этой части города без особой надобности. На границе кварталов находился небольшой рынок, прозванный горожанами "воровским". Здесь действительно продавались разнообразные вещи, которые сменили своих хозяев благодаря ловким рукам любителей поживиться чужим добром.

Вещи с монограммами, гербами, или другими приметными знаками воры реализовывали за пределами городских стен или находили особых покупателей, не склонных задавать лишних вопросов. В открытую продажу поступали только те предметы, на которые не смогли бы предъявить свои права их бывшие владельцы. Желая вернуть утраченную вещь, они были вынуждены приобретать её на воровском рынке, благо цены позволяли это сделать без риска для семейного бюджета. Многих горожан раздражало, что преступники на легальных основаниях занимаются перепродажей краденого имущества.

Формально здешние торговцы не нарушили ни одного закона, и даже платили небольшую пошлину за то, что рынок действует на принадлежавшей городу земле. Жители Энгельбрука, требовавшие запретить торговлю на воровском рынке, так и не получили поддержки в Магистрате. Чиновники уверяли обратившихся к ним заявителей, что рынок будет закрыт после первого же случая продажи предмета, криминальное прошлое которого будет доказано. Это на время успокаивало жаждавших справедливости горожан, а рынок продолжал процветать, собирая дань с тех, кто не позаботился о сохранности своего имущества.

Грета окинула взглядом сидевших с обеих сторон улицы торговцев, пытаясь отыскать того, кто был ей нужен. Последний раз она слышала об этом человеке от своего мужа, но с тех пор прошло слишком много времени, и власть в "лисьей норе" могла смениться. Не обращая внимания на разложенный прямо на земле товар и расхваливавших его торговцев, она двинулась вверх по улице. Возможно, где-то среди выставленных на продажу вещей лежал её кошелёк, который воры умыкнули несколько дней назад, воспользовавшись толкотнёй на выходе из церкви.

В кошельке хранился рисунок, на котором советник третьего класса Колман нарисовал похожую на рыбину башню. О деньгах Грета и думать забыла, а пропажу рисунка переживала сильно, опасаясь, что у неё не хватит слов для описания изображённого там места. Она хорошо запомнила рассказы мужа о нравах обитателей "лисьей норы", поэтому пришла на воровской рынок, без единой монеты в кармане. Несколько раз проходившие мимо люди задевали её плечом в тот момент, когда с противоположной стороны находился другой прохожий, который сразу же бросался на помощь потерявшей равновесие женщине. При этом он задерживал руку на талии несколько дольше, чем требовалось, проверяя одежду на предмет кошелька или зашитых в пояс монет.

Нужного ей человека Грета увидела в самом конце улицы. На низенькой скамеечке сидел седой сморщенный старичок в сильно поношенной одежде, а перед ним были разложены гнутые и проржавевшие столовые приборы. Выглядели они едва ли не старше самого продавца, грустно глядевшего на посетителей воровского рынка. Казалось, он попал сюда совершенно случайно, просто перепутал квартал города и теперь не знает, что ему делать со своим неприглядным товаром. Ни один из покупателей даже не взглянул на кривые железяки, годные только на то, чтобы отдать их даром какому-нибудь кузнецу.

Сдерживая волнение, Грета подошла ближе и сказала:

- Товар слишком хорош, чтобы продаваться в подобном месте. Вы не пробовали предложить его антикварам?

Эти слова не являлись условной фразой. Просто нужно было дать понять торговцу, что перед ним не обычный покупатель. Старичок подслеповато прищурился:

- Да ты понимаешь толк в редких вещицах, красавица. Отчего сама не обратилась в антикварную лавку?

- Люди там несообразительные, не догадываются, чего от них хочет посетитель.

- И чего же хочет посетитель?

- Поговорить за чашкой чая с интересным человеком, - ответила Грета, понимая, что нельзя сразу же переходить к цели своего визита. - Вспомнить прежние времена.

- Отчего ж не вспомнить, - согласился старичок. - Дело хорошее. Что предложишь к чаю, красавица?

- Сожалею, но угощение я с собой не взяла. Покойный муж мой, мастер-булочник Густав, когда-то прекрасно готовил праздничный штрудель. Такого сейчас уже никто не делает.