Апокалипсис отменяется (сборник)

Мы вошли в здание. Зосимова провела меня еще через два КПП, где охрана вежливо, но тщательно проверила документы и карманы, прощупала одежду и даже просветила какой-то штукой кожу. Наконец нас пропустили, но я странно продолжал чувствовать на себе взгляды охраны.

Коридор вильнул влево, по правую руку замелькали двери. Зосимова, что шла впереди, сказала сухо:

— Господин Тюрин, к сожалению, министр культуры не сможет присутствовать на ваших лекциях… ведь это он пригласил вас? — Она повернула голову, вежливо дождалась кивка, хотя я мог поклясться, что она знает происходящее не хуже меня. — Курировать лекции доверили нам — международному отделу ООН.

Я не удержался, воскликнул в удивлении:

— ООН?

Зосимова ответила, не сбавляя шага:

— А как вы думали? Конечно, специально приглашенные специалисты будут внимательно проверять вашу теорию, не нарушает ли она права человека. Журналисты устроили шумиху, и у нас теперь нет права на ошибку.

Я поморщился при воспоминании о журналистке у подъезда. Хотя, конечно, я это предвидел, но все равно неприятно, когда из тебя пытаются вытряхнуть информацию.

— Естественно, что все ваши лекции будут записываться, чтобы потом воспроизвести в Парламенте. Вы же знаете, что послезавтра начинается заседание по вопросу дескриптологии — быть или не быть… если все пройдет… нормально и проект будет принят, вам обеспечено место советника Президента и, возможно, международного консультанта. Повторюсь, ваша работа заинтересовала и западных ученых.

Я подумал, что ослышался, но переспросить постеснялся. А Зосимова вдруг остановилась и качнула головой:

— Ваша аудитория, господин Тюрин. Помните — все в ваших руках.

Save 0.2

Мои пальцы коснулись дверной ручки, сжали до хруста суставов. Сердце колотится, от волнения не хватает воздуха.

«Все будет нормально, — как мантру, повторил я. — Все будет просто отлично!»

За дверью аудитории скомканный гул десятков голосов. По словам Зосимовой, там собрались как профессора, так и вчерашние студенты, из наиболее перспективных. Последних, конечно, большинство, что и понятно — молодые кадры более гибки в обучении, да и нужны всем.

Я глубоко вздохнул, задержал дыхание. Через пару секунд сердце почувствовало нехватку кислорода и неохотно сбавило темп.

Зосимова, полковник каких-то спецслужб, уже не разберешь, чьих именно, почувствовала заминку. На бесстрастном лице а-ля викторианская матрона арктический мороз сменился простым холодом, что равнозначно симпатии. Она неохотно разлепила тонкие губы, сказала безразлично:

— Я уверена, господин Тюрин, все пройдет нормально.

Я кивнул, сказал с благодарностью:

— Спасибо.

Мне почудилось, что она сейчас отдаст честь. Но Зосимова лишь коротко кивнула и зашагала прочь, по-армейски печатая шаг. Я проводил сухопарую фигуру взглядом, еще раз вздохнул и толкнул дверь.

Аудитория качнулась навстречу, оглушая разнобойными голосами. Я успел мельком оценить первоклассный ремонт, высокие потолки, широкие стереоскопичные окна. На бежевых стенах видны щели кондиционеров, вместо допотопной доски — тач-пад монитор, на рядах парт ноутбуки.

— Доброе утро, господа дескриптологи! — сказал я громко, направляясь к кафедре.

Аудитория затихла, с интересом рассматривая преподавателя. Я против воли покосился на свое отражение в экране выключенного монитора-доски. С раздражением отметил, что в костюме похож то ли на удачливого бизнесмена, то ли на исследователя западных стран, что одно и то же. А нам всем не хочется признаваться, что интеллектуальная работа приносит деньги, уж слишком бытует мнение о бедности писателей… Одно хорошо, такой образ вызывает доверие.

Чувствуя себя неуютно под прицелами взглядов, я вынул ноутбук из портфеля — пластиковую трубку, сантиметров тридцать в диаметре. Мазнул пальцем по сенсорной панели, в воздухе вспыхнул экран загрузки, на поверхность кафедры спроектировалась виртуальная клава.

Я поднял глаза. В аудитории человек сорок, в большинстве молодые парни и девушки, но есть и несколько седых мужей. Странно, но молодежь смотрит с интересом, в то время как седые доктора и профессора наук буквально прожигают неприязненными взглядами. Отметив это, я сказал громко:

— Для начала — давайте знакомиться. Меня зовут Игнат Афанасьевич Тюрин, писатель-социолог… Конечно, вначале пару слов о предмете лекций, дескриптологии, вашей, я надеюсь, будущей профессии.

Я сделал паузу, но аудитория молчит, кто внимательно слушает, кто торопливо записывает. Сверившись с текстом на экране ноутбука, я заговорил, постепенно входя в раж и успокаиваясь:

— Сингулярность наступает уверенно и, как сказал бы писатель, неотвратимо. Все вы об этом знаете, будучи самым долгоживущим поколением. Не в смысле срока жизни, а по количеству прожитых эпох. Раньше сотни поколений сменялись, прежде чем наступала новая эпоха. Теперь же сменяется сотня эпох на одно поколение. Например, была эпоха техмеханики. Вы все о ней знаете: механические часы, пороховое оружие, телеграф, паровоз, обработка металлов давлением. На смену пришла эпоха электроники, что сменилась необычайно быстро. Потом эпоха Интернета, свобод, секса, бескровных войн… И сейчас, друзья мои, мы имеем честь жить в эпоху нанотехнологий и генной инженерии. Она обещает нам несказанные блага, как то: продление жизни, второй шанс на полноценную жизнь для инвалидов, спасение для стариков и… к сожалению, новые развлечения. Финансовые структуры — самый скоростной потребитель. Любая новинка выхватывается с конвейера, и предприимчивые дяди уже ищут возможность использовать ее для интертейменд… примеров масса, не только киборги для воспитания детей и удовлетворения сексуальных потребностей…

Послышались смешки, на лицах слушателей появились таинственные улыбки.

— Таким образом, мы подходим к порогу дескриптологии. Мир движется вперед слишком быстро, чтобы продолжать работать по старой схеме жизни — работа-развлечения-сон. Уже сейчас опыты по расширению сознания и сеттлеретике начинают приносить плоды. Киборгизация быстро отдаляет человека-киборга от нормалов, и, кстати, не в пользу последних. Люди с расширенным сознанием удерживают десятки линий мышления, их мозг постоянно создает все новые и новые нейронные связи, наделяет новым умением… Когда исследователи поднимут эту планку еще выше… неизбежен кризис. Не все поддерживают киборгизацию, не у всех достаточно средств для получения заветных гаджетов. Что тогда? Неминуемый раздел общества на первый сорт и второй, худший? Революции? Войны?

Я обвел взглядом слушателей, с удовлетворением отметил в глазах бешеный ток мыслей. Люблю, когда за мной успевают.

— Многие придерживаются мысли, что пусть все идет своим чередом. Мол, те, кто сейчас упускает время в развлечениях и плотских удовольствиях, отомрут сами. А более жизнеспособные, умные и талантливые, цвет человечества, поднимут очистившуюся цивилизацию еще выше. Но, поступая таким образом, мы допускаем сразу три ошибки. Первое, следующее поколение также будет проходить «чистку от лентяев», а нам нужны все ресурсы, я имею в виду людей, конечно. Второе, мы упускаем из виду тот факт, что после тяжелого труда человеку всегда нужен отдых. А тяжелый труд не всегда физическое изнурение. Многих подкашивают нестабильные ситуации в семье и в стране. А после долгого и качественного отдыха наступает прилив сил. Смотрим первый пункт… и, наконец, третья ошибка, — мы фактическим безразличием своим попустительствуем геноциду, пусть и частичному. Никакой лентяй не заслуживает выброса на обочину. Его жизнь — отражение нашей…

В горле запершило. Я отпил из стакана минералки, пытаясь угадать реакцию слушателей. Но аудитория в молчании ждет продолжения. Я откашлялся, продолжил со вздохом:

— Но, скажете вы, как же достали вечно пьющие соседи, бомжи, наркоманы и преступники! Они не только прожигают свою жизнь, но и отнимают наше время и деньги у государства на их лечение и реабилитацию.