Единоборец

и получишь свою конфетку, – предупреждает она напоследок.

Голос исчезает, и его снова сменяет музыка. Колоссальное вращающееся полушарие пересадочной станции уже совсем близко. Я тихонько бужу Клару, она открывает глаза.

– Я так устала, – говорит она. – Ты с кем-то говорил, или мне это снилось?

– Тебе снилось. С кем я могу говорить? Сейчас мы поднимемся на скоростную дорогу. Пристегни ремень.

Она послушно пристегивается. Шоссе ныряет вниз, в тоннель, и через минуту мы оказываемся внутри исполинского шара. Это пересадочная станция.

Скоростная дорога, куда мы собираемся попасть, представляет собой широкую изогнутою полосу, которая движется без остановок и почти без поворотов. Ее скорость триста двадцать километров в час. Эта скорость никогда не меняется. Плюс двести тринадцать наших километров, итого получается больше пятисот. Когда-то с такой скоростью летали самолеты. Для наземного транспорта это достаточно хорошо: скоростными дорогами обычно пользуются для поездок на одну или две тысячи километров, например, ездят на морские курорты. За день можно съездить в оба конца. А для более дальних поездок есть космический челнок и даже гиперпространственный тоннель, который, впрочем, немыслимо дорог. Множество скоростных дорог соединяют между собой все крупные города; четырнадцать таких дорог рассекают на секторы огромную территорию столицы, но километрах в пятидесяти от центра уходят под землю. Одна из пересадочных станций видна прямо из окон моего дома. Это вращающийся шар, скользя по внутренней поверхности которого, машина плавно набирает скорость, а затем выходит на полотно движущейся трассы.

Наша машина попадает на входную платформу и останавливается. Ее колеса плотно фиксированы. Платформа начинает медленно скользить от центра вращения к периметру шара, при этом скорость увеличивается, и нас заметно прижимает к креслам. Полуторная перегрузка. Внутренность шара выглядит довольно странно, но просто потому, что глаза привыкли к плоскостным перспективам. Несколько машин кажутся висящими прямо на потолке, в трехстах метрах над нами. Они въехали в станцию почти одновременно с нами, но оказались на противоположной стороне шара. Темно-зеленый голландский «Дафик» и гоночная модификация «Москвича». Москвич ярко-голубой с блестящими красными наклейками, выглядит как попугай. Наша платформа плавно подъезжает к периметру, и мы попадаем в короткий тоннель. Вот и все: мы на дороге. Движущаяся полоса километровой ширины висит в нескольких метрах над землей. Здесь сто двадцать полос движения. Совершенно незаметно, что дорога движется со скоростью, немыслимой для наземного транспорта еще каких-нибудь сто лет назад: воздух над нами тоже движется, причем так, что не ощущается никакого ветра. А на центральных, самых скоростных полосах, созданы дополнительные потоки попутного ветра. Изогнутые борта дороги не позволяют видеть окружающий пейзаж; зато редкие облака, подсвеченные лунным сиянием, улетают назад так быстро, как будто их втягивает гигантский космический